Размышляя о периоде воцерковления, его трудностях и радостях, мы всегда с особой благодарностью вспоминаем своих духовных наставников, встреча с которыми сыграла особую роль в нашей жизни. Для многих саратовцев таким человеком стал митрофорный протоиерей Николай Архангельский.
Отец Николай скончался 25 сентября 2005 года. Потомственный священник, ветеран Великой Отечественной войны, он прошел через множество непростых жизненных испытаний, приобрел большой духовный опыт и подошел к священству мудрому, зрелому, смиренному и простому. Он был связан нитями духовной любви с самыми разными людьми, и его уход стал горькой утратой для многих. Сегодня мы предлагаем вниманию читателей воспоминания об отце Николае.
Отец Николай родился 26 февраля 1924 года в городе Камышине Саратовской области (ныне находится в Волгоградской области) в семье священника Константина Ивановича и Надежды Николаевны Архангельских. Он был вторым сыном в семье, и его детство пришлось на годы гонений на Русскую Православную Церковь, когда многие священники пострадали за веру, за то, что не отреклись от Бога.
Когда маленькому Николаю было четыре года, отца Константина арестовали. Семье зачитали приказ о конфискации их дома и всего имущества и выгнали на улицу. Матушка, с двумя детьми, в легкой одежде и без копейки денег оказалась на улице. Спать приходилось на холодной, голой земле. Очень голодали. У маленького Коли отнялись ножки. С трудом добрались они до родственников в Саратове. Это было спасение. Родственники приютили, разделили с ними последние крохи скудного своего пропитания. Уже через полгода мальчик смог встать на ноги и заново научился ходить.
Когда отец Константин вернулся из ссылки, церковь, в которой он служил, уже была закрыта. Батюшку как «лишенца» нигде не брали на работу, и семье снова пришлось голодать. Чтобы спасти родных от смерти, отцу Константину пришлось уехать на заработки в Азербайджан. Через полгода он сумел выслать деньги на дорогу, и вся семья отправилась на границу с Турцией, где отцу Константину удалось найти работу и жилье.
Поселили их в общий барак, где свирепствовала малярия. Медицинской помощи не было, и люди умирали десятками. Болезнь сразила и семью Архангельских. Несколько дней все лежали без сознания, в жарком бреду, а когда стали понемногу приходить в себя, узнали, что Надежда Николаевна умерла. Никто не мог показать им даже место захоронения.
Отец Константин с детьми вернулся в Саратов, и в 1932 году 8-летний Николай смог пойти в школу, которую окончил через 10 лет. Прямо со школьной скамьи Николая Архангельского призвали на защиту Отечества. Он попал в учебную минометную бригаду, и в апреле 1943 года гвардии рядовой Николай Архангельский был отправлен на 3-й Украинский фронт.
Отец Николай прошагал фронтовыми дорогами в составе 85-го гвардейского минометного полка.
Затем 29-й гвардейской минометной бригады от Волги до Дуная и встретил день Победы в Австрии. Был награжден орденом Великой Отечественной Войны II степени, медалями «За боевые заслуги», «За Победу над Германией», «За взятие Вены» и другими наградами, в числе которых пять благодарностей от Верховного Главнокомандующего.
Он воевал на передовой линии фронта, участвовал в наступлениях, испытал горечь поражений, терял своих товарищей, видел смерть и сам много раз бывал на волоске от нее. Но Господь, дозволив ему сполна ощутить всю трагическую сущность и нелепость войны, хранил его, готовя для другой службы.
Отец Николай не любил рассказывать о войне. Делился только с самыми близкими. Так, стал известен один случай. В подразделение, где служил батюшка, пришло срочное сообщение, что с минуту на минуту прилетят немецкие бомбардировщики и начнут бомбить месторасположение части. Надо было срочно передислоцироваться на другую позицию. Командир подразделения, получив приказ, отдал команду сниматься с места. Все поспешили последовать ему, кроме отца Николая, машина которого не завелась. Он стал волноваться — его товарищи все перебрались на новую позицию (в двух-трех километрах от прежней), а его машина отказывалась сдвинуться с места. Он не мог оставить ее и остался ждать налета бомбардировщиков. Вскоре они появились на горизонте, но пролетели мимо, полностью разбомбив новую позицию. Все, кто успел добраться до места, погибли. Когда отец Николай понял, что остался в живых, он обнял свою «катюшу» и поцеловал ее. Позже выяснилось, что ложную информацию дал провокатор. А отцу Николаю объявили благодарность, что сумел сохранить машину.
Были и другие моменты, когда казалось, что невозможно остаться в живых, но отец Николай чудом избегал смертельной опасности, не получив ни одной царапины. Именно на войне окрепла его вера.
Вернувшись домой, Николай Архангельский поступил на работу учеником токаря на военный завод. Но вскоре его уволили, когда выяснилось, что он — сын «попа». И вот фронтовик-орденоносец оказался на улице с «волчьим билетом». Все двери перед ним закрылись.
К тому времени в Саратовской епархии, насчитывавшей 12 приходов, возобновила свою работу Духовная семинария. По совету отца Николай подал сюда документы. Окончил семинарию в 1952 году. Так он вступил на путь, который уготовил ему Господь — путь служения Богу и людям.
53 года прослужил отец Николай в священническом сане, в течение многих лет был духовником епархии. Служил в Троицком и Духосошественском соборах, в Свято-Серафимовской церкви и в Свято-Алексиевском женском монастыре города Саратова. Как благочинный Саратовского округа открывал новые церкви в Аткарске, Балаково, Красном Куте, Калининске, Новоузенске, Ершове, Лысых Горах — всего 27 приходов. Награжден орденом святого благоверного князя Владимира II степени и орденом преподобного Сергия Радонежского III степени.
Последнее место службы отца Николая — храм во имя святого великомученика Димитрия Солунского при Саратовском военном институте радиационной, химической и биологической защиты — первый воинский храм, появившийся в постсоветской России. Именно благодаря отцу Николаю здесь сложилась и окрепла приходская община, и храм стал родным домом для многих саратовцев.
Отец Николай сразу располагал к себе людей. Он говорил негромко, с легкой картавинкой, и в его манере говорить, как и во внешнем виде, чувствовались доброта и уважение к собеседнику. Отец Николай был словно пронизан любовью к людям, но вместе с тем он обладал внутренней твердостью. И люди это чувствовали. А после его благословения или беседы с ним, даже самой короткой, в их души вселялся покой, в сердце появлялась надежда.
Вспоминает старший священник Свято-Алексиевского женского монастыря города Саратова иеромонах Пимен (Хеладзе):
— Впервые я увидел отца Николая в конце 80-х годов в церкви на богослужении. Тогда я был еще невоцерковленным человеком, делал свои первые шаги в Церкви и был полностью поглощен Православием, ни дня не мог прожить, чтобы не побывать в храме на богослужении, не помолиться.
Когда я впервые увидел отца Николая, он произвел на меня сильное впечатление — мудрости и одновременно простоты. Надо сказать, что во мне с детства воспитывали уважительное и благоговейное отношение к людям старшего возраста, и к батюшке я всегда относился с большим почтением. Я вдруг почувствовал, что судьба нас еще сведет.
Шло время, я поступил в семинарию, нес послушание в Серафимовском храме сторожем, певчим, чтецом, помогал в строительстве храма, потом служил там диаконом. И вот в середине 90-х годов туда пришел служить отец Николай. Так мы и познакомились.
Вновь нам довелось вместе служить в военном храме во имя великомученика Димитрия Солунского. Там сложились уже более близкие взаимоотношения, не только как с настоятелем, но прежде всего как с духовником, начались наши беседы, касающиеся семейных, общественных, духовных вопросов.
Об отце Николае можно многое рассказать. Он глубоко знал жизнь, умел из тупиковой, казалось бы, неразрешимой ситуации найти выход. И я, когда следовал его мудрым и простым советам или рекомендациям, всегда безболезненно выходил из сложных ситуаций, которых в моей жизни было немало.
Во всем чувствовалось проявление живой веры — даже в том, как он разоблачался после службы и аккуратно снимал облачение, или как заходил зимой в храм: смахивал с обуви до последней снежинки и проходил внутрь только убедившись, что все чисто, тогда прикладывался к иконе и потом уже шел в алтарь. В каждом движении ощущалось присутствие живой веры в Бога.
В последний год его служения ему часто советовали побольше отдыхать, проводить время дома, а не в храме, а то и вовсе выйти за штат. Тогда кто-то, не помню кто, верно заметил, что отец Николай не сможет жить без богослужения, так как это человек литургической жизни. Если у него это отнять, то всё — жизнь закончится. И отец Николай продолжал служить.
Был еще один поучительный момент: отец Николай всегда ходил пешком от дома до храма. Когда предлагали отвезти на машине, он отказывался, не хотел создавать лишних хлопот. Конечно, когда проявляли заботу и машину подгоняли заранее, он соглашался. А если нет — потихонечку уходил и всё…
И вот что еще интересно: в храме Димитрия Солунского и раньше на каждом праздничном богослужении присутствовали военные, но они еще не были прихожанами храма в полном смысле этого слова. При отце Николае стали воцерковляться. Одного офицера, майора, батюшка благословил быть алтарником. И позже весь высший офицерский состав от начальника училища до заместителей стал приходить в храм.
В числе его духовных чад были не только прихожане, но и много священнослужителей — и не только по той причине, что он был духовником епархии. К нему приезжали как к духовному отцу, к батюшке Николаю, как его ласково называли. Исповедовались, причащались священники разного возраста, совсем старые и совсем молодые.
Есть понятие — родной отец, а есть понятие большее, чем родной отец,— это отец духовный. Именно им для многих и был отец Николай.
Вспоминает протоиерей Геннадий Беляков, клирик Духосошественского собора города Саратова:
— Отец Николай был образцом кротости и смирения. Пастырь был добрый и душу полагал за овцы своя. Мне довелось служить еще с его отцом, священником Константином Архангельским. Это было в Хвалынске в 1959 году.
Батюшка Константин был потомственным священником, священником старой закваски и служить любил необыкновенно. Народ в Хвалынске в то время был особый. Городок этот провинциальный, ни заводов, ни фабрик в нем не было. И люди объединялись вокруг церкви. Служили там умудренные опытом батюшки. Я был молодой, все для меня было внове, и я впитывал их наставления, как промокашка. От отца Константина я впервые и услышал об отце Николае.
Поработал я в храме и алтарником, и истопником, и певчим, и чтецом. Через год поехал в Саратовскую семинарию, поступил и успел закончить первый курс. Потом семинарию закрыли, и нас всех забрали в армию. Вернувшись из армии, я пришел в Свято-Троицкий собор города Саратова, где в то время служил отец Николай Архангельский. Среди других священников он выделялся своей душевностью. Был внимательный, безотказный. В любой час дня и ночи, куда бы его ни позвали: поисповедовать, причастить или покрестить, что в то время было рискованно, он обязательно шел.
Вспоминается трудный для меня момент в жизни. В то время я был диаконом, и как-то денег у меня не стало, а нужно было платить налог в финотдел. Оттуда мне пригрозили, что если я не заплачу налог, то они придут ко мне домой и что-то из вещей заберут. Батюшка Николай заметил мое волнение и спросил, почему я хожу «убитый горем». Я рассказал всё отцу Николаю и другим священникам. Они спросили: «Сколько надо тебе?». Собрали деньги и сказали: «Возьми, иди и заплати».
Удивительно, как искренне любили его прихожане! Он умел объединить людей, входил в состояние каждого человека, понимал печаль каждого человека, умел утешить. Надо помолиться — скажет: «Давай пойдем, помолимся». Что-то попросят, записочку дадут ему — скажет: «Давайте вместе».
Наставлял, как учить детей, приводить их к вере. Запомнилось, как однажды он говорил одной из прихожанок, посетовавшей на нерадивое чадо: «Ты вот что, матушка, ты не кричи на него, ты вот скажи — давай, сыночек, на пять минут встанем к иконочке, помолимся вместе». И на это отзывалась душа ребенка, а не на крики и угрозы.
Отец Николай давал нравственные уроки, азы того, как в семье возродить веру, как молиться, как просить у Бога. Он служил смиренно. И смирение было у него особое. Не напрасно же Владыка Пимен (Хмелевской) назначил отца Николая духовником епархии. У него духовная расположенность была к людям, он умел разъяснить, понять, утешить людей.
Перед рукоположением в священный сан отец Николай давал последнее наставление, беседовал, рассказывал, спрашивал: «Как ты, готов ли, батюшка, как ты воспринимаешь свой страх и трепет, будь готов ко всему, искушения будут, но ты уповай на Бога. Господь даст тебе терпение, даст милость, и всё у тебя устроится».
Самой большой наградой для него была возможность служить у престола Божьего, служить Богу и людям.
Вспоминает настоятель прихода во имя Успения Пресвятой Богородицы поселка Возрождение Хвалынского района священник Виталий Колпаченко:
— Впервые я познакомился с отцом Николаем в конце августа 1999 года, когда вернулся из Свято-Николо-Шартомского монастыря, расположенного в Ивановской области, недалеко от города Шуи. В монастыре происходило мое воцерковление. Вернувшись в Саратов, я стал посещать воскресные богослужения в Свято-Алексиевском женском монастыре, где в то время и служил отец Николай.
Свой уход из Свято-Николо-Шартомского монастыря я переживал очень глубоко, оценивая его как некое предательство и отступление от Христа. Уезжая, я дал обет Богу, что стану священником, но переживания и мысли об отступничестве не покидали меня. И как-то после воскресной литургии отец Николай служил молебен. Когда он возложил Евангелие на мою голову и прочитал слово «священник», это сильно отпечаталось в моей памяти. Случайного ничего не бывает. Не знаю, с намерением ли было положено Евангелие в тот момент или нет, но это укрепило меня в моем решении.
Еще запомнился такой случай. После вечернего богослужения я решил навестить своих родственников, которые жили в одном доме с отцом Николаем. И вдруг я увидел батюшку, уже пожилого человека, в рабочей одежде, помогавшего сыну переносить доски в сарай. Он не замечал меня, а я вдруг почувствовал, какой это родной и близкий мне человек.
После ставленнической исповеди (меня рукоположили в 2001 году в день памяти Николая Чудотворца) я стал исповедоваться отцу Николаю. Продолжительных бесед у нас не было, я старался не утруждать батюшку. И всегда после общения с ним возникало ощущение мира, покоя и радости. Бывали моменты, когда мы просто так сидели молча рядышком, и вопросов никаких нет, просто хотелось побыть какое-то время с батюшкой. Однажды он привел мне пример: «Был такой случай. Один человек шел через весь город к другому, чтобы просто посидеть рядом какое-то время, и потом уходил». Пребывание вместе, даже молчаливое, есть общение душ. Не часто встретишь единомышленных, близких тебе по духу людей. И для меня окормление — это прежде всего наставление жизненным примером.
Удивительно, но всегда, когда я думаю об отце Николае, у меня возникает сравнение с ровным горением свечи. Сказывались ли годы или это была приобретенная добродетель души, но о нем действительно хотелось сказать — «Свете тихий». Я никогда не слышал от отца Николая слова осуждения, он был исключительно спокоен и незлобив. У многих молодых священников есть желание быть яркими, сильными, заметными. Вспоминаются слова одного святого: «Как незаметна душа в теле, так незаметен смиренный человек». Конечно, священство — это общественное, заметное служение, но, тем не менее, это не выпячивание самого себя, а спокойный, тихий труд ради Христа, ради спасения душ. И в этом отношении отец Николай был настоящим пастырем.
Еще раз подчеркну, что для меня он был и остается примером. Афонский старец Паисий Святогорец говорил, что сейчас мало жизненных примеров. Книг много, слов много, а вот жизненного примера…
Когда отец Николай спрашивал про родных, про матушку, он ее Наташенькой называл, и про сына, его он называл Гошенька — так вот ласково, с любовью, то чувствовалось, что спрашивает не для проформы — как там у тебя жена, дети. В его словах сквозила забота. Он никогда не говорил мне: «Понимаешь, для духовной жизни священника необходимо, чтобы в его семье был мир, покой, лад». Прямого назидания не было. Воспитательный момент заключался уже в самом вопросе: «Как Наташенька, как Гошенька?».
То есть не обличение, а кроткая любовь с надеждой на человека. Он очень бережно, сострадательно относился к душе. У него были любовь и вера, что внутри у каждого есть силы и мудрость, которые подаются Богом, и каждый человек сможет увидеть и победить свои недостатки, чтобы совершить духовное восхождение.
Вспоминает начальник Саратовского военного института радиационно-химической и бактериологической защиты (СВИРХБЗ) генерал-майор Николай Павлович Шебанов:
— Для меня батюшка Николай значит очень много. Сам я вырос в православной семье. Моя бабушка была глубоко верующей. Она соблюдала все обряды, за всю жизнь не пропустила ни одного поста, молилась, ходила на богослужения в храм, расположенный за несколько километров от дома, зимой и летом, в любую погоду. Она прожила 96 лет и до последнего дня ходила в храм — вернулась со службы и мирно скончалась. Для меня и моей семьи православная вера стала опорой в жизни.
Я пришел работать в военный институт в конце 1999 года. Здесь и познакомился с отцом Николаем. В то время мы готовились к предстоящему 70-летнему юбилею института (он отмечался в 2002 году) и занимались реставрацией зданий. Старые здания демонтировались, на их месте строились новые.
Тут надо отметить, что на территории нашего института раньше располагался Спасо-Преображенский мужской монастырь, который был закрыт в советское время и почти разрушен. При монастыре находилось кладбище, и во время строительных работ мы обнаружили захоронение монахов. Я сам видел их останки, находил крестики. Пришлось приостановить строительство.
Между тем в храме за короткий срок сменилось несколько настоятелей, приходская жизнь не складывалась, часто возникали неприятные ситуации. Тогда я пошел на прием к Владыке Александру (Тимофееву) и рассказал ему о своих опасениях, о том, что грешны — потревожили прах монахов. Тогда Владыка назначил нам нового настоятеля — отца Николая — и сказал, что всё в скором времени наладится.
И действительно, с его приходом люди потянулись в храм — он стал постепенно наполняться, сформировался дружный приход. И в этом, безусловно, была заслуга настоятеля.
Отец Николай был человеком, который никогда никому не ставил никаких условий, не поучал, что и как надо делать. Он говорил замечательные проповеди, часто выступал перед молодыми офицерами, благословляя их на военную службу, и у многих после его напутственных слов на глаза наворачивались слезы…
До сих пор помню: идешь на работу, а отец Николай идет на службу. Встретишь его, пообщаешься, и так хорошо становится на душе: птицы звонче поют, солнышко ярче светит, и жить хочется, работать, и так светло, радостно…
Вспоминает Нина Александровна Абрашина, прихожанка храма:
— Свои первые шаги в Церкви я начала делать в конце восьмидесятых годов теперь уже прошлого века. Тогда молодежь находилась в духовном поиске, обращаясь к восточной философии и не подозревая, что настоящее сокровище находится у нас, в России, в Православной Церкви. Храмы привлекали своей архитектурой, но внутренняя жизнь Церкви была закрыта для большинства людей — духовенству было запрещено общение с мирянами после завершения богослужения. Притягивал храм и своей недоступностью — в народе еще жива была память о том, что за посещение Церкви могли уволить с работы. И все же люди тянулись к Церкви, к ее спасительным Таинствам…
Николай Архангельский с достоинством нес свое пастырское служение. Его жесты были спокойны, неторопливы. На новичков, переступивших порог храма, он смотрел с неизменной приветливостью, так, что они понимали — им здесь рады. Но вместе с тем в нем чувствовалась и строгость.
Ему хотелось поведать о своих печалях и проблемах. Беседа с ним открывала особый мир, который находился вне привычной жизненной суеты, и посещение храма становилось глотком чистой воды в мутной тине повседневности. Как-то во время беседы с отцом Николаем я неожиданно для самой себя попросила: «Батюшка, будьте моим духовным отцом». И батюшка согласился, благословив меня. Тогда я и не предполагала, какое важное событие произошло в моей жизни — это было началом моего воцерковления. Лишь спустя годы поняла, что в моей жизни появился человек, которому не безразлична моя жизнь, а свои действия в суетном мире я начала согласовывать с вопросом: «А что скажет батюшка?». Это придавало ощущение защищенности, принадлежности к большой семье, в которой каждый — любимое чадо Церкви. Это спасало от уныния в часы заблуждений и отчаяния.
Отец Николай был проницательным человеком, его советы всегда оказывались верными. Батюшкино благословение помогало мне в работе, учебе, благодаря ему в 2005 году я окончила Православный Свято-Тихоновский богословский институт.
Батюшка верил в доброе начало в человеке, и его стыдно было обмануть в этой вере. Хотелось быть лучше, соответствовать в поступках тому, что говорит совесть. Много раз обращалась я к батюшке в трудные минуты своей жизни, когда казалось, что ситуация безысходна, и всегда, по его молитвам, Господь посылал мне помощь.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=5487&Itemid=5
