Соловки - удивительное место: отшельническое, суровое, с пронизывающим северо-восточным ветром, внезапным, насквозь пробирающим за минуту дождем и особо крупным комарьем. Морем, опасным даже сейчас, а уж в доцивилизационную эпоху... Среднегодовая температура +1; 26 полных солнечных дней в году. Почва, твердая как камень.
Это место поражает на каждом шагу, каждым мгновением своего почти 500-летнего бытия. Непредставимостью, невозможностью, казалось бы, монашеского подвига - начиная с прибытия сюда прп. Савватия и Германа, переплывших огромное расстояние на лодчонке с парусом. Невместимой сознанием современного человека жестокостью и бесчеловечностью Соловецкого концлагеря, СЛОНа (а позже СТОНа).
Ну что можно создать в такой мертвящей среде? Просто выжить, сохранив человеческое достоинство и не утратив любви к образу Божиему, уже подвиг. Трудно вообразить, что в самом страшном в 20-30-е гг. лагере существовали музей, два театра, литературный и историко-краеведческий журналы, велась научная работа. И не только та, что была организована государством. Представьте себе ученого, чей первый опубликованный научный труд написан в сталинском лагере. Ученого, чья карьера и началась-то с доклада, приведшего к 5 годам "общих работ" в Соловецком лагере особого назначения, - доклада о преимуществах старой орфографии, прочитанного в 1928 г. на заседании студенческого кружка с удивительным названием "Космическая академия наук". Этот полушутливый и экстравагантный, по словам самого автора, акад. Дмитрия Сергеевича Лихачева, доклад мог бы стать последним в его жизни. Читая его, не знаешь, чему удивляться: то ли поразительной смелости, то ли наивности 21-летнего студента: "Рассуждение 3-е, православное (это в годы самых жестоких гонений на Церковь! - А. Л.). 1. Новая орфография явилась делом антихристовой власти. 2. Новая орфография всегда была мыслью бесовщины (60-е гг. XIX в.)... 7. Наконец, новая орфография посягнула на самое православное в алфавите". В докладе много интересных, тонких наблюдений, например о том, что дореволюционная графика создавала характерную "физиономию" слова и потому облегчала чтение, ведь "мы читаем не по буквам или складам, как делают неграмотные люди, а "схватываем" слово в целом"; для большей характерности нужно, чтобы часть букв выступала за строку, поэтому греческий алфавит - наиболее совершенный, а церковнославянский приближается по своему совершенству к греческому; буквы - это небесные знаки и т. д.
Собственно первыми научными работами Д. С. Лихачева стали две статьи, называющиеся... "Картежные игры уголовников" (1930) и "Черты первобытного примитивизма воровской речи" (1933). Вас удивляют столь низкие темы? Но настоящий ученый - всегда ученый: попав на Соловки, он изучает то, что мог увидеть и собрать в лагере. И его статьи - полноценные научные работы, четко структурированные, с продуманными выводами, результатами полевых исследований, богатой библиографией.
Наблюдая карточные игры лагерной шпаны, Лихачев приходит к выводу, что, во-первых, она обеспечивает жулику в тюрьме физиологически необходимое чувство риска, а во-вторых, приемы игры в карты отражают "кодекс чести", принятый в воровской среде. Игры делятся на "свои" и "фраерские". Соль всего дела - в узаконенном в известной мере шулерстве. Целый ряд способов обыгрывания в штос, наиболее популярную игру, называется просто "шансами" и принимается спокойно: обчистив партнера до последнего, выигравший объясняет, как он это сделал. Существует "заветное", то, что настоящими жуликами никогда не проигрывается (т. н. "кровь": белье, верхняя одежда, подушка и паек); отдать долг для проигравшего - святое. Однако на Соловках происходит разложение воровской среды в результате неизбежного разрушения кастовой замкнутости, вследствие чего два последних "закона чести" начинают нарушаться.
Карточная игра, необычайно распространенная в воровской среде, носит характер своеобразного примитивного культа. Вор всегда носит при себе колоду карт, на которой гадает приемами того же штоса. Вера в гадания, приметы, предзнаменования у него очень сильна. Все это - элементы магического первобытного мышления. Магическое отношение к миру, наиболее характерное для воровского мышления, анализируется Лихачевым (прежде всего в языке) во второй его лагерной статье. Автор, ставя под сомнение утверждение французской социологической школы в языкознании (Байи и др.) о том, что язык зарождается как средство коммуникации (общения), показывает, что основная функция воровской речи, очень близкой речи первобытных народов, - эмоционально-экспрессивная (в противоположность коммуникативной, основанной на интеллектуальной стороне слова). Вор не передает мысли и взгляды, для него важен эффект, производимый его словом на окружающих. Слово - это орудие, и, как таковое, в наиболее чистом виде оно проявляется в сигнале ("ша", "стремь"), который можно сравнить со спортивными терминами в футболе или теннисе. Вор глубоко[1] уверен в магической силе слова, в его прямой действенности. Отсюда та чудовищная гипертрофия брани в воровской среде, ни к кому особо не обращенной, подкрепляющей буквально каждое воровское слово; а также широкое использование "божбы", клятвы. Магия слова настолько пронизывает воровское мышление, что вору свойственно отождествлять предмет и слово, что отчетливо отражается на отношении его к своей кличке. В кличке заключается воровская "честь", не позволяющая сменить ее, даже когда она становится известна угрозыску. Крайнее выражение безграничной веры в магическую силу слова - боязнь слов: на целый ряд понятий, особенно "опасных", накладывается табу; в результате появляются эвфемизмы, как, например, "мокрое дело" вместо "убийство" или "сыграть в ящик" вместо "умереть".
Работы Д. С. Лихачева - живая классика. А до определенного времени они были просто уникальными: через полвека с лишком (в 1992 г.) составители "Словаря тюремно-лагерно-блатного жаргона" в предисловии отмечали: "Мы убеждены, что написанное Лихачевым - вообще лучшее из того, что есть о воровском жаргоне. А у нас в России - к тому же единственное (к сожалению, буквально)".[2]
Использованные материалы: Д. С. Лихачев. Статьи ранних лет (М., 1992). Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона: Авторы-составители Д. С. Балдаев, В. К. Белко, И. М. Исупов (М., 1992) (указанные статьи Д. С. Лихачева есть также в данном словаре).
[1] Кстати, наречие "глубоко" в значении "вполне, совершенно" пришло к нам именно из воровской речи, так же как "даром" - "без усилий" или "рисковый" - "смелый".
[2] С. 10.
http://www.taday.ru/text/50697.html
Это место поражает на каждом шагу, каждым мгновением своего почти 500-летнего бытия. Непредставимостью, невозможностью, казалось бы, монашеского подвига - начиная с прибытия сюда прп. Савватия и Германа, переплывших огромное расстояние на лодчонке с парусом. Невместимой сознанием современного человека жестокостью и бесчеловечностью Соловецкого концлагеря, СЛОНа (а позже СТОНа).
Ну что можно создать в такой мертвящей среде? Просто выжить, сохранив человеческое достоинство и не утратив любви к образу Божиему, уже подвиг. Трудно вообразить, что в самом страшном в 20-30-е гг. лагере существовали музей, два театра, литературный и историко-краеведческий журналы, велась научная работа. И не только та, что была организована государством. Представьте себе ученого, чей первый опубликованный научный труд написан в сталинском лагере. Ученого, чья карьера и началась-то с доклада, приведшего к 5 годам "общих работ" в Соловецком лагере особого назначения, - доклада о преимуществах старой орфографии, прочитанного в 1928 г. на заседании студенческого кружка с удивительным названием "Космическая академия наук". Этот полушутливый и экстравагантный, по словам самого автора, акад. Дмитрия Сергеевича Лихачева, доклад мог бы стать последним в его жизни. Читая его, не знаешь, чему удивляться: то ли поразительной смелости, то ли наивности 21-летнего студента: "Рассуждение 3-е, православное (это в годы самых жестоких гонений на Церковь! - А. Л.). 1. Новая орфография явилась делом антихристовой власти. 2. Новая орфография всегда была мыслью бесовщины (60-е гг. XIX в.)... 7. Наконец, новая орфография посягнула на самое православное в алфавите". В докладе много интересных, тонких наблюдений, например о том, что дореволюционная графика создавала характерную "физиономию" слова и потому облегчала чтение, ведь "мы читаем не по буквам или складам, как делают неграмотные люди, а "схватываем" слово в целом"; для большей характерности нужно, чтобы часть букв выступала за строку, поэтому греческий алфавит - наиболее совершенный, а церковнославянский приближается по своему совершенству к греческому; буквы - это небесные знаки и т. д.
Собственно первыми научными работами Д. С. Лихачева стали две статьи, называющиеся... "Картежные игры уголовников" (1930) и "Черты первобытного примитивизма воровской речи" (1933). Вас удивляют столь низкие темы? Но настоящий ученый - всегда ученый: попав на Соловки, он изучает то, что мог увидеть и собрать в лагере. И его статьи - полноценные научные работы, четко структурированные, с продуманными выводами, результатами полевых исследований, богатой библиографией.
Наблюдая карточные игры лагерной шпаны, Лихачев приходит к выводу, что, во-первых, она обеспечивает жулику в тюрьме физиологически необходимое чувство риска, а во-вторых, приемы игры в карты отражают "кодекс чести", принятый в воровской среде. Игры делятся на "свои" и "фраерские". Соль всего дела - в узаконенном в известной мере шулерстве. Целый ряд способов обыгрывания в штос, наиболее популярную игру, называется просто "шансами" и принимается спокойно: обчистив партнера до последнего, выигравший объясняет, как он это сделал. Существует "заветное", то, что настоящими жуликами никогда не проигрывается (т. н. "кровь": белье, верхняя одежда, подушка и паек); отдать долг для проигравшего - святое. Однако на Соловках происходит разложение воровской среды в результате неизбежного разрушения кастовой замкнутости, вследствие чего два последних "закона чести" начинают нарушаться.
Карточная игра, необычайно распространенная в воровской среде, носит характер своеобразного примитивного культа. Вор всегда носит при себе колоду карт, на которой гадает приемами того же штоса. Вера в гадания, приметы, предзнаменования у него очень сильна. Все это - элементы магического первобытного мышления. Магическое отношение к миру, наиболее характерное для воровского мышления, анализируется Лихачевым (прежде всего в языке) во второй его лагерной статье. Автор, ставя под сомнение утверждение французской социологической школы в языкознании (Байи и др.) о том, что язык зарождается как средство коммуникации (общения), показывает, что основная функция воровской речи, очень близкой речи первобытных народов, - эмоционально-экспрессивная (в противоположность коммуникативной, основанной на интеллектуальной стороне слова). Вор не передает мысли и взгляды, для него важен эффект, производимый его словом на окружающих. Слово - это орудие, и, как таковое, в наиболее чистом виде оно проявляется в сигнале ("ша", "стремь"), который можно сравнить со спортивными терминами в футболе или теннисе. Вор глубоко[1] уверен в магической силе слова, в его прямой действенности. Отсюда та чудовищная гипертрофия брани в воровской среде, ни к кому особо не обращенной, подкрепляющей буквально каждое воровское слово; а также широкое использование "божбы", клятвы. Магия слова настолько пронизывает воровское мышление, что вору свойственно отождествлять предмет и слово, что отчетливо отражается на отношении его к своей кличке. В кличке заключается воровская "честь", не позволяющая сменить ее, даже когда она становится известна угрозыску. Крайнее выражение безграничной веры в магическую силу слова - боязнь слов: на целый ряд понятий, особенно "опасных", накладывается табу; в результате появляются эвфемизмы, как, например, "мокрое дело" вместо "убийство" или "сыграть в ящик" вместо "умереть".
Работы Д. С. Лихачева - живая классика. А до определенного времени они были просто уникальными: через полвека с лишком (в 1992 г.) составители "Словаря тюремно-лагерно-блатного жаргона" в предисловии отмечали: "Мы убеждены, что написанное Лихачевым - вообще лучшее из того, что есть о воровском жаргоне. А у нас в России - к тому же единственное (к сожалению, буквально)".[2]
Использованные материалы: Д. С. Лихачев. Статьи ранних лет (М., 1992). Словарь тюремно-лагерно-блатного жаргона: Авторы-составители Д. С. Балдаев, В. К. Белко, И. М. Исупов (М., 1992) (указанные статьи Д. С. Лихачева есть также в данном словаре).
[1] Кстати, наречие "глубоко" в значении "вполне, совершенно" пришло к нам именно из воровской речи, так же как "даром" - "без усилий" или "рисковый" - "смелый".
[2] С. 10.
http://www.taday.ru/text/50697.html
