Двенадцатого января 1945 года началась Висло-Одерская наступательная операция Красной Армии. Согласно замыслу Ставки Верховного Главнокомандования, целью операции был разгром немецких войск в междуречье Вислы и Одера, что создавало необходимые стратегические предпосылки для нанесения удара по Берлину и окончательного сокрушения фашистской Германии.
В первый же день проведения Висло-Одерской операции наши войска добились значительных успехов. Немецкая оборона по линии Вислы была взломана и подвижные части Красной армии устремились в прорыв на оперативную глубину. Немецкий генерал Курт Типпельскирх вспоминал: «Удар был настолько сильным, что опрокинул не только дивизии первого эшелона, но и довольно крупные подвижные резервы, подтянутые по категорическому приказу Гитлера совсем близко к фронту. Последние понесли потери уже от артиллерийской подготовки русских, а в дальнейшем в результате общего отступления их вообще не удалось использовать согласно плану».
Наступление советских войск развивалось стремительно и неудержимо. Особенно крупного оперативного успеха достиг 1-й Белорусский фронт (командующий - Маршал Советского Союза Г.К. Жуков): 31 января 1945 года передовые подвижные части 5-й ударной армии с ходу форсировали Одер и захватили плацдарм в районе Кинитц - Нойендорф - Рефельд.
От этого плацдарма, весьма удобного для развития крупномасштабного наступления, до Берлина оставалось всего 70 километров.
Какова же была в тот момент обстановка на берлинском направлении? Следует отметить, что германское верховное командование изначально совершило самоубийственный просчет: главные ударные силы вермахта в момент генерального наступления советских войск оказались скованы затяжными и бесперспективными боями на Западе. Начальник Генерального штаба вермахта Гейнц Гудериан, точно предвидевший наше наступление, так и не смог добиться своевременной переброски войск на берлинское направление, о чем он оставил убедительное свидетельство в своих воспоминаниях: «Большую опасность представляло собой противодействие Йодля моим требованиям перебросить основные силы на восток. Йодль видел, что Арденнское наступление увязло, но считал, что продолжение атак в неожиданных для противника местах приведет к ряду локальных побед, которые в итоге сломят западных союзников». Примечательно, что за считанные дни до начала Висло-Одерской наступательной операции советских войск группа армий «Центр» осталась без резервов. Как вспоминал Гудериан: «25 декабря Гитлер, не поставив меня в известность, приказал перебросить эсэсовский танковый корпус Гилле из района севернее Варшавы, где он находился за линией фронта к качестве резерва группы армий, в Венгрию. Такой безответственный шаг еще более ослабил наш и без того растянутый фронт и привел меня в совершенное отчаяние. Лишь двенадцать с половиной дивизий остались на весь 1200-километровый фронт».
Более того, даже после начала советского наступления на Берлин в Ставке фюрера не было принято решение о немедленном усилении немецкой группировки на берлинском направлении. По свидетельству начальника оперативного отдела ОКВ Вальтера Варлимонта: «Когда противник подтянул крупные резервы на борьбу с прорывом немецких войск в Эйфеле, в Ставке решили провести наступление в Эльзасе. Прежде, чем эта наступательная операция (кодовое название «Северный ветер») началась, Гитлера долго не могли заставить прийти к выводу, что продолжение операции в Арденнах не имеет перспектив на успех. Всякое продвижение в Эльзасе тоже вскоре застопорилось. Только 16 января 1945 года Гитлер признал, что всем его амбициозным планам на Западе пришел конец».
Однако главный ударный кулак - 6-я танковая армия СС Зеппа Дитриха - в середине января начала передислокацию в Венгрию для подготовки к наступательной операции в районе озера Балатон. Таким образом, Берлин остался открытым для удара советских войск, уже вышедших на Одер.
Советское командование ясно видело открывавшиеся широкие перспективы для дальнейших действий войск на берлинском направлении. 28 января 1945 года штаб 1-го Белорусского фронта направил в войска следующие указания: «Военным советам всех армий, командующим родами войск и начальнику тыла фронта. Противник перед 1-м Белорусским фронтом каких-либо крупных контрударных группировок не имеет. Противник не имеет и сплошного фронта обороны... Задачи войск фронта - в ближайшие 6 дней активными действиями закрепить достигнутый успех, подтянуть все отставшее, пополнить запасы до 2-х заправок горючего, до 2-х боекомплектов боеприпасов и стремительным броском 15-16 февраля взять Берлин». Интересно, что двумя днями ранее штаб фронта направил в Ставку ВГК предварительные расчеты планируемых в феврале наступательных операций. Суть их сводилась к следующему: 30 января 1945 года войска должны выйти на рубеж Ландсберг - Грец, подтянуть тылы и 1-2 февраля форсировать Одер. Далее предполагалось развивать непрерывное наступление с целью обхода Берлина главными силами фронта в северо-западном направлении. При этом войска левого крыла должны были нанести удар непосредственно по столице Германии. 27 января Ставка ВГК утвердила предложения Военного Совета 1-го Белорусского фронта.
28 января свои соображения о дальнейшем ходе действий на берлинском направлении отправил в Москву командующий 1-м Украинским фронтом Маршал Советского Союза И.С. Конев. Замысел командования фронта предполагал разгром бреславльской группировки противника, обход Берлина в юго-западном направлении и достижение к исходу 25-28 февраля линии реки Эльба. Правому крылу войск фронта ставилась задача во взаимодействии с левым крылом 1-го Белорусского овладеть столицей Германии.
Итак, в результате блестящего проведения Висло-Одерской наступательной операции наши войска создали необходимые предпосылки для нанесения решающего удара по врагу. Путь на столицу фашистской Германии был открыт. Немцы ничем не могли заткнуть зияющие дыры в своей обороне на главном стратегическом направлении. А советские войска на Берлин не пошли. Почему?
Если перед фронтом войск Жукова противник не располагал крупными силами, то над их правым флангом, из Восточной Померании, угрожающе нависала группа армий «Висла». В её составе находились 2-я и 11-я немецкие армии. Поскольку 1-й Белорусский фронт к тому времени продвинулся далеко на запад, а 2-й Белорусский увяз в Восточной Пруссии, правый фланг войск Жукова растянулся более чем на 300 километров. Начальник Генерального штаба вермахта Гудериан предлагал провести наступательную операцию против 1-го Белорусского фронта: «С учетом общей ситуации я решил попросить Гитлера атаковать русский клин, достигший Одера на участке между Франкфуртом и Кюстрином; этот клин был все еще уязвим с флангов, если напасть с юга - с линии Глогау-Губен и с севера - с линии Пиритц-Арнсвальде. Я надеялся таким образом защитить столицу и внутренние районы Германии». Советское командование ясно видело угрозу фланговых ударов противника. Генерал армии С.М. Штеменко вспоминал: «Генеральный штаб получил сведения о намерении немецко-фашистского командования воспользоваться невыгодным при обороне положением выдвинувшихся вперед армий 1-го Белорусского фронта и отсечь их встречными ударами на юг - из района Арнсвальде в Померании и на север - с рубежа Глогау-Губен в Силезии. Ставка, Генштаб, Военные советы фронтов снова и снова сопоставляли наши возможности с возможностями противника и в конечном счете пришли к выводу: не накопив на Одере достаточных сил, мы не можем бросить свои армии на столицу Германии. Риск в данном случае был неуместен». В итоге было принято решение отложить наступление на Берлин. Главные силы 1-го Белорусского фронта были перенацелены на Восточную Померанию.
В 1965 году были опубликованы воспоминания Маршала Советского Союза В.И. Чуйкова, вызвавшие ожесточенную полемику среди ведущих полководцев Великой Отечественной войны. Предметом полемики стало безапелляционное заявление Чуйкова о том, что наши войска упустили возможность взять Берлин в феврале 1945 года и тем самым закончить войну на 2-3 месяца раньше. Маршал Чуйков, в то время командовавший 8-й гвардейской армией 1-го Белорусского фронта, утверждал, что решение Ставки прекратить наступление на главном стратегическом направлении и перенацелить в решающий момент войска на удар по немецкой группировке в Восточной Померании было огромной и непоправимой ошибкой.
«Что касается риска, - писал Чуйков, - то на войне нередко приходится идти на него. Но в данном случае риск был вполне обоснован». Излишне говорить о том, какую бурную реакцию вызвала эта публикация со стороны Жукова, Штеменко и ряда других советских военачальников.
Несомненно, вопрос о взятии Берлина в феврале 45-го далеко не закрыт. Для ответа на него, прежде всего, следует объективно разобраться в обстановке, сложившейся в тот момент на берлинском направлении. Что же там происходило?
В своих воспоминаниях маршал Жуков отмечал: «В первых числах февраля стала назревать серьезная опасность контрудара во фланг и тыл со стороны Восточной Померании по выдвигавшейся к Одеру группировке 1-го Белорусского фронта». Понятно, что при проведении подобной операции решающее значение имел фактор времени, которое работало на нас. Начальник военной разведки генерал Гелен докладывал Гудериану, что на Одер ежедневно прибывают по четыре русские дивизии. Но из-за разногласий с Гитлером и чехарды в командовании группы армий «Висла» начальник немецкого Генштаба драгоценное время потерял. Немцы смогли подготовиться к наступлению только 16 февраля. Но к тому времени войска 1-го Украинского фронта успешно осуществили превентивную операцию - Нижне-Силезскую. Генерал армии Штеменко отметил: «Нижне-Силезская операция 1-го Украинского фронта с самого ее начала развивалась очень успешно. Район Глогау был очищен от противника. После этого задуманный немецко-фашистским командованием встречный удар получиться уже не мог, поскольку враг безвозвратно потерял здесь исходные рубежи, а его силезская группировка потерпела серьезное поражение».
Сделаем первый важный вывод. Весь замысел Гудериана был основан на идее срезать русский клин на Одере двумя ударами по сходящимся направлениям. С разгромом в районе Глогау идея такой операции теряла смысл. Без поддержки со стороны ударной группировки из состава группы армий «Центр» не могли быть успешны действия ударной группировки группы армий «Висла». Конечно, сама по себе группа армий «Висла» представляла собой серьезную силу. Советское командование с этим считалось и принимало меры. Какие? Вполне адекватные, что ясно видно из воспоминаний маршала Жукова: «Для того, чтобы оградить главные силы фронта, выдвигавшиеся к Одеру, от возможных ударов противника со стороны Восточной Померании, было решено развернуть фронтом на север 3-ю ударную армию, 1-ю армию Войска Польского, 47-ю, 61-ю армии и 2-й гвардейский кавкорпус». Причем ниже, полемизируя с Чуйковым, Жуков утверждал, что «можно было бы пустить обе танковые армии и 3-4 общевойсковые армии на Берлин... но противник ударом с севера легко прорвал бы наше прикрытие». А ведь в это самое прикрытие входили четыре армии. Разве воины героической 3-й ударной и гвардейцы-кавалеристы позволили бы врагу легко прорваться?
Все точки над «и» в данном вопросе поставил контрудар, все-таки предпринятый немцами 16 февраля 1945 года. Однако Гудериан поставил перед своими войсками куда более скромную задачу: «Предпринять локальное наступление из района Арнсвальде с целью занять Померанию и восстановить сообщение с Западной Пруссией». То есть, непосредственно на берлинском направлении угрозы советским войскам уже не было. Но из-за растянутости правого фланга 1-го Белорусского фронта немцам удалось отбросить наши войска на 12 километров к востоку. Именно в этот момент советским командованием была совершена непоправимая ошибка: локальный успех немцев заставил штаб фронта принять решение о переходе к обороне на берлинском направлении и переброске главных сил на север для проведения наступательной операции в Восточной Померании. Заметим, что к исходу 18 февраля наступление немцев захлебнулось в нашей стойкой обороне. И в дальнейшем немцы уже не решались пробовать её на прочность.
Снова возникает вопрос: зачем понадобилось поворачивать главные силы 1-го Белорусского фронта для наступления в Померании, если выделенные в прикрытие войска были вполне способны сдержать противника?
В распоряжении командующего фронтом имелись не входившие в прикрытие 2-я гвардейская танковая, 5-я ударная, 33-я, часть сил 69-й, 8-й гвардейской и 1-гвардейской танковой армий. Что помешало собрать их в ударную группировку и бросить на открытый для удара Берлин?
Прежде всего, на завершающем этапе войны постоянно нарастала тенденция влияния большой политики на военные решения. Об этом прямо писал в мемуарах генерал армии Штеменко: «Именно в это время руководство фашистской Германии нащупывало почву для заключения сепаратного мира с США и Англией и плело интриги с целью поссорить союзников. В такой обстановке, накладывавшей особую историческую ответственность за каждое решение, риск был неуместен. Политические последствия в случае неудачи на завершающем этапе войны могли оказаться для нас непоправимыми».
Большая политика дамокловым мечом висела над Красной армией весь период войны. И с особой очевидностью это проявилось под Берлином в феврале 45-го. Поэтому Восточно-Померанская операция была предпринята скорее под влиянием политических, нежели военных мотивов. Красноречивый факт: 8 февраля 1945 года временно исполнявший обязанности начальника Генштаба маршал А.М. Василевский направил командующему 2-м Белорусским фронтом маршалу К.К. Рокоссовскому директиву с указанием выделить часть сил из состава войск фронта для действий непосредственно в Померании. По решению Ставки командующий передал 3-му Белорусскому фронту для продолжения борьбы с группой армий «Север» 5-ю гвардейскую танковую, 3-ю, 48-ю, 50-ю армии и 8-й гвардейский танковый корпус. С оставшимися силами - 2-й ударной, 65-й и 70-й армиями - Рокоссовский должен был незамедлительно нанести удар по немецким войскам в Восточной Померании. Кроме того, в усиление 2-го Белорусского фронта из резерва Ставки ВГК передавалась 19-я армия. На этот ключевой просчет Верховного Главнокомандования указывал в своих «скандальных» мемуарах маршал Чуйков: «Если мы объективно оценим силу группировки войск гитлеровцев в Померании, то убедимся, что с их стороны любая угроза нашей ударной группировке на берлинском направлении вполне могла быть локализована войсками 2-го Белорусского фронта».
Следует упомянуть еще одно существенное обстоятельство.
Острые разногласия, неизбежно сказывавшиеся на ходе боевых действий, имели место не только в немецкой, но и в советской Ставке.
Как отмечал генерал армии Штеменко: «26 января 1945 года Генштаб получил решение командующего 1-м Белорусским фронтом о безостановочном наступлении на Берлин. Днем позже поступило аналогичное решение командующего 1-м Украинским фронтом. Генштаб беспокоила лишь одна деталь: разграничительная линия между фронтами, установленная по рекомендации маршала Жукова, фактически оттирала 1-й Украинский фронт к югу от Берлина, не оставляя ему никакого окна для удара по германской столице. Получалась явная несуразица: с одной стороны утвердили решение Конева - правым крылом наступать на Берлин, а с другой - разграничительную линию, которая не позволяла это сделать. Маршал Конев очень разволновался по этому поводу... Эта проклятая разграничительная линия не давала нам покоя больше двух месяцев».
Советское командование осознало свою ошибку два месяца спустя. Маршал Жуков не оставил на этот счет никаких сомнений. Когда 2 апреля 1945 года в Ставке обсуждался план Берлинской операции, между ним и Сталиным состоялся следующий разговор:
« - 1-й Белорусский фронт может начать наступление не позднее чем через две недели. 2-й Белорусский фронт, по всем данным, задержится с окончательной ликвидацией противника в районе Данцига и Гдыни до середины апреля и не сможет начать наступление одновременно с 1-м Белорусским.
- Ну что же,- сказал И.В. Сталин,- придется начать операцию, не ожидая Рокоссовского.
Выходило, что 1-й Белорусский фронт должен был в первые, наиболее напряженные дни наступать с открытым флангом, без оперативно-тактического взаимодействия с войсками 2-го Белорусского».
При этом, как отмечал Жуков «группа армий «Висла», оборонявшаяся по Одеру, прикрывала подступы к Берлину с севера и северо-востока». То есть, двумя месяцами позже в практически схожей ситуации было принято решение наступать. Аналогичное решение могло быть принято и в феврале 45-го.
Пока главные силы 1-го Белорусского фронта занимались ликвидацией группы армий «Висла», а главные силы 1-го Украинского втянулись в долгий кровопролитный штурм чрезвычайно сильно укрепленной крепости Бреслау, немцы создавали на берлинском направлении и самом Берлине мощные оборонительные рубежи. Усиливалась их войсковая группировка.
За февраль-март немцы перебросили для обороны Берлина 10 одних только дивизий Ваффен СС, в составе которых находилось около 70 тысяч хорошо вооруженных и подготовленных бойцов, намеренных сражаться не просто упорно, а фанатично.
Именно поэтому штурм Берлина в апреле 1945 года обошелся нашим войскам такой дорогой ценой...
На мой взгляд, прав был Маршал Советского Союза В.И. Чуйков: «Берлином можно было овладеть уже в феврале. А это, естественно, приблизило бы и окончание войны».
http://www.stoletie.ru/territoriya_istorii/velikaja_pobeda_fevral_45-go_2011-05-02.htm
