Мы предлагаем нашим читателям поразмышлять о своем церковном "детстве" и поделиться с нами своими историями. Потому что, несмотря на внешне схожие ситуации и ошибки, каждая такая история уникальна и вместе с тем поучительна.
Однажды моя знакомая - человек верующий и церковный - призналась мне, только ступившей на путь воцерковления: "Завидую я вам, новоначальным!". Эти слова стали для меня настоящим откровением. Лично я всегда с легкой завистью смотрела на людей, воспитанных в православных семьях. Мне нравилось то, что они могут свободно перекреститься на многолюдной улице, уверенно чувствуют себя в храме и спокойно выстаивают долгие богослужения. Они знают, как правильно подойти под благословение к батюшке и поклониться иконе, как поставить свечи и подать записки, что такое акафист и сорокоуст, какие дни - постные и какие праздники - двунадесятые. Конечно, все это - лишь внешнее выражение веры. Но я подсознательно чувствовала, что у этой веры есть прочный фундамент, заложенный с раннего детства. Фундамент, которого у меня не было, если не считать нескольких "камней", заботливо положенных в основание моей веры еще бабушкой.
Научи меня молиться...
Обычно говорят, что у каждого свой путь к Богу. Одни приходят к Нему, претерпев боль и страдание. Другие - осознав необычайную полноту бытия, дарованного нам Господом. В жизни каждого человека есть и то, и другое: Господь говорит с нами на языке и скорби, и радости, просто, почему-то, первый мы слышим лучше......Маленький деревенский домик в четыре окна, за которыми - непроглядная ночь. Слышно, как лают соседские собаки, громыхая длинными цепями и пустыми мисками. Бабушка укладывает нас с сестренкой спать, долго крестится перед иконой Спасителя, читает "Отче Наш" и мою любимую - "Богородице Дево, радуйся", потом крестит нас. Теперь, это я знаю совершенно точно, с нами ничего плохого не случится, и ночь больше не кажется такой страшной.
Все молитвы, которые знает бабушка, я записываю в блокнотик, чтобы потом потихоньку заучить. Вернувшись домой, перед школьными экзаменами пробую читать их по памяти и всегда получаю "пятерки", даже по алгебре, которая дается мне особенно тяжело. Еще больше убеждаюсь - Бог есть! Но вскоре моя детская вера подвергается серьезным испытаниям, и долгие годы проходят в мучительном поиске ответа на вопрос: если Бог есть, то неужели Он так несправедлив?
Случайно нахожу свой старый блокнотик, а со временем - и ответ на свой вопрос. Теперь нужно найти себя, запутавшуюся в жизненных неурядицах и проблемах. Понимаю, что живу неправильно, что нужно что-то менять, знаю, что своими силами мне не справиться, и вдруг отчетливо осознаю, откуда нужно ждать помощь.
Прихожу в храм, но словно застываю на его пороге. Когда все в едином порыве читают Символ веры, мне кажется, что я никогда не выучу слов этой молитвы, как никогда не пойму смысл происходящего во время богослужения. Но главное: стоять на службе мучительно тяжело. Ухожу из храма, не дожидаясь окончания службы, а когда заставляю себя остаться, стою, переминаясь с ноги на ногу, злясь на свою немощь и нерадение, а заодно и на тех, кто придумал эти долгие службы. Стоит ли говорить о том, что ни о какой молитве и речи быть не может, и я возвращаюсь домой, раздраженная и уставшая.
И все же снова иду в храм. Иду со своей болью, просьбой о помощи и надеждой, и получаю великое утешение: вроде бы совсем недавно молила о рождении сына, уткнувшись в пол, устланный к Троице свежескошенной травой, и вот уже он кричит в купели и принимает первое в жизни Причастие...
Вот так и совпало - детство сына с моим церковным "детством". Иногда он удивляет меня своими неожиданными высказываниями вроде: "Боженька нас слышит! Видишь - открыто!" - и показывает на небо. Или просьбами: "Пойдем в храм к Боженьке!". А однажды утром, когда я, как обычно, боролась со своей ленью и последняя уже побеждала, он схватил с полки молитвослов, огрел меня им со всей силой по голове и заявил серьезно: "Молиться надо!".
Яко семя тли во мне есть...
То, что легко дается в раннем возрасте, трудно для взрослого человека, с пусть небольшим, но собственным жизненным опытом, со своими привычками, стереотипами, страхами и предрассудками. Но самое страшное - со стертыми представлениями о добре и зле, когда совесть обличает, но ее голос звучит все тише, а порой кажется, что "моральный закон внутри" и вовсе перестает действовать, и компромисс с грехом становится нормальной формой существования. Это очень страшно, когда осознание глубины своего падения, влекущее за собой желание исправиться, стать новым человеком и уже не толкаться на пороге, а наконец-таки войти в храм, чтобы отныне всегда следовать евангельским заповедям, вдруг сменяется апатией, ощущением собственной "неисправимости", каким-то духовным параличом, когда кажется, что ничего изменить уже невозможно. Потом следует внезапное пробуждение, и с новыми силами бросаешься на войну с самим собой, полный стремления наконец-то начать жизнь во Христе и... снова падаешь...С самого начала все было непросто, даже обычные слова-пожелания, когда люди вокруг меня говорили "Спаси Господи" вместо "Спасибо" и "Во славу Божию" вместо "Пожалуйста", резали слух. Неприученная к ним, я даже пожелание "Ангела за трапезой" сразу не могла выговорить.
Да что говорить, поначалу было трудно даже принять саму мысль о своей "новоначальности": ты вроде как самостоятельный человек, размениваешь третий десяток лет, и при этом - грудной младенец, нуждающийся в мягкой духовной пище. Непросто было слышать от "умудренных церковным опытом" знакомых: "Все новоначальные такие восторженные, как идиоты!".
Гордыня не давала покоя, а потому многое раздражало, особенно то, что было непонятно. Например, когда замечательный молодой человек, лишенный болезнью возможности свободно передвигаться, на все расспросы о себе отвечает: "С Божией помощью!". И это тогда, когда хочется кричать о несправедливости человеческой жизни в целом и его судьбы в частности, особенно когда видишь, как бесцельно его сверстники просиживают свою жизнь на лавочках с бутылкой пива в руках, оплевывая все вокруг себя в радиусе пяти метров. Но именно его мужество помогло мне осознать очень многое...
Особенно тяжело давалось (да и сейчас дается) внутреннее делание: пост и молитва. Приближение длительного поста нагоняло тоску, а о том, что сегодня среда или пятница, вспоминалось, почему-то, только в середине дня. Тяжело было поддерживать в себе и "дыхание жизни": кроме знакомых молитв, на которые с детства отзывалось сердце, выполнение утреннего и вечернего молитвенного правила постоянно "пробуксовывало". И только спустя какое-то время слова стали обретать смысл, и древний язык стал ближе и понятнее.
Первые "шишки" и первые радости
Теперь с улыбкой вспоминаю, как училась повязывать на голову платок и как непросто было отказаться от любимых мною брюк и косметики. А скольких трудов стоило заставить себя перекреститься, когда идешь по улице мимо храма! Но труднее всего было вовремя замолчать, когда вдруг нападало желание поучать своих атеистически настроенных родных и близких тому, что сама еще только начинаешь понимать. И досталось же от меня моим близким! Слишком часто моя ревность была направлена на изменение мира вокруг, тогда как начать следовало, прежде всего, с себя...А начать следовало. Нельзя быть православным только на словах, и так трудно - на деле. Может, поэтому не сразу удалось найти взаимопонимание с самым близким человеком: он видел только внешние изменения, а внутренних - все не было. И это фарисейство его раздражало. Я с пеной у рта пыталась отстаивать свое право на новую жизнь, и этим только отталкивала его от всего, что стало для меня так дорого. А тем временем сама, оправдывая себя попыткой найти компромисс, переставала посещать богослужения, оставляла молитвенное правило и... дальше даже продолжать не хочется. Все это только вызывало его насмешки: "Говоришь, православная? А сама...". Приходилось выслушивать упреки и от воцерковленных знакомых, которые на все мои расспросы отвечали: "Что с тобой разговаривать! Ты же в храм не ходишь!".
Со временем для меня очевидной стала необходимость поиска духовного руководителя, не просто кого-то, гораздо более умудренного в духовной жизни, но священника, который бы мог, опираясь на свой опыт и учение святых отцов, дать совет, как поступить в той или иной ситуации, чтобы выйти, наконец, из тупика. В темном тоннеле очень нужен человек с фонариком, идущий рядом.
До сих пор помню необъяснимое чувство невесомости после первой исповеди, как будто легкое перышко прикасалось к саднившим внутри меня язвам, и боль утихала. А ночь накануне первого в сознательной жизни Причастия! Тогда я сразу вычитала все положенные каноны, последование ко Святому Причащению, а заодно и благодарственные молитвы, и так и не смогла уснуть, боясь не успеть к ранней литургии. Не забыть и чувство огромной радости после свершения Таинства, когда кажется, что любишь весь мир и можешь свернуть горы...
Но изменить сразу все невозможно. И хотя помощь духовного наставника была весьма ощутимой, одно дело - услышать от него, как следует поступить, и другое - потрудиться над собой и применить услышанное к тому духовному состоянию, в котором пребываешь. Нет, прожить мою жизнь вместо меня никто не может, и только от меня самой зависит, по какому пути мне идти.
Иногда я думаю: если бы раньше я знала то, что открываю для себя только сейчас, скольких ошибок смогла бы избежать! Впрочем, тогда все было бы совсем по-другому, и наверняка моя жизнь сложилась бы иначе... Нет, все, что случилось, должно было произойти именно в той последовательности, в которой произошло. И пусть мое трудное церковное "детство" началось, когда я сама уже стала мамой, я благодарна за то, что оно все же наступило.
http://www.eparhia-saratov.ru/index.php?option=com_content&task=view&id=4587&Itemid=4