Начнём
с конца, с недавней истории. По информации заместителя генерального
прокурора России Ивана Сыдорука, к концу 2010 года число преступлений
экстремистской направленности на Северном Кавказе превысило три с
половиной сотни, то есть ЧП происходили каждый день... Это в четыре раза
больше, чем в 2009-м. В результате 276 подрывов и 82 боестолкновений
погибло более 200 силовиков и мирных граждан при 500 раненых.
Уничтожено столько же боевиков. География терроризма всё явственней
приобретает очертания трёх субъектов - Дагестана, Ингушетии, Чечни. Как
справиться с такой вот российской «ДИЧью»?..
В начале 2000-х, когда Северный Кавказ в умах обывателей находился
под «диктатом» боевиков, спешное изменение оценок ситуации должно было
помочь замирению региона. Да и сами боевики стремились к широкой
популярности, рассматривая её в качестве своеобразного оправдания за
радикал-сепаратизм. Изменение журналистской подачи материала было
невозможно без слома тогдашней системы вознаграждения журналистов:
ежесуточные 30-60 долларов заведомо «мобилизовывали» на их «боевую»
отработку. Журналистам стали платить меньше, отказались от привычных к
валюте московских гастролёров, и сразу нашлись сюжеты, настраивающие на
оптимистический лад. Кстати, этой же цели способствовало и появление
на всероссийском экране чеченки Айсет Вацуевой.
Однако сегодня, воодушевлённые телепанорамой отстроенного Грозного, а
заодно планами Рамзана Кадырова превратить Аргунское ущелье в
Швейцарские Альпы, мы стали забывать, что Северный Кавказ по-прежнему
далёк от среднероссийской нормы по большинству социальных показателей.
Не говоря уж о культурно-этических представлениях.
Тысячу раз правы те, кто считает, что проблему не решить только
материальными вливаниями, а тем более за счёт изменения информационной
политики. Но ещё меньше надежд оставляет сугубо силовой принцип
региональной стабилизации. Десятилетиями сохраняющаяся массовая явная
или скрытая безработица, сезонно достигающая 70%, при
среднестатистических 5 кв.м жилплощади на душу населения сводит на нет
антитеррористическую профилактику. Когда, скажем, дагестанская семья,
ютящаяся в одной комнате, неделями не видит мяса, можно ли от неё
требовать сознательного законопослушания? «Недостаток бутербродов»
доводит до греха при любой власти. Когда же объектом мщения становится
неправедно возвысившийся чиновник, ЧП приобретает политический характер -
даже если мстителя нельзя назвать идейным экстремистом.
Положение требует вдумчивого, гибкого подхода, но, увы, подход этот
происходит зачастую по принципу латания дыр. Но и в этих
обстоятельствах очевидны главные направления стабилизации - все эти
проблемы, не разрешённые за 16 лет. Во-первых - определение звена, «ответственного» за вытягивание тяжкой и запутанной кавказской цепи.
Этим «звеном», скорее всего, станет строительный сектор, позволяющий в
приемлемые сроки создать максимальное количество рабочих мест, не
требующих высокой квалификации. «Прозрачный» характер этого вида
хозяйственной деятельности упростит контроль над инвестиционными
потоками в регион. Ныне же запутанное финансирование создаёт
предпосылки для оттока средств в теневой сектор, обслуживающий интересы
прежде всего продажной элиты. А порой - в террористический бюджет
напрямую. В то же время жилищное строительство и обустройство новосёлов
наглядно подтвердит оздоровление жизни и по меньшей мере направит
значительную часть социально активного населения на законный промысел.
Кроме того, выбор сквозной, распространяемой на весь регион
хозяйственной доминанты, в отличие от разноскоростного обустройства
каждой республики в отдельности, поставит «пограничный заслон» на пути
экстремистов из «больного» субъекта СКФО в «выздоравливающий».
Во-вторых - параллельный поиск источников регионального самофинансирования.
Скажем жёстче: дотационное жизнеобезпечение самого населённого региона
страны (9 миллионов) утверждает иждивенчество как способ существования
не только местных властей, но и значительного числа граждан. Если
взять легче, чем заработать, то чужое кажется своим - в широком
социальном и криминальном смысле. Пусть строительная сфера
субсидируется централизованно, но остальные направления должен
поддерживать частный бизнес. Тем более что экономика региона
действительно многообразна и тяготеет к малому и среднему
предпринимательству, а также сфере услуг. Здесь открывается непаханое
поле для многочисленных жителей Кавказа, что ныне преуспевают вне его
пределов. В «остальной» России, кстати, проживают более 1,5 миллиона
выходцев с Северного Кавказа. Во имя ужесточения социальной
ответственности «национально окрашенного» бизнеса не обойтись без
федеральных и региональных ограничений. Иначе теряет смысл поиск
иностранных инвесторов, прежде всего среди таких же выходцев с
Северного Кавказа, нашедших себя за пределами СНГ, в основном на
Ближнем Востоке. А тамошняя диаспора (более 300 000 так называемых
черкесинов) считается весьма благополучной и в целом отзывчивой на
нужды своих прародин. Но... Почему они должны опережать своих московских,
красноярских, ростовских, краснодарских и прочих собратьев?
В-третьих - обезпечение социально-правовых и материальных условий функционирования ныне полуофициальных охранных структур.
Впрочем, это направление оправдано лишь при опережающей или как
минимум параллельной реализации первых двух. Иначе нынешние и будущие
силовики пойдут проторённой дорогой - легализованного рэкета или
«крышевания» контрабанды. Но заинтересованность прежде всего частника в
безопасности своих «кровных» вложений действительно поможет укрепить
сферу, например, туристических услуг или местного сельхозпроизводства.
Тем более что оружие здесь любят больше, чем компьютер. В любом случае
курс на внутрирегиональное правоохранительное самообезпечение
безальтернативен. Иначе страна разорится из-за постоянного содержания
на Северном Кавказе крупной группировки, привлекаемой к охране
правопорядка - при отсутствии масштабных угроз конституционному строю.
Впрочем, здесь как нигде востребуется военная служба по месту призыва. С
учётом понятного качества образовательной работы она, эта служба,
становится едва ли не единственной школой гражданского воспитания
взрослеющих носителей «подсолнечного темперамента».
В-четвёртых - централизованное введение шефства по
принципу: любой крупный административно-хозяйственный, а то и успешный
коммерческий субъект страны отвечает за всестороннюю реабилитацию
подшефного района, аула, элеватора, бензоколонки. Формы этого шефства
зависят от конкретного случая. Хотя направлением «главного удара»,
по-видимому, еще долго будет оставаться система народного образования и
профподготовки. Не обойтись без расширенного квотирования для
кавказской молодёжи мест в столичных вузах - с обусловленным
возвращением выпускников домой. Дополнительные средства на этот счёт
могут быть изысканы у тех же столичных коммерсантов-кавказцев,
опасающихся размещать свои активы на малой родине. Зато сцепка «меценат
- обучаемый» при крепких куначеских связях выглядит предпочтительнее
обезличенного набора в вузы. Но главное - это школа. Для её
подтягивания хотя бы к советским стандартам, возможно, придётся длинным
рублём завлекать педагогов-вахтовиков. Например, в качестве условия
вожделенного многими командирования в посольские школы. Здесь же - как
частность: реанимация памятной по советскому времени кадровой политики,
когда полномочия местного начальника «подкреплялись» его русским замом.
А в остальном? Более или менее лояльный местный «авторитет» куда
ценнее, чем «правоверный» назначенец, если первый не только «кормит»
земляков, но и наставляет их на путь истинный.
В-пятых - определение принципиального различия между понятиями «террорист» и «терроризм».
Эффективная борьба с террористами безперспективна без сужения
специализации силовиков. Практика требует углублённого изу-чения прежде
всего механизма мотивации явного и потенциального представителя «группы
риска». Ибо то, что у нас называется «обезвреживанием преступника», по
существу является лишь ликвидацией последствий уже совершённого им
преступления. Но и изобличённый злодей рассчитывает остаться в живых.
Впрочем, тему моратория на применение смертной казни лучше разовьют
юристы. Главная же наша беда состоит в преимущественном внимании к
террористам в ущерб терроризму. С ним-то следует бороться не там, где
взрывают, а там, где террористическая угроза произрастает из упомянутой
нищеты и местных представлений о справедливости. Тем более что не
возвращённый соседом долг в 5000 рублей в условиях Ингушетии или
Дагестана служит дополнительной причиной для мести за смерть своих
близких. Часто в виде адата - горского «народного права» на кровную
месть.
О независимости от Москвы или «кавказском халифате» говорят единицы.
Но месть за личную потерю или вопиющее оскорбление не воспринимают на
Северном Кавказе как злодейство. А ведь там насчитываются сотни тысяч
понёсших утраты. Без создания инструмента разрешения многослойных
конфликтов между семьями, кланами, соседними этносами, в конечном счёте
между гражданином и государством - терроризм не одолеть. Этим на
государственном уровне, а не применительно к обрезанию, подтверждается
роль исламских авторитетов, поаульно выбираемых советов старейшин,
самых досточтимых родов (а они, как правило, во власти) и прочих
творцов уличной морали. Не выдаёт ли нашу национальную некомпетентность
реляция Рамзана Кадырова об урегулировании то ли 50, то ли 90%(!)
споров между кровниками?
Уже нельзя игнорировать предупреждения религиозных иерархов, по
крайней мере Дагестана. Они указывают на наметившийся
социально-политический разлом между приверженцами традиционного ислама и
суфиями-«сектантами», последовательно вбирающими в свои ряды
недовольных светской (читай: федеральной) властью. Их число возрастает
год от года, в отдельных районах - в несколько раз. Притом что именно
«сектанты» преимущественно опираются на «народное» право.
Наконец, в-шестых - принятие мер международного силового и финансового купирования терроризма.
В сегодняшней повестке дня - прежде всего «размен» жизненно важной для
Турции курдской проблемы на нашу северокавказскую. Все годы чеченского
лихолетья эта страна является главным транзитным пунктом и как минимум
надеждой на приют для большинства пришлых боевиков. Будучи
профессиональными моджахедами, они во многом играют роль не только
«вдохновителей», но и «организаторов» террористической деятельности. А
из условного десятка документов, изымаемых при их аресте или с трупов,
семь-восемь имеют турецкую привязку. Впрочем, успех принесёт лишь
антитеррористическая интеграция с политическим значением
антигитлеровской коалиции. Но до этого, прямо скажем, далеко.
Государственник по убеждению, экономист по специальности, менеджер по
опыту и - лучше - северокавказец по национальности подскажет что-то
ещё. Без информационно-политического макияжа, - он в складывающейся
обстановке едва ли поможет.
бывший замкомандующего федеральными силами на Северном Кавказе по информационной политике
