В 1948 - 1950 - х годах постепенно жизнь стала налаживаться, однако все-таки было тяжело. Первый раз Игорь пошел в школу в 7 лет, но, ослабленный недоеданием, учился плохо, и маме посоветовали подождать. Через год он вновь поступил в первый класс. Мальчику трудно давались точные науки, зато ему очень нравилось рисовать (его отец тоже рисовал и пробовал писать маслом). Узнав о том, что в рюмочной расписывали вывеску или рекламный стенд, Игорь бежал туда и часами самозабвенно наблюдал за работой художника, очень любил он разглядывать цветные стекла для волшебного фонаря. По соседству с Фроловыми жила семья Гаевых, старший сын которых, офицер, Игорь, воевал на стороне белых и был расстрелян. Он неплохо рисовал и оставил после себя несколько альбомов с рисунками и акварелями. Эти альбомы часто рассматривал его маленький тезка, Фролов. В 1956 году Юноша поступил в Ростовское художественное училище имени М. Б. Грекова. Писал Игорь сухо, тщательно, дотошно, преподавательница хвалила его живопись. В 1957 году в училище начал преподавать рисунок Аркадий Федорович Мартиросов, который поставил руку юному мастеру, художники Валентин Федорович Щебланов и Арсений Мокеевич Чернышев учили живописи. Студенты училища ездили по Ростовской области вверх по Дону и на Северский Донецк, в место его впадения в Дон (Устьдонецк), писать с натуры и подрабатывали на жизнь, где могли - разнорабочими, грузчиками. После окончания четвертого курса Игорь с другом, Виктором Сагайдачным, отправились в Москву в надежде поступить в Московский художественный институт имени В. И. Сурикова. Первая попытка окончилась неудачей, и друзья вернулись в Ростов. После окончания последнего курса училища Игорь вновь решил попытать счастья. В МГАХИ его приняли лишь кандидатом, поскольку не хватило баллов и нужно было решить вопрос со службой в армии. Благодаря поддержке своего педагога Чернышева Фролов получил отсрочку от армии и в 1961 году был зачислен в Суриковский институт.
Вначале Игорь Фролов учился у Федора Ивановича Невежина, после его кончины в 1964 году - у Льва Николаевича Шиповского, затем - у живописца большого внутреннего огня, Николая Павловича Толкунова, и заканчивал институт в 1967 году в мастерской Дмитрия Константиновича Мочальского. Молодой художник был с характером, имел свой взгляд на живопись и умел отстаивать свое суждение: так, однажды Дмитрий Константинович резко не одобрил его работу и стал записывать начатую Игорем композицию. Молодой человек не позволил преподавателю делать это, заявив, что как художник он сам отвечает за свое произведение.
Окончив курс МГАХИ, И. Г. Фролов получил распределение преподавать живопись и рисунок в Московскую Суриковскую художественную школу. В то время директором МСХШ был замечательный живописец Николай Иванович Андрияка, который особенно заботился о занятиях с учениками на пленэре. Постановки Игоря Георгиевича всегда были необычны, красивы, писали их с большим интересом: он умеет найти неожиданный мотив, увидеть особую красоту, часто незамеченную другими. По своей доброте Игорь Георгиевич исключительно отзывчив, заботлив по отношению к своим ученикам и друзьям, вкладывает в них огромную часть своей души и потому уже мало находит времени для собственного творчества: лишь после дневных занятий со студентами по вечерам художник мог позволить себе взять этюдник и отправиться писать. «Жаль, - доверился он, - нужно было больше писать, а у меня все силы уходили на преподавание».
В 1973 году Игорь Георгиевич вступил в Союз художников, в 1988 году получил собственную мастерскую. В МСХШ И. Г. Фролов преподавал до 1983 года, среди его учеников встречаются такие замечательные живописцы как Сергей Иванович Смирнов. В 1994 году поступил педагогом в Российскую академию живописи, ваяния и зодчества, где и служит до сих пор. Игорь Георгиевич Фролов - участник Российских и Московских выставок, его произведения украшают многие частные коллекции.
Лето. Урожайный год в станице Раздорская. 1977. Знойное полуденное марево. Вдалеке лениво и неохотно катит волны река. Гнется от обильной тяжести ярких, горячих осыпных плодов старая жердела (дикое абрикосовое дерево). Никита Петрович Федосов, увидев эту картину, так обрадовался, что не утерпел и расцеловал Игоря Георгиевича.
Весна в Касимове. Овраг. 1977. Внешне неприметный уголок древнего города на Оке позволяет соприкоснуться с атмосферой русской провинции, ее тихой, скромной красотой.
Весна. Борисоглебск Ростовский. 1992. «Я никогда не начинаю писать до тех, пока не найду точный образ, который завладевает сердцем. Долго искал я этот домик на пригорке. Теплый образ Борисоглеба». Пасмурное, но мягкое, теплое весеннее небо, невидимое ласковое солнце согревает дом с яркой крышей кирпичного цвета. Грачи весело хлопочут, устраивая свои гнезда. Медленно и тихо тает снег.
Ранняя весна. Свято-Троицкий собор. Псков. 1987. Величественный собор во имя Святой Троицы освящает древний северный русский город. «Маленькие деревянные дома придавали собору особую живописность, поэтому я был огорчен, увидев впоследствии, что ничего не осталось, - дома снесли, теперь там железо-бетонная пустыня. Но здесь эта красота будет жить».
Монастырь во имя святых князей Бориса и Глеба близ Ростова Великого. 1988. «Призрит Бог и Пресвятая Богородица на место сие, а страстотерпцы Борисе и Глебе в помощь да будут, в предыдущие времена превознося монастырь над великими лаврами», - так некогда благословил строительство обители преподобный Сергий Радонежский. Мягкое весеннее солнце ярко расцветило древнюю обитель. Радостно ждет воскресения пробуждающаяся от зимнего сна земля.
Донские просторы. Станица Раздорская. 1992. Широко раскинулись закатные Донские степи. Перекаты холмов напоминают хребет древнего чудовищного змия. Кажется, не хватит легких, чтобы вздохнуть полной грудью на этом приволье.
Весна. Борисоглебск Ростовский. 1992. Прозрачен влажный весенний воздух. Мягкие солнечные лучи, пронизывая жемчужные облака, тепло касаются земли, слегка окрашивая купу деревьев, освещают уютный деревянный дом. Суетятся грачи возле строящихся гнезд. Весна... Просыпается земля...
Зима. Юрьевский монастырь. Новгород. 1992. Стылый зимний пасмурный день. Одинокие лодки вмерзли в заснеженный берег.
Окрестности первой столицы Донского казачества. Станица Раздорская. 1994. Необъятны дали казачьей вольницы, - лишь одинокое дерево возвышается над равнинным простором, да вдали высятся мягкие перекаты холмов.
Ростов Великий. Зима. 1994. Сказочный город, дремлющий под мягким облачным покровом, вырастает перед нами из морозных жемчужных снегов. Спит Россия, но придет час, и пробудится она после долгого сна богатырского.
Ветла. Деревня Воронцово Орловской области. 1997. Огромная старая ива склонилась над Воронцовским прудом. Сочная, густая зелень покрывает теплые, сонные воды.
Донской пейзаж. Вид с острова на станицу Раздорская. 1977. Сквозь кружево высоких ракит раскрывается панорама станицы за блещущей лентой величавого Дона.
Весна. Река Желча. Озера. Псковская область. 1997. Струятся весенние воды, снег мягок и влажен. Медленно наливающиеся живительным соком деревья окутаны сиреневой дымкой.
Старая Ладога. 2001. На территории бывшего древнего города, а ныне села Старая Ладога, расположен древний Старо-Ладожский монастырь во имя святителя Николая. Суров, но прекрасен Русский Север с переливчатым перламутровым небом, величавыми водными гладями.
Осень в Старой Ладоге. 2001. Еще стоит зелень на деревьях, еще пригревает ласковое солнце, но уже слышна мелодия приближающейся осени.
Зима. Суздальский Покровский женский монастырь. 2005. Светится заснеженная, тихая русская обитель, - сердце Святой Руси. В древних храмах непрестанно звучит молитва о потерявшейся русской душе. Скрипит снег под полозьями случайного возницы. «Архитектура обязательно должна быть связана с природой, иначе она представляется мертвой фотографией. Архитектурный пейзаж должен жить».
Донской пейзаж. 2007. В светлой голубой дали раскинулась станица Раздорская. Пейзаж напоминает небесные этюды Александра Иванова: мы видим образ Творца сквозь дивную пелену мира видимого.
Зима. Никитский монастырь. Переславль-Залесский. 2009. Белоснежно-жемчужная сказка о Святой Руси: древний монастырь, восстающий из-за рядов укутанных снегами деревянных домов.
Тонкая, бережная, тщательная живопись Игоря Михайловича Фролова восходит к традиции русского классического искусства, особенно к творчеству Александра Андреевича Иванова: еще в юности он любил копировать его этюды, особенную поэзию находил в работе «Понтийские болота». Он пишет неспешно, мягко, внимательно, любовно вглядываясь в окружающий его Божий мир. Он даже о своей манере письма говорит: «Я потрогал работу».
Живопись его академична и необычна вместе с тем, поскольку он особенно трепетно умеет увидеть прикровенную, не явную красоту, найти самый пронзительный мотив. Художник подолгу ищет образ: «Никогда не начинаю писать до тех пор, пока не найду то, что завладеет сердцем». Он черпает вдохновение для своих поэтических полотен в смиренной красоте русской провинции: сказочными видениями предстают панорамы Ростовского Кремля и Псковского Крома, уголки Касимова и могучие башни Изборска, монастыри Суздаля, Переславля-Залесского и Борисоглебска Ростовского, Старой Ладоги и Новгорода. Однако жемчужинами в творчестве живописца являются его донские пейзажи.
В пейзажах И.Г. Фролова, словно в драгоценных этюдах Александра Иванова, нам явлен образ Невидимого Творца, угадываемый сквозь дивную пелену мира видимого.
24 апреля 2010
