О связи буддийской истории Сиддхартхи Гаутамы и православной «Повести о Варлааме и Иоасафе», а также о духовной составляющей одной из дохристианских традиций Востока размышляет священник Андрей Кордочкин, настоятель мадридского прихода в честь Рождества Христова в Мадриде.
Cильная вера выбивает из-под человека трон» (из письма)
«В некотором царстве, в индийском государстве, жил-был прекрасный молодой принц. Отец готовил его к роскошной беззаботной жизни, но однажды, за пределами дворца, он увидел старость, болезнь и смерть. Он потрясен, и он больше не принц; он отказывается от всего, чтобы найти смысл...»
Так начинаются, с небольшими разночтениями, два повествования: одно из них - начало жизни и подвигов Сиддхартхи Гаутамы aka Будды. Другое мы знаем как «Повесть о Варлааме и Иоасафе» - средневековый роман, путь которого завершается в святцах: в Новодевичьем монастыре Москвы под колокольней есть храм в честь индийского принца. «В средние века «Повесть о Варлааме и Иоасафе» существовала более чем на тридцати пяти языках народов, населяющих Азию, Европу и Африку. Но ни у одного народа «Повесть» не получила такой популярности, не имеет такой богатой рукописной традиции, как в русской книжности XIII-XVIII вв.», - писала исследовательница И.Н. Лебедева. Почему-то именно на берегах Волги и Оки средневековый роман полюбился нашим предкам, вздыхающим о далекой Индии.
После встречи со смертью пути Гаутамы и Иоасафа расходятся. Согласно буддийской традиции, Гаутама, пораженный видением человеческого страдания покидает царский дворец: с «Великого Отправления» начинается его путь к пробуждению.
«Повесть о Варлааме и Иоасафе» развивается в другом направлении. Иоасаф встречает подвижника Варлаама, который, под предлогом продажи драгоценного камня, проникает во дворец и проповедует царевичу Христа. Иоасаф, против воли отца Авенира, принимает христианство; по закону жанра мученического жития он должен был бы принять смерть от руки отца-идолопоклонника, однако повествование развивается, скорее, по законам индийского кино. В конце повести происходит всеобщее примирение, Авенир, вслед за сыном, принимает христианство вместе со всем царством, Иоасаф же удаляется в пустыню.
Итак, какое отношение эти две истории имеют друг к другу? И есть ли между ними историческая и смысловая связь?
Можно занять радикальную позицию, и заявить, что связи нет вовсе. К примеру, о. Серафим (Роуз) называл «Повесть» «глубоко христианским монашеским житием», а связь ее с Буддой считал «басней, созданной «специалистами» на потребу легковерной публике». Однако принять абсолютную историчность повествования возможно лишь вместе с распространённым средневековым мифом об Индии как о христианской империи. Несмотря на очевидное присутствие христиан на юге Индии в Средние Века, сведения из «Сказания об индийском царстве», написанном от лица индийского царя Иоанна - «Обедают со мной за столом каждый день 12 патриархов, 10 царей, 12 митрополитов, 45 протопопов, 300 попов, 100 дьяконов, 50 певцов, 900 клиросников, 365 игуменов, 300 князей. А в соборной моей церкви служат 365 игуменов, 50 попов и 30 дьяконов, и все обедают со мною» - можно считать преувеличенными. Афанасий Никитин находит совсем другую Индию: «из съестного - только овощи, а для Русской земли товара нет. А здесь люди все черные, все злодеи, а женки - все гулящие, да колдуны, да тати, да обман, да яд, господ ядом морят...»
Несмотря на то, что практически весь блок повествования «Повести» никак не связан с Гаутамой, сходство вводных частей очевидно (в особенности в арабской версии «Повести», где на мать будущего принца во сне также опускается белый слон, предзнаменуя необычное рождение). Кроме того, большая часть ученых придерживаются версии, что имя «Иоасаф» через арабское «Budisatif» происходит от индийского «Bodhisattva». Оставим филологам вопрос - впрочем, достаточно исследованный - о пути индийского принца в русские просторы. Если принять очевидное, и согласиться с тем, что Иоасаф и есть пробудившийся принц - в чем же духовный смысл этого пути?
Очевидно, что не только Афины и Иерусалим ожидали пришествия в мир Христа. Так, в VI-V веке до Р.Х. на территории современного Непала произошел колоссальный духовный прорыв, наиболее яркое отражение получивший в коанах Дхаммапады:
Серьезность - путь к бессмертию. Легкомыслие - путь к смерти. Серьезные не умирают. Легкомысленные подобны мертвецам.
Немногие среди людей достигают противоположного берега. Остальные же люди только суетятся на здешнем берегу.
Ни хождение нагим, ни спутанные волосы, ни грязь, ни пост, ни лежание на сырой земле, ни пыль и слякоть, ни сидение на корточках не очистят смертного, не победившего сомнений.
Кто смотрит на мир, как смотрят на пузырь, как смотрят на мираж, того не видит царь смерти.
Кто сдерживает пробудившийся гнев, как сошедшую с пути колесницу, того я называю колесничим; остальные - просто держат вожжи.
Легко увидеть грехи других, свои же, напротив, увидеть трудно. Ибо чужие грехи рассеивают, как шелуху; свои же, напротив, скрывают, как искусный шулер несчастливую кость.
Лучше жить одному. Нет дружбы с дураком. Ты, имеющий мало желаний, иди один и не делай зла, как слон в слоновом лесу.
Тема смерти в Дхаммападе - одной из частей буддийского канона, содержащей изречения Гаутамы - звучит почти на той же тональности, как в покаянном каноне св. Андрея Критского, который мы читали на позапрошлой неделе: мысль о смерти есть призыв к пробуждению:
Взгляни на сей изукрашенный образ, на тело, полное изъянов, составленное из частей, болезненное, исполненное многих мыслей, в которых нет ни определенности, ни постоянства.
Изношено это тело, гнездо болезней, бренное; эта гнилостная груда разлагается, ибо жизнь имеет концом - смерть.
Как увядший лист, ты теперь, и посланцы Ямы(прим: повелителя царства смерти) пришли за тобой. И ты стоишь у порога смерти, и у тебя нет даже запаса на дорогу.
Сотвори себе остров, борись энергично, будь мудрым. Очищенный от скверны, безупречный, ты достигнешь небесного царства благородных.
Буддизм воспринял тему боли, страдания и смерти всерьез. В то же время драгоценный камень, который приносит Валаам Иоасафу - знак того, что христианство есть ответ на поиски не только Запада, но и Востока. В ответ на свои мучения принц принимает в свои руки не камень, а Евангелие. «Христос воскрес из мертвых, первенец из умерших. Ибо, как смерть через человека, так через человека и воскресение мертвых. Как в Адаме все умирают, так во Христе все оживут, каждый в своем порядке: первенец Христос, потом Христовы, в пришествие Его... Последний же враг истребится - смерть», - пишет апостол Павел (1 Кор. 15:20-23, 26). Смерть не просто неизбежный конец, она - враг, но враг побежденный. И если Гаутама, подобно Экклесиасту, лишь скорбит о тленности и мимолетности каждого дня, грядущая Пасха отвечает им обоим и всем нам самыми радостными на свете словами.
