Публикуется отклик на статьи священника Андрея Дудченко о деятельности Литургико-богослужебной комиссии УПЦ. Автор статьи, выражая свою точку зрения, оспаривает ряд высказываний относительно внесения изменений в чин богослужения.
Недавно на сайте «Богослов.ру» появились две статьи священника Андрея Дудченко о деятельности Литургико-богослужебной комиссии Украинской Православной Церкви [1]. Обе статьи весьма похожи по содержанию, так что мне представляется возможным ответить сразу на обе.
Прежде всего удивляет смелость авторского подхода к вопросу. Уже в самой структуре статей (особенно последней) бросается в глаза тот факт, что материалы, отражающие фактическую деятельность комиссии, занимают меньше половины объема статей; все же остальное представляет собой благие пожелания самого о. Андрея. Он, в частности, пишет: «Было бы хорошо переместить вставку тропаря третьего часа на анафоре...», «Давно ощущается потребность в пересмотре приходского лекционария», «Возможно было бы закрепление в киевском издании Служебника местной традиции соборного служения литургии с открытыми царскими вратами», «Было бы желательно отредактировать текст молитвы «в первый день по внегда родити жене отроча», «Молитвы сорокового дня, содержащие фразы о грехе и скверне рождения, также должны быть пересмотрены в соответствии с духом Евангелия», «Чин таинства Исповеди хорошо было бы дополнить чтением Евангелия».
Простите, это кому было бы хорошо, кем ощущается потребность, кому желательно и кто должен пересматривать? Создается впечатление, что о. Андрей уполномочен кем-то (Синодом, Собором или еще каким-то авторитетным церковным органом) надзирать за деятельностью Комиссии и исправлять ее. Если это так, то ему, видимо, надо было в этом откровенно признаться читателям и вывести всех нас из недоумения. В противном случае возникают два, на мой взгляд, законных вопроса. Первый: почему о. Андрей взял на себя смелость так много писать о собственных пожеланиях, при этом ставя их вровень по значению с деятельностью Литургической комиссии, о которой, собственно, судя по названию и краткому предисловию, и должна была быть написана статья? Второй, еще более серьезный: откуда такое кавалерийское бесстрашие и безапеляционность в отношении к святому святых - к богослужению?
В статьях подвергаются критике практически все аспекты современного богослужения в Русской Церкви: и время совершения его, и устав (автор предлагает введение нового так называемого приходского устава), и порядок подготовки к причащению Святых Таин (автора, в частности, не устраивает евхаристический пост), и содержание некоторых молитв и чинов, изложенных в Требнике. Не останавливается о. Андрей и перед таинствами: предлагается изменить последование Анафоры и внести дополнение в таинства исповеди и причащения больных. Причем все эти предложения излагаются не терпящим возражений тоном: «должна быть удалена», «должны быть пересмотрены» и т.п. Не зная лично отца Андрея, но все же, судя по тому, что он еще не протоиерей, могу предположить, что служит он не так уж долго (скорее всего, не больше 10-12 лет). Когда же ему успела так надоесть наша практика богослужения?! Или же статья - не столько плод опытного делания на ниве Христовой, сколько результат разносторонней начитанности автора? Тогда хочется напомнить о. Андрею его собственные слова: «...богослужение - это живое дыхание Церкви как народа Божия. Молитва и вера Церкви взаимосвязаны: любой перекос в одной области ведет и искажению в другой, и наоборот».
Такой резвый наскок на богослужение вполне может повлиять и на молитву, и на веру. Почему о. Андрея не волнует распространенная практика укорочений служб и треб, причем эти сокращения иногда настолько грубы, что весь смысл изложенного затемняется? [2] Почему он вспоминает святителя Афанасия (Сахарова), когда говорит о составлении новых чинов и не вспоминает о более важном - о ревностной приверженности святителя к уставу? Настоящее творческое отношение к богослужению возможно лишь при глубоком опытном знании его, а это дается, если священник любит службу и ревностно к ней относится. Ревностно, то есть с усердием, но прежде всего с благоговейным трепетом и страхом Божиим. Нам Богом доверено на хранение величайшее сокровище, но хранить - вовсе не означает изменять как кому заблагорассудится! Куда же это мы с кувшиным рылом да в калашный ряд?! В каком сне нам привиделось, что наше поколение доморощенных богословов, прочитав несколько статей и защитив несколько диссертаций, сможет легко продолжить дело просвещенных благодатным светом смирения и умудренных Христовым умом равноапостольных мужей? Наше поколение, ввалившееся в храм Божий в грязной спецодежде мирского мудрования прямо от комсомольской сохи, журналистского станка и университетского трактора! Мерки-то наши все еще мирские, а так легко дерзаем на духовные высоты! Как это мы собрались многое менять, еще не разобравшись в смысле того, что существует? Ну так, для простоты вопрос: почему порядок совершения общественных служб и частных треб, не мешавший преподобному Серафиму, святителю Филарету, оптинским, глинским старцам, святителю Афанасию (Сахарову), святителю Луке (Войно-Ясенецкому) и многим другим, вдруг помешал нам? Почему в писаниях их, если и видим недовольство, то недовольство произволом духовенства и уклонением от установленного чина, а не самим чином?
То, что предлагает о. Андрей, превышает всякую разумную редакцию или справу. Как мне видится, он недостаточно обдуманно, или даже дерзко, предлагает вносить существенные изменения в сложившуюся богослужебную традицию Русской Церкви. Евхаристический пост и исповедь перед причащением Святых Таин являются устоявшейся освященной веками благочестивой традицией и призваны очистить душу покаянием и воздержанием перед тем, как ей соединиться со Христом - что в этом нового, непонятного или неприемлемого, чтобы с этим сражаться? Пост ради «вины воздержания» в любой день и в любое время позволяется и похваляется канонами Церкви.
Непонятно, зачем вносить чтение Священного Писания в чин исповеди, если этого чтения там никогда раньше не было, тем более, что чтение молитв перед исповедью чаще всего происходит перед началом литургии, во время совершения которой читаются и Апостол, и Евангелие. Странно пытаться усилить то, что само по себе достаточно сильно.
Предложения же изменить Анафору, открыть Царские Врата, снести иконостас и ввести новый порядок пения в храме, подражая древней Церкви (о том, как тогда было, известно, похоже, только отцу Андрею), весьма не новы и на них уже многократно было отвечено. Подражание древней Церкви достигается не введением дешевой псевдодемократии в храме Божием, который прежде всего является земным образом Небесного Царства, а тем, к чему призывает Апостол: «ихже взирающе на скончание жительства, подражайте вере (их)» [3]. Вообще удивительны попытки о. Андрея все время причесать нас то на древний, то на греческий манер; похоже, главное, что ему не по душе, - это традиция Русской Церкви. Между тем, если бы он пытался не по-революционному с ней бороться, а скорее разобраться в ней, то, дерзаю думать, увидел бы, что духовные традиции и древней Церкви, и византийского периода, во всяком случае, в области устава богослужения, из всех Поместных Церквей, наверное, в Русской сохранены наилучшим образом. Так что еще неизвестно, кого в соответствие с кем надо приводить.
И еще об одном. Научное богословие развивается весьма стремительно и серьезные исследования в различных областях становятся легко и быстро доступными. Тем не менее, научное исследование - это чаще всего плод деятельности одного, пусть даже гениального, человеческого ума. Церковная же традиция - это, как правило, выражение освященного благодатью соборного разума Церкви. Поэтому, если литургическое, историческое или иное какое исследование противоречит тому, что принято в Церкви, то, возможно, не следует торопиться на этом основании немедленно призывать к переменам - следующее открытие может опровергнуть предыдущее [4]. То, что нам в жизни Церкви кажется несуразным, излишним, «анахронизмом, смешанным с невежеством», не всегда таковым является. Когда Вяземский, издавая «Онегина», указывал в письме Пушкину на якобы найденные им ошибки, Пушкин отвечал: «Душа моя, печатай как есть». «Тьмы низких истин нам дороже Нас возвышающий обман». Достоевский о том же сказал иначе: «Правда выше газетного факта», а один ныне здравствующий архиерей, услышав о попытках внести изменения в порядок освящения Даров на литургии Василия Великого, сказал: «Лучше я со всей Церковью буду ошибаться, чем с одним умником окажусь правым».
____________________________________________________________________________
[1] Дудченко Андрей, священник. Анализ концепции деятельности Литургико-богослужебной комиссии при Священном Синоде УПЦ (на сайте bogoslov.ru 27 ноября 2009).
Дудченко Андрей, священник. В Украинской Православной Церкви всерьез занялись исправлением богослужения (11 декабря 2009)
[2] Мне когда-то пришлось быть свидетелем того, как священник, спеша к началу литургии закончить таинство Крещения, опустил значительную часть огласительных молитв и после слов «отрицаеши ли ся сатаны и всех дел его...», не повторяя их и опустив все последующее, включая слова «сочетаваеши ли ся Христу?», перешел прямо к следующим словам: «И веруеши ли Ему?» Батюшка так спешил, что и не заметил убийственного сочетания произнесенных им фраз.
[3] Евр. 13, 7
[4] «Ученые мнения друг от друга отличаются и друг другом исключаются, на каждое всегда приходится больше противных, чем согласных». Свт. Григорий Палама. Триады в защиту безмолвствующих. М., 1995 с.8
 кв.jpeg)
