Юбилейный год 190-летия со дня рождения Федора Михайловича Достоевского - особый повод поговорить о его творчестве на страницах нашего издания.
13 декабря в Государственном музее К.А. Федина состоялся литературный вечер памяти Достоевского «Человек есть тайна...». В нем принял участие настоятель храма в честь Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня города Вольска протоиерей Михаил Воробьев, который выступил с докладом на тему «Ф.М. Достоевский и апостол Павел: Благовестие христианской свободы в творчестве Достоевского». Затем совместно с заместителем директора музея Е.А. Мазановой отец Михаил возглавил работу круглого стола по теме вечера. Мы попросили его ответить на несколько вопросов о самом мероприятии и о докладе.
- Отец Михаил, почему Вы выбрали такую тему для своего выступления и как давно ею занимаетесь?
- Специально изучением творчества Достоевского я не занимаюсь. Однако, начиная с ранней юности, каждый год прочитываю один-два его романа. В результате такой многолетней «жизни с Достоевским» у меня сложилось достаточно ясное представление о мировоззрении писателя, многие его герои просто сделались близкими людьми... Ну а тема? Мне кажется, что многие забыли одну очень важную христианскую мысль о нашем долге быть свободными. В Новом Завете о нем постоянно напоминает апостол Павел. В его Посланиях настойчиво повторяются три понятия: вера, любовь и свобода, причем каждое имеет полное, неущербное существование только в неразрывной связи с двумя другими. Достоевский с той же последовательностью защищает достоинство личной свободы. В его понимании - это священный дар и одновременно священный долг. Свобода может быть неправильно понята, неправильно употреблена и даже может привести к гибели... Но без личной духовной свободы, без ответственного личного выбора - человека нет вообще! Самое яркое в этом отношении Послание апостола Павла к Галатам выдающийся русский библеист двадцатого столетия профессор Н.Н. Глубоковский назвал «благовестием христианской свободы». Думается, что, нимало не погрешая против истины, благовестием христианской свободы можно назвать все творчество Достоевского.
- На литературном вечере речь шла об антропологии Достоевского. В чем, по Вашему мнению, она заключается?
- Взгляд Достоевского на природу человека вполне традиционен. Кратко его можно выразить словами святителя Василия Великого: человек - тварь, получившая повеление стать богом. Это означает, что человек является носителем образа Божия, который может сделаться почти неразличимым из-за многочисленных наслоений греха, но никогда не будет окончательно уничтожен. Об этом - Притча о блудном сыне; об этом, например, говорится и в «Записках из Мертвого дома». Более того, образ Божий в человеке имеет способность развиться до богоподобия, максимально возможного для сотворенного существа.
- Насколько близок был Достоевский в своем понимании образа Божия в человеке к святоотеческой традиции?
- Русский религиозный философ Н.А. Бердяев упрекал Достоевского в том, что его религиозность не совпадает со святоотеческой. Но вот философ, богослов протоиерей Василий Зеньковский отмечает неточность этого мнения, которое опровергается хотя бы вполне оптимистическим отношением писателя к человеческой природе и возможности ее преображения под воздействием всепобеждающей Божественной любви. На мой взгляд, писатель Достоевский, как и христианин Достоевский, твердо стоит на святоотеческой позиции, прежде всего в области антропологии. Так, вполне по-святоотечески, решает Федор Михайлович главную проблему: в чем, в каких качествах, в каких свойствах, фундаментальных параметрах заключается образ Божий в человеке. Если святые отцы единодушно говорят о том, что образ Божий в человеке так же бесконечен, как и Первообраз, то и Достоевский изображает человека в таком многообразии желаний, влечений, чувств и страстей, что сам же поражается нарисованной им картине и устами одного из своих героев предлагает несколько сузить эту фантастическую широту. Если святитель Григорий Нисский говорит о невозможности полного и достоверного самопознания как следствии принципиальной непостижимости Божества, то и Достоевский едва ли не в каждом своем романе приоткрывает завесу над страшной иррациональностью человеческого характера, его непредсказуемостью и парадоксальностью. И если святой Макарий Великий утверждает, что главной характеристикой образа Божьего в человеке является его личная свобода, то и Достоевский усматривает в свободе последнюю глубину личности, без которой человека нет вообще.
- В чем же сближается Достоевский с апостолом Павлом?
- Прежде всего, в понимании свободы как некоторого нравственного императива. Человек обязан быть свободным. Вспомните: К свободе призваны вы, братия... (Гал. 5, 13); ...стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства (Гал. 5, 1); ...вышний Иерусалим свободен: он - матерь всем нам (Гал. 4, 26).
Второе, чем близок Достоевский апостолу Павлу, состоит в предостережении от понимания свободы как своеволия. Читаем в Послании к Галатам: К свободе призваны вы, братия, только бы свобода ваша не была поводом к угождению плоти (Гал. 5, 13). Угождение плоти - это и есть своеволие, так как в терминологии Нового Завета плоть - это не одно только тело, а личность, ипостась, включающая в себя все, что присутствует в человеке, кроме природы. Федор Михайлович свободе-своеволию противопоставляет высшую нравственную свободу, которую Блаженный Августин определял как свободу от греха, нравственную невозможность грешить. В точном соответствии с Августином Достоевский отмечает в одной из записных книжек: «Я не хочу такого общества научного, где бы я не мог делать зла, а такого именно, чтобы я мог делать всякое зло, но не хотел его делать сам».
Третье, что сближает писателя с апостолом Павлом, это уверенность в том, что нравственное возрождение человека совершается только силой любви. Единственный герой Достоевского, который оказывается способным к нравственному возрождению, это Раскольников, которого спасает любовь Сони. А вот Ставрогин - это Раскольников, который не встретил свою Соню. И хотя у него была Даша, готовая, как собачонка, бежать за «гражданином кантона Ури», «угождение плоти» доходит до какой-то точки невозврата, когда даже любовь не в силах пробудить совесть, о которой в Великом Покаянном каноне Андрея Критского сказано: «еяже ничтоже в мире нужнейше». Достоевский абсолютно солидарен с апостолом Павлом, видевшим в любви проекцию Божественного бытия на плоскость человеческой жизни: Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится (1 Кор. 13, 8). Любовь, осуществленная в земной жизни христианина, останется и в пакибытии, в Царстве Небесном, хотя все остальные категории земного бытия, даже такие необходимые, как вера и надежда, претерпят изменения и как ненужные исчезнут: когда же настанет совершенное, тогда то, что отчасти, прекратится (1 Кор. 13, 10).
- Литературный вечер, в котором Вы участвовали, назывался «Человек есть тайна...», и мы знаем, что Достоевский всю жизнь занимался тем, что разгадывал ее. На Ваш взгляд, это ему удалось? Почему?
- Считаю, что в очень большой степени удалось! В годы моей молодости был очень популярен американский писатель Курт Воннегут. Один из его героев Килгор Траут, тоже писатель, можно сказать, альтер эго самого Воннегута, замечает: «Кроме Библии, для того чтобы знать о жизни все, нужно прочитать только одну книгу - «Братья Карамазовы». Я полностью согласен с этим суждением, только слово «прочитать» я заменил бы словом «читать». Все-таки при каждом прочтении любого произведения Достоевского открывается что-то новое... Но самое главное достижение писателя - это именно доказательство того, что в физике называется принципом неопределенности. Человек может быть познан только с известной долей неопределенности, говоря словами апостола Павла, как бы сквозь тусклое стекло, гадательно (1 Кор. 13, 12). И эта иррациональность человека, иррациональность его личности, ипостаси есть иррациональность его свободы. Говоря проще, Достоевский литературно доказал теологумен святителя Григория Нисского: «полное и достоверное познание личности невозможно, так как невозможно полное и достоверное познание Божества». Или еще проще: человек есть тайна, так как он является образом Тайны.
Материал подготовила Инна Стромилова
Газета "Православная вера" № 24 (452), декабрь, 2011 год
Материал опубликован на сайте Православие и современность
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=58889&Itemid=5
