itemscope itemtype="http://schema.org/Article">

Тевтон на Вологодчине

0
364
Время на чтение 10 минут
Вольф был немцем немолодым, могучим, серьёзным – и всё же слегка карикатурным. Его профессионализм, пристрастие к порядку и почти эротическая любовь ко всевозможному железу вполне укладывались в стереотипные представления о «сумрачном германском гении». Он доводил до яростного исступления своих советских коллег, толстожопых и медлительных останкинских инженеров, бывших у него на подхвате. Отправив одного из них включать распределительный щит, находившийся в другой половине аппаратной, и едва дождавшись, чтобы широкая спина посланного скрылась за перегородкой, Вольф с издевательской интонацией каркал:

- Уже?? - одно из немногих известных ему русских слов.

Впрочем, у него на вооружении была и целая фраза, которой вполне хватало для решения любых технических вопросов:

- Панимаешь? НЕ панимаешь??! Жопа!

Вольф появлялся на телецентре, как колониальный буржуй в Африке (которую он, кстати, обожал): несколько туземцев, пыхтя, тащили за ним его багаж – огромные, обитые металлом сундуки, все в таможенных наклейках. Снаружи сундуки были брутальными и поцарапанными; зато внутри!.. Внутри царил хирургический порядок: слои инженерных сокровищ были проложены чистейшей тканью, каждый инструмент закреплён в специальной ячейке и на всякий случай прихвачен скотчем. Чего только не было в этих потрясающих кофрах! Их хозяин две трети жизни проводил на чужбине, в самых экзотических местах – например, у нас, в нищей России 80-ых, потом – 90-ых годов… Поэтому он привык во всём полагаться на себя и на свой багаж, где лекарства на все случаи жизни соседствовали с картами городов, флягами с коньяком и питьевой водой, ножами всех видов комплектации и фонариками разных размеров.

Но каким ландскнехтом был бы Вольф, если бы обошёлся без доспехов? Он носил многослойные пуленепробиваемые куртки поверх жилетки с сотней карманов и кармашков, и ни один не пустовал. При первой же возможности Вольф запускал руку в какое-нибудь потайное отделение своего облачения и извлекал необходимое: пропитанную одеколоном гигиеническую салфетку, трубочку с аспирином или алка-зельцером, перочинный нож на цепочке (открыть бутылку принесённого нам же в подарок пива, банки он презирал), или фломастер, или увеличительное стекло на ручке, или даже… ситечко для заварки чая! Кроме того, главные очки висели на груди на цепочке, очки для чтения прятались где-то на груди, а солнечные – в боковом кармане куртки.

Предметом особой гордости были крошечные ярко-жёлтые словарики, русско-немецкие, немецко-русские, англо-немецкие; каждый жил в собственном кармане и при малейшей запинке беседы извлекался на свет безошибочно, жестом фокусника.

Вольф был с меня ростом (то есть изрядно высоким), но гораздо шире в плечах; на этих могучих плечах на крепкой красной шее была прочно привинчена крупная кубическая голова с залысинами и высокими тевтонскими скулами; и пронзительно и насмешливо глядели из-под седоватых бровей ледяные голубые глаза. Одним словом – типичная «арийская бестия», никому не дававшая спуску.

Ему шёл шестой десяток, этому недоброму иностранному дядьке, но как-то уж так сложилось, что он находил определённое удовольствие в общении со мной, тогда ещё не вполне тридцатилетним, ничего не знающим о жизни в огромном и опасном мире за непроницаемыми границами серого советского отечества. Когда через несколько лет растаял железный занавес и я стал кататься в Америку и Европу, мне очень пригодились рассказы Вольфа, его язвительные советы и премудрости, а более всего – его уверенность в том, что каждый обязан выполнять свою работу, что не надо заискивать перед теми, чьё дело – обслуживать; то есть что «клиент», как нас чисто теоретически учили, действительно «всегда прав». Помню, как он распекал несчастную уборщицу в гостинице «Украина», указывая одной рукой на неопорожнённую корзинку с мусором, а пальцем другой – в небеса (точнее, в потолок с лепниной):

- Международний отель! Международний!!

И всё-таки едва ли я стал бы с ним общаться, если бы моя родина вызывала у него только иронию. Но за его зубоскальством сквозил искренний интерес, с годами переросший в ностальгическую привычку к нашим местам, лишённым удобств, а зачастую – и здравого смысла.

Мне страстно хотелось закрепить и углубить этот интерес, показать ему такую Россию, которую я люблю и готов защищать от любого немца, если понадобится – то и с оружием в руках. Но прежде всего необходимо, чтобы сам немец увидел в наших краях не пустое «жизненное пространство», а вечную Святую Русь с её тайной и красотой.

- Хочешь, я покажу тебе что-нибудь настоящее, не туристическое? – спросил я его однажды.

Вольф фыркнул:

- Я был здесь 17 раз! И Москву знаю лучше тебя… Что ты можешь мне показать такого, чего я не видел?

Ох уж эти самоуверенные Девы (Вольф родился в сентябре)! Они не сомневаются, что изведали и поняли всё. А 50-летние немецкие Девы мужского пола – это Девы в кубе, самые злостные и упрямые!

- Ну, ладно. Я отвезу тебя на русский Север, - посулил я. – Такого ты без меня точно не увидишь.

Вольф хмыкнул. Впрочем, отчасти заинтригованный. Приглашение в путешествие – это был вызов, который не мог оставить равнодушным странствующего тевтонского рыцаря.

И вот мы с ним собрались – на Пасху тысяча девятьсот восемьдесят какого-то года, в прощальных сумерках советской империи. Тогда ещё иностранцам нельзя было покидать столицу без особого разрешения; мы условились соблюдать строгую конспирацию (эта необходимость доставляла Вольфу особенное удовольствие).

- Оденься попроще и молчи, - потребовал я. Вольф поднял плечи: не мне учить его конспирации! Он хотел было напомнить мне, что был тут 17 раз… но сдержался: всё-таки на этот раз возглавлял экспедицию я, а он оставался дисциплинированным европейцем.

Загрузка в купейный вагон прошла без приключений, и мы погнали в ночь, на север, в сторону священных для меня вологодских земель. Полночи Вольф стоял у окна в коридоре, глядя в темноту, на пролетающие огни. Когда мне надоело читать, я вышел из купе и встал рядом с ним, держась за шаткий белый поручень.

- Что ты там выглядываешь? – тихо спросил я по-английски.

- Я всё думаю… - так же тихо и очень серьёзно ответил мой спутник, - …что за жизнь там, где эти огоньки? Что за люди там, как и чем они живут, что любят, как проводят время? И почему я никогда их не узнáю…

Я смотрел на него, потрясённый. Я-то думал, что только я могу смотреть такими глазами в железнодорожную русскую ночь.

Утром мы прибыли в Череповец. Я отлучился всего-то минут на 15 – сгонял за автобусными билетами. Но, по закону подлости, именно в эти 15 минут ему приспичило! Растрясло в поезде, плюс гадкий поездной чай… Бедный Вольф стоял у стены, там, где я его оставил, и мучительно подбирал известные ему русские слова, чтобы, не выдавая своего иностранного происхождения, спросить, где… Не скажешь же: «туалет, битте»! Надо как-то составить подходящую фразу… Наконец он поймал за рукав уборщицу в грязном сизом халате и членораздельно, тщательно произнося слова, произнёс:

- КОМПАНИЯ НЕ НАДО. ТОЛЬКО МЕСТО…

Воздадим должное сообразительности простой череповецкой женщины! Сперва она вытаращила глаза и открыла рот… но, поразмыслив, хлопнула себя по лбу:

- А-а-а! Пойдём, милый!

И привела его к вонючей двери, которую без всякого провожатого можно было за километр найти по запаху.

Я нашёл его там, где оставил, у стены – совершенно счастливого и гордого своей находчивостью. Он протирал руки душистой салфеткой, предусмотрительно позаимствованной в самолёте компании «Люфтганза», на борту которого нет и не может быть неприятных запахов. Другую такую же, нераспечатанную, он протянул мне.

- Выглядеть ты будешь так же скверно, - любезно заметил он, - но хоть пахнуть будешь хорошо!

Я воспользовался патентованным гигиеническим средством, и мы, благоухая на весь Череповец и распугивая немытых местных тузиков, отправились через площадь на автовокзал.

В рейсовом автобусе, кроме нас, душистых и рослых, были одни бабки. Не успели мы тронуться, как они, мило окая и вертясь, начали хором расспрашивать, кто мы такие, откуда и зачем приехали. Вольф как-то догадался, о чём меня пытают. Он побледнел.

- Только не говори им, что я – немец, - сквозь зубы прошипел он по-английски. – Ты посмотри на них! Они же все – военные вдовы!! Не говори, что я – немец!

- О-о… - заинтересовались бабки. – На каком это он? Он что, американец?

- Не говори… - последний раз буркнул Вольф.

- Он немец, - признался я.

Это вызвало среди бабок всеобщее оживление.

- Так он, значит, наш! – сформулировала общее мнение одна из них. – Родня, выходит! Мы же с ними воевали!

И, сделав этот парадоксальный вывод, повернулась к Вольфу с самым радушным выражением на морщинистом беззубом лице.

- Скажи ему, - обратилась она ко мне, с любопытством разглядывая необычного попутчика, - скажи, вы рановато приехали! Приезжайте в августе, мы вас ягодками угостим! У нас знашь, кака клюква?!

- Что она сказала? – нервно спросил Вольф, не отводя от бабки отчаянных голубых глаз. Я перевёл приглашение приезжать ещё, на клюкву. И тогда мой железный немец, пряча моментально намокшие глаза, стал хватать бабкины тёмные, корявые ладони и целовать их, как руки самой настоящей Прекрасной Дамы.

- Ну што ты, што ты, - приговаривала бабка, освободив одну руку и по-матерински положив её на лысую макушку, - не убивайся!

Так мой тевтон получил вологодскую прописку.

По Белозерску я вёл Вольфа с такой гордостью, как будто сам построил этот городок. А он шагал рядом невозмутимо, со своей огромной сумкой на плече, и щурился на ослепительное сверкание луж, недавно освобождённых ото льда. Во влажном северном воздухе витало предчувствие Пасхи: у каждого встречного, даже у забывших Бога алкашей, на лице читалась некая тайная надежда, без которой человеку не хватит сил жить на земле.

Мы пришли к одноэтажному дому батюшки, где нас уже ждали с поцелуями, предпраздничной суетой и даже постными пирогами, даром что на дворе стояла Великая суббота, так что можно было бы и попоститься. После застолья с разговорами (у меня язык заплетался от непривычной переводческой активности) все, включая отца настоятеля, легли спать – предстояла долгая бессонная ночь.

Когда мы пришли в небольшой – «зимний» – храм на пасхальную службу, я устроил Вольфа в закутке, поставив позади него стул и по-хорошему предупредив:

- Когда станет невмоготу – садись!

Он упрямо покрутил головой:

- Я – католик, - гордо сообщил он, - и всю юность трудился церковным служкой. Я прекрасно выстою службу!

- Ваша служба и наша служба… - ухмыльнулся я, но не стал с ним спорить.

Потом Вольф рассказал, что бодро и прямо простоял первый час, переминаясь с ноги на ногу простоял второй… Но служба и не думала заканчиваться! К концу третьего он уже готов был сдаться и присесть на мой стул. Но, оглянувшись через плечо, увидел тёмную толпу бабок – одна старше другой, и каждая в отдельности старше него – стоявших безмолвно и неподвижно, в отсветах живого свечного огня… И он тоже остался стоять, превозмогая усталость.

Батюшка приготовил гостю сюрприз: он благословил Вольфу на литургии по-немецки читать Евангелие. Даже припас тоненькую ярко-красную книжечку Евангелия от Иоанна на языке Лютера. Водрузив на тонкий европейский нос золотые очки, немец в нужный момент разборчиво и значительно повторил то, что ещё раньше мы услышали по-славянски и по-гречески. Думаю, он странно чувствовал себя, читая по-немецки в русском храме, посреди необъятной, накрытой ночной темнотой страны слова о Слове, Которое «обитало с нами, полное благодати и истины». Во всяком случае, наутро он сказал мне сухо, прищурившись куда-то вдаль:

- Ты знаешь, я объехал полмира; ночевал в саванне, в окружении львов; пережил даже авиакатастрофу… Но нигде, никогда… я не испытывал такого (он вставил в свою английскую речь русское слово) such spiritual боюсь (такого духовного страха). Вроде бы и храм бедный, не слишком украшенный, и хор старушачий, а… - и он пожевал губами, не находя слов.

Тогда я решился показать ему своё самое любимое, самое заветное место – переправу через Шексну, на которой Шукшин снимал последнюю сцену «Калины красной». Река там разливается немыслимо широко, а на горизонте опаловой полосой серебрится Белое озеро.

Мы подъехали к самым мосткам, вышли из машины… Мотор поворчал и стих. По воде стелился клочковатый туман, так что у наших ног, шевеля острую траву, река ещё имела плоть – но уже через несколько метров сливалась с воздухом в одно зеленовато-серое целое, не имеющее конца. Лезвием чиркнула по зеркальной поверхности какая-то птица. Мы переступили по влажной болотистой почве и остановились, глядя в лишённое граней пространство неба и воды – дымка немного приподнялась, и стала видна затопленная до окон второго этажа белая колокольня, отражением повторенная в воде. Не стало чавканья шагов – зато стало слышно, как стучат, замедляясь, два наших сердца.

Мы сколько-то постояли, не проронив ни слова, и Вольф повернулся уходить – он молча сел в машину, и мы отправились в обратный путь. «Не понял», подумал я. Да и что тут понимать? Я и сам не мог бы объяснить, разве что словами поэта – «…И кажется: не время года, а гибель и конец времён»…

Прошло полгода после нашего возвращения в Москву, и однажды, на моей кухне, Вольф сам заговорил об этом заколдованном месте.

- Ты помнишь, там, на севере, мы ездили к реке?

- Конечно, помню, - ответил я.

- Это была самая ужасная минута в моей жизни, - скорбно произнёс немец.

- Почему? – изумился я.

- Понимаешь… Я… исчез. Меня не было, - глухо сказал Вольф. – Этому месту не было до меня никакого дела! И… я не знал, с чего начать!

- У нас, в Европе, - продолжил он, подумав, - любой пейзаж приготовлен к восприятию. Приезжая, ты знаешь, на что должен смотреть и что увидеть… А тут… Ни конца, ни края! Мир до сотворения человека… У меня ещё мелькнула мысль: ведь это – европейская Россия! Какова же тогда Сибирь!..

Вот именно, удовлетворённо подумал, но не произнёс вслух я. Для этого я и возил тебя на свидание к нашему Космосу: поймите наконец, с ним бесполезно воевать, его нельзя оккупировать. Он течёт в нас, сквозь нас, либо уж – мимо нас. Не каждому по силам шагнуть, как Артур, в лодку, оттолкнуться веслом от топкого берега – и отчалить в туман, который носился над водами ещё во дни Творения! Всё – там, в этом тумане: и наша общая история, и родство, которое кровно переплело наши правящие династии и вместе с тем дважды за век толкало нас убивать друг друга…

Надеюсь, ты вспоминаешь эту поездку так же, как я, мой дорогой ариец, где бы ты ни был сегодня – на земле или в ней… Железные устройства, которые ты возил в Россию и вопреки всеобщей безграмотности и лени запускал в работу, давно устарели и превратились в ретро. Но мужская – воинская – доблесть и твёрдость, которые так наглядно воплощались в тебе, за прошедшие годы нисколько не потускнели, только выросли в цене.

Надеюсь, встретимся – здесь или там, где вечно звучат на общем для всех языке слова Евангелия от Иоанна… Вот и поглядим, сильно ли отличаются те места от нижнего течения реки Шексны в час вечернего перламутра?

Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите "Ctrl+Enter".
Подписывайте на телеграмм-канал Русская народная линия
РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям.
Комментарии
Оставлять комментарии незарегистрированным пользователям запрещено,
или зарегистрируйтесь, чтобы продолжить

Сообщение для редакции

Фрагмент статьи, содержащий ошибку:

Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta

Полный список организаций, запрещенных на территории РФ, см. по ссылкам:
http://nac.gov.ru/terroristicheskie-i-ekstremistskie-organizacii-i-materialy.html

Иностранные агенты: «Голос Америки»; «Idel.Реалии»; «Кавказ.Реалии»; «Крым.Реалии»; «Телеканал Настоящее Время»; Татаро-башкирская служба Радио Свобода (Azatliq Radiosi); Радио Свободная Европа/Радио Свобода (PCE/PC); «Сибирь.Реалии»; «Фактограф»; «Север.Реалии»; Общество с ограниченной ответственностью «Радио Свободная Европа/Радио Свобода»; Чешское информационное агентство «MEDIUM-ORIENT»; Пономарев Лев Александрович; Савицкая Людмила Алексеевна; Маркелов Сергей Евгеньевич; Камалягин Денис Николаевич; Апахончич Дарья Александровна; Понасенков Евгений Николаевич; Альбац; «Центр по работе с проблемой насилия "Насилию.нет"»; межрегиональная общественная организация реализации социально-просветительских инициатив и образовательных проектов «Открытый Петербург»; Санкт-Петербургский благотворительный фонд «Гуманитарное действие»; Мирон Федоров; (Oxxxymiron); активистка Ирина Сторожева; правозащитник Алена Попова; Социально-ориентированная автономная некоммерческая организация содействия профилактике и охране здоровья граждан «Феникс плюс»; автономная некоммерческая организация социально-правовых услуг «Акцент»; некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией»; программно-целевой Благотворительный Фонд «СВЕЧА»; Красноярская региональная общественная организация «Мы против СПИДа»; некоммерческая организация «Фонд защиты прав граждан»; интернет-издание «Медуза»; «Аналитический центр Юрия Левады» (Левада-центр); ООО «Альтаир 2021»; ООО «Вега 2021»; ООО «Главный редактор 2021»; ООО «Ромашки монолит»; M.News World — общественно-политическое медиа;Bellingcat — авторы многих расследований на основе открытых данных, в том числе про участие России в войне на Украине; МЕМО — юридическое лицо главреда издания «Кавказский узел», которое пишет в том числе о Чечне; Артемий Троицкий; Артур Смолянинов; Сергей Кирсанов; Анатолий Фурсов; Сергей Ухов; Александр Шелест; ООО "ТЕНЕС"; Гырдымова Елизавета (певица Монеточка); Осечкин Владимир Валерьевич (Гулагу.нет); Устимов Антон Михайлович; Яганов Ибрагим Хасанбиевич; Харченко Вадим Михайлович; Беседина Дарья Станиславовна; Проект «T9 NSK»; Илья Прусикин (Little Big); Дарья Серенко (фемактивистка); Фидель Агумава; Эрдни Омбадыков (официальный представитель Далай-ламы XIV в России); Рафис Кашапов; ООО "Философия ненасилия"; Фонд развития цифровых прав; Блогер Николай Соболев; Ведущий Александр Макашенц; Писатель Елена Прокашева; Екатерина Дудко; Политолог Павел Мезерин; Рамазанова Земфира Талгатовна (певица Земфира); Гудков Дмитрий Геннадьевич; Галлямов Аббас Радикович; Намазбаева Татьяна Валерьевна; Асланян Сергей Степанович; Шпилькин Сергей Александрович; Казанцева Александра Николаевна; Ривина Анна Валерьевна

Списки организаций и лиц, признанных в России иностранными агентами, см. по ссылкам:
https://minjust.gov.ru/uploaded/files/reestr-inostrannyih-agentov-10022023.pdf

Алексей Пищулин
Все статьи Алексей Пищулин
Последние комментарии
В чём смысл этой бойни?
Новый комментарий от АБС
28.03.2024 16:13
Нож в спину воюющей России
Новый комментарий от учитель
28.03.2024 15:51
К 25-летию смерти Ф. Чуева
Новый комментарий от Владимир Николаев
28.03.2024 15:44
«Такого маршала я не знаю!»
Новый комментарий от учитель
28.03.2024 15:41
«Уйти от этих вопросов не получится»
Новый комментарий от Александр Уфаев
28.03.2024 15:40
«Не плачь, палач», или Ритуальный сатанизм
Новый комментарий от Русский Сталинист
28.03.2024 14:21