-То, что вас тогда так восхитило, называется сжиганием попутного газа,
сопровождающим добываемую нефть. Радоваться тут нечему - это самая большая
проблема добычи нефти. Достаточно сказать, что в России впустую сжигается этого
бесценного топлива от восемнадцати до пятидесяти миллиардов... кубометров в год.
Столько газа потребляют такие страны как Франция, Италия или Испания. Помимо
огромных потерь невосполнимого топлива, еще и загрязняется окружающая среда.
Экологи бьют тревогу и это, тот редкий случай, когда они (экологи)
правы.
Научись мы перерабатывать эти огромные объёмы, страна получила бы
немалые деньги.
-Так в чём же дело, - кипячусь я, - надо же бороться с такой
бесхозяйственностью.
-Дело не в бесхозяйственности, - поясняет Игорь
Олегович, - тянуть газопровод от сотен малых месторождений совершенно
нерентабельно, а то и невозможно.
Переработка же попутного газа в жидкий
углеводород достаточно сложная процедура.
Институт, где работает Геращенко,
в вопросе утилизации попутного газа является лидирующим в России.
В
«Объединенном центре исследований и разработок» не только разработана и
запатентована технология переработки попутного газа в жидкое топливо, но и
создана демонстрационная установка. Такой вот мини-завод по переработке газа в
синтетическое моторное топливо, единственный в России. Первый и самый важный шаг
от теории к практическому применению уже сделан. Вице-президенты всех крупных
нефтяных и газовых компаний высоко оценили новинку.
Можно сказать, что
сегодня это ключевое направление в газохимии не только российской, но и мировой.
Как скоро первая промышленная установка заработает, зависит в первую очередь от
государственных структур.
Было бы не плохо, если бы наши «зелёные» помогли
ускорить этот процесс. Так нет же. Они лучше будут бороться за сохранение ворон
и прочих вредителей, которых в России развелось недопустимо много.
А
пока с воронами, этими летающими крысами, как считает Игорь Олегович, борется он
сам: мужчина должен быть охотником. Правда. сам он начинал не с ворон.
Первого
медведя убил, когда ему исполилось восемнадцать лет. Было это на Камчатке в
экспедиции вулканологов. Медведей там видимо-невидимо. Запах еды притягивал их к
лагерю и днём, и ночью. Один из них, особенно наглый, попёр прямо на Геращенко.
Пришлось стрелять. Двустволка была слабенькая, шестнадцатого калибра с двумя
патронами. Первый выстрел Игорь Олегович сделал с расстояния восьми метров. Пуля
попала в сердце и, несмотря на это, разъярённый медведь бросился на охотника.
Второй выстрел был сделан практически в упор, и медведь лег. Теперь уже можно
было спокойно вздохнуть.
Я спросила Игоря Олеговича, что он испытывает,
убивая зверя.
-Эйфорию, - он ни на секунду не задумался, - эйфорию. Охота - это состояние души, единение с природой. Тот, кто не охотник, природу не понимает. Вот недавно с сыновьями охотились на диких голубей. Ничего, экзамен выдержали.
Меня такая мысль несколько шокировала: «А для чего вы пташек-то убили?»
-Как для чего? Это же дичь, её есть можно. Вы разве гусей, куриц не едите?
-Так эта птица Богом определена для человека. А вы убиваете птиц вольных, лесных.
-Ну, вот смотрите, - продолжал Геращенко, - в лесу одно животное убивает другое. Рыба пожирает ту, которая меньше и слабее. Работает естественный закон выживания явно и не явно выраженных хищников. А человек это тоже хищник. Если он подавляет в себе этот инстинкт, то он проявляется в уродливой форме. Среди психопатов охотников не бывает. Ни один из серийных убийц не был ни охотником, ни рыбаком.
-Значит, - делаю вывод я, - когда вы охотитесь, даёте выход своим хищническим инстинк-там?
-Нет. Просто я люблю это мужское занятие, да и оружие люблю. В молодые годы я рабо-тал в Академии Наук, в том числе и на оборонных проектах. И я горжусь, что приложил руку к работам, связанным с подводными лодками, крупнокалиберными дальнобойными пушками и космическим оружием.
И пацанов своих к охоте приучаю. Хотя до восемнадцати лет им своё собственное оружие не положено по закону. А на мой взгляд оружие - это атрибут свободного человека.
В дореволюционной России запрет на оружие существовал только до 1861, и то, только для крепостных. Свободный человек мог носить оружие безо всяких ограничений. Вос-становился запрет на ношение оружия только после того, как большевики пришли к власти, тогда уже для всех.
Ну и правильно, - защищаю я закон, - даже страшно подумать, что будет, разреши всем иметь его, да перестреляют друг друга, вот и всё.
Геращенко со мной не соглашается и приводит в пример Эстонию, Израиль, Швейцарию... Ношение оружия резко сокращает преступность. В Эстонии, например, с тех пор, как запрет был снят, за два года преступность сократилась в пять раз. И это не я говорю, а их тогдашний министр внутренних дел Лагле Парек. А почему в израильской и швейцарской армии нет дедовщины? В том числе и потому, что у каждого есть оружие. Кто пойдет на «неуставные отношения», если за них придется ответить?
В семье Геращенко два семнадцатилетних замечательных воцерковлённых сына - Олег и Сергей. Как я понимаю из нашего разговора, они военную подготовку получат.
- Однозначно, - твёрдо отвечает их отец. - Мужчины должны иметь хотя бы элементарное военное образование, чтобы быть готовым защищать свою Родину, да и свою семью. А отношение нашей так называемой интеллигенции - пусть армия меня защищает, а я и мои дети будут только музицировать, рисовать, танцевать... - нет, это не мужской взгляд.
-А вы что, себя интеллигентом не считаете?
Меня, что называется, зацепила несколько презрительная интонация, с какой он произнёс «интеллигент».
-Не считаю, - спокойно ответил он, - согласен с Львом Николаевичем Гумилёвым. Интеллигент, считал он, это человек плохо образованный, который во всем сомневается, и поэтому ничего не знает, ничего не умеет, кроме как сострадать народу. Давайте трезво посмотрим на роль этой самой интеллигенции в истории нашей страны. Именно она унавозила почву для революции. Именно она всегда чужда народу. На самом деле, так называемые интеллигенты, - это разночинцы, которые получили некую видимость высшего образования и вообразили из себя нечто значимое.
Считается, что эта категория людей во всём должна сомневаться, это даже как бы в достоинство возводится. Это уж болезнь какая-то. Вот мне интересно, почему в среде «либерастов» ни офицеры, ни священники не считаются интеллигенцией. Они куда более образованы, чем большинство «творческой интеллигенции». Да я встречал гораздо более здра-вомыслящих, достойных людей и в среде высококлассных рабочих.
-А кем же вы, Игорь Олегович, считаете себя?
-Мастеровым мужиком. В советское время интеллигенты, если теряли работу по специальности, устраивались сторожами, дворниками. А я - слесарем-инструментальщиком. До высокого разряда дошёл. Делать штампы высочайшей точности, - это, скажу я вам, не проще, что на скрипке играть.
-Да какой же вы талантливый человек! - восхищаюсь я.
-Ну не кумирьте, как теперь говорят, меня. Просто руки у меня растут, откуда надо. Что касается инструментальщика, им надо родится, научиться нельзя. Если вы возьмёте тысячу мужчин и будете обучать их этому ремеслу, то четвёртый разряд осилят человека сто, а шестой - хорошо, если двое.
Хороший инженер обязательно должен уметь работать руками. Когда я что-то проектирую, скажем, для установки, я не только умом понимаю, как это должно быть, но и сам могу сделать ту или иную деталь. Опыта должно набираться не только от работы ума, но и рук.
* * *
Да, действительно руки у Геращенко золотые. Он принёс несколько коробок, открыл их, и перед моими глазами предстало пиршество перстней, брошек, браслетов, серёжек...
В Англии, куда семью Геращенко выслали после освобождения из Мордовского лагеря его жены Ирины Ратушинской (смотри очерк «Россию спасти ещё можно») Игорь окончил факультет ювелирного дизайна в Лондонском Гилдхоллском университете. И как человек основательный, доводящий до совершенства все, за что бы не взялся, достиг в новой для себя профессии немалых успехов. Настолько значительных, что стал членом Британской гильдии ювелиров, а потом и членом Союза художников России.
В качестве ювелира, он не раз выручал и своего духовника митрополита Антония Сурожского. Однажды Владыка позвонил Игорю, пригласил к себе. Вытащил из кармана обычный наперсный крест:
-Игорь, он у меня один-единственный. Ставлю священника - а священнический крест для него взять неоткуда. Можешь мне сделать несколько экземпляров, - спросил владыка, - только бронзовых.
Через две недели Игорь Олегович принёс шесть серебряных крестов.
-Каюсь, владыка, - оправдывался он, - обманул.
Замечу, что на каждый крест ушло двести грамм серебра. Конечно, накладно получилось: финансовое положение семьи было тогда не из лучших. Но так уж душа велела: на этом - не экономить. Владыка понял и не гневался на неточное исполнение поручения.
-А как вы к вере пришли, Игорь Олегович, - вопрос был ко времени.
-Через физику, - неожиданно ответил он, - что действительно повлияло на моё мировоззрение, так это глубокое изучение физики и, в частности, второго закона термодинамики. Человек, знающий его, ну никак не может быть атеистом, потому как из него со всей очевидностью следует бытие Божие.
Закон этот достаточно сложный и мало кто толком понимает его даже среди физиков.Когда я поехал на преддипломную практику, отец дал мне книгу об этом законе и сказал: «Выдели себе полчаса в день для чтения и час для размышления над прочитанным.». Это при том, что полный курс лекций по термодинамике я уже прошел и сдал все экзамены на отлично.
Два месяца ушло у Геращенко на эту работу при прекрасной научной подготовке и далеко не средних умственных способностях. Второй закон термодинамики привел его к Вере. Приход же к православию длился несколько лет.
Можно было бы рассказать и о других умениях, нет, точнее сказать, профессиях Игоря Олеговича, - юридической, ювелирной, столярной, но рассказ мой и так затянулся.
Сегодня для него главное, что работает по специальности на своей Родине.
-И это чудо Божие, - признаётся он, - я ни разу не пожалел, что вернулся из благополучной Англии на свою Родину. Ни разу. За границей много достойного, но там совершенно иные люди, иные нравы, там всё не своё.
Я спросила, почему же не многие возвращаются в Россию.
-Неудивительно, - ответил Геращенко, - очень многие устроились там абы как, и им не с чем возвращаться. Я имею в виду финансовую сторону. Это миф, что все уехавшие процветают. Многие ли имеют собственный дом? Да пара процентов. У большинства дом куплен в кредит, и они всю жизнь выплачивают немалые проценты, это же вечная кабала.
Что же касается обеспечения разными товарами, то, что в
России, что в Англии сейчас одинаковая ситуация. А вообще-то жизненный уровень
сравнить достаточно трудно. Если, предположим, в Англии человек зарабатывает две
тысячи фунтов стерлингов в месяц, то после уплаты налогов за медицинскую
страховку и жильё, у него останется настолько незначительная сумма, что он не
сможет послать своего единственного ребёнка в частную школу, а уж о высшем
образовании и говорить не приходится. А теперь переведём эти две тысячи фунтов в
рубли. Получится сто тысяч рублей. У нас с этой суммы возьмут тринадцать
процентов налога, а в Англии - сорок. Вот и считайте, сколько рожек и ножек
останется от двух тысяч фунтов. За пачку сигарет мы заплатим, грубо говоря,
полдоллара, а они - десять.
Во многих направлениях у нас свободы значительно
больше, чем в Америке и Европе. А вот пресловутой политкорректности, которая
довела значительную часть Европы и Америки до абсурдной крайности, к счастью,
меньше. К сожалению, под натиском либеральных настроений в нашем обществе и СМИ
у нас тоже в этом смысле ситуация ухудшается.
В России сейчас надо создавать, а не разрушать. Большинство же тех, кто в наши дни называет себя правозащитниками, те же Хельсинкские группы, ориентированы на разрушение. Созидать же они не умеют, и не хотят. Ну посмотрите на адептов этой свободы. Людмила Алексеева, по профессии преподаватель истории КПСС, вступила в состав Московской Хельсинкской группы в 1976 году, а в феврале 1977 уже эмигрировала в США. Приехав в Америку, она не смогла освоить английский язык. Я с ней встретился там в 1987 году.
Проживя в США 10 лет, она без переводчика интервью американской корреспондентке дать не могла. Ее книжка «История инакомыслия» - это переписанная незначительная часть «Хроники текущих событий». В ее биографии в интернете указано, что она подписала 19 правозащитных документов. Обратите внимание - подписала, а не написала. В Хельсинкской группе советского времени она была ничего не значащим человеком.
А сегодня эта Людмила Алексеева провозглашена чуть ли не основательницей Хельсинкской группы. Ну, просто абсурд! Какая уж теперь Хельсинкская группа, когда от самого Хельсинкского соглашения, основанного на признании послевоенных границ, остались рожки да ножки. Да ничего от него не осталось, а группа работает, занимаясь, в основном, защитой интересов религиозных сект и всевозможных меньшинств. Вы знаете хоть один случай, когда бы Хельсинкская группа взялась защищать нормального русского человека?
На этом я и закончу рассказ о физике Игоре Олеговиче Геращенко. История его жизни может быть поучительна для нас. Сын выдающегося учёного, не ставшего академиком только «по вине» свободолюбивых сына и невестки. Сам Игорь с красным дипломом окончил Киевский Политехнический Институт, но уволен с работы за правозащитную деятельность и из-за жены, известной поэтессы Ирины Ратушинской, приговорённой за «не те стихи» к семи годам тюрьмы. И не только не потерявшегося в этой жизни, но, напротив, нашедшего в себе силы, характер, возможности издать три сборника стихов жены, переданных каким-то чудом из-за колючей проволоки. Овладевший множеством профессий, которые помогли его семье безбедно существовать в Англии. И, наконец, найти силы вернуться с женой и двумя сыновьями на Родину. И стать здесь счастливым.
