Российский город Рулетенбург... Вы слышали о таком? Однако он существует и растет со скоростью, которой бы позавидовал любой мегаполис. Здесь есть шикарные особняки - казино и игорные дома, типовые многоэтажки - игровые автоматы, и лачужки вроде ларьков с лотерейками. В этом городе весело и беззаботно: яркая иллюминация и громкая музыка или, наоборот, легкая, непринужденная атмосфера - все делается для того, чтобы вы заглянули сюда в гости. Несколько, а может быть, и единственный визит в один из домиков Рулетенбурга - и вы становитесь полноправным его жителем. Правда, право у вас всего одно - на постепенный проигрыш... собственной души.
Решающее значение в любой азартной игре имеет не денежный интерес, а фактор "случайности". По-отношению к нему все игроки делятся на две условные категории: воспринимающих игру как непредсказуемое стечение обстоятельств и тех, кто пытается найти определенные закономерности и загнать "зверя игры в клетку статистики".
Человеку сложно постоянно мыслить абстрактными категориями. Поэтому в его восприятии неуправляемая стихия игры получает рано или поздно свое олицетворение - "свято место пусто не бывает". Недавняя случайность получает новые титулы - "авось", "везение", "удача", "фарт". И вот уже эти мелкие божества самовластно распоряжаются выигрышами и проигрышами, даруют победу или обрекают на поражение. Уверяясь постепенно в их существовании, человек незаметно от самого себя начинает исправно приносить Фортуне (вполне конкретной богине римского пантеона) жертвоприношения в виде холодного пятака в ботинке, амулетов, счастливых примет и т. д. В словаре Даля азартные игры называются еще роковыми (от слова "рок", "судьба"), что лишний раз свидетельствует о подчинении участников игры воле "слепого случая", фатуму, таинственной предопределенности.
Но в мире случайностей не бывает. Думаю, об этом знает каждый, испытавший на примере собственной жизни чудесный Промысл Божий. Для верующего христианина жизнь - это пространство смысла. И, несмотря на то, что для ограниченного человеческого разума пути Господни неисповедимы и не всегда нам дано понять, почему происходят те или иные события, мы верим, что так рассудил Господь, желающий нам только одного - спасения.
Если случайности в мире нет, значит, может создаваться только иллюзия случайности, видимость хаоса и неуправляемости окружающей действительности. Теория о случайности бытия выгодна тому, кто не хочет, чтобы люди, памятуя о тварности мира, вспоминали его Творца. Поэтому истинный "генератор случайностей" [1] - враг рода человеческого.
О том, что азартные игры - дело нечистое, наши предки отлично знали. Пословицы и поговорки, которыми так богат русский язык, наглядно отражают негативное отношение народа к игре, например: "Игра не доводит до добра", "Игрок кум вору" и т. д.
Игра в карты всегда была признаком праздной натуры, гадание на картах, как и любое другое гадание, считается грехом и строго обличается Церковью. Существует мнение, что четыре карточные масти содержат в себе антихристианскую символику. Трефы (они же "крести") - хула картежников по отношению к Кресту Господню (слово "трефа" переводится с идиша как "скверный" или "нечисть"). Масть вини, или пики,- уничижение другой христианской реликвии - евангельской пики, почитаемой как копье святого мученика Лонгина Сотника. Черви оскверняют образ евангельской губки на трости. Бубны - святотатство над евангельскими четырехгранными гвоздями, которыми были прибиты к кресту руки и ноги Спасителя. Указанием на антихристианскую подоплеку карточных игр служат некоторые из их правил, как, например, когда сочетание трех шестерок бьет любые другие комбинации [2].
Поэтому деньги, выигранные в карты, считались "шальными", нажитыми обманом и неправедными трудами, а в народных сказках и легендах отрицательных персонажей - ведьм, леших, бесов - часто изображали играющими в карты. Например, в повести Н.В. Гоголя "Пропавшая грамота", близкой к украинскому фольклору, заблудившегося в лесу казака пирующая нечисть заставляет играть с собой именно в карты.
Во многих произведениях мировой литературы лукавый предлагает помощь героям в стесненных обстоятельствах также в виде неизменного успеха в азартных играх - в кости (В. Гауф "Холодное сердце"), на скачках (Д. Крюс "Тим Талер, или Проданный смех"), в лотерее (М. Булгаков "Мастер и Маргарита"). Только взамен он обычно требует "сущую безделицу" - бессмертную, драгоценную душу человека.
Психологи отмечают, что потребность в игре свойственна животным и людям на самой низкой ступени развития. Игры людей с животными явились первоначальными условиями приручения зверей. Лукавый же через свою "игру в одни ворота" пытается приручить человека, поработить его волю через постепенно развивающуюся и крепнущую в нем страсть к игре.
Какие мотивы движут человеком, решающим принять непосредственное участие в азартной игре?
Игра - деятельность, в которую человек включается ради сопряженного с ней удовольствия, независимо от полезной цели, противоположна работе, труду [3]. Одним из мотивов участия людей в азартных играх является жажда развлечений и удовольствий: "...Ужасающий застой всех сил человека - скука. С целью ее прогнать, воле подсовывают мелкие, случайно, наугад выхваченные мотивы, желая ими возбудить волю и тем привести в действие воспринимающий их разум. Такие мотивы относятся к реальным, естественным мотивам так же, как бумажные деньги к звонкой монете: ценность их произвольна, условна. Таким мотивом является игра, в частности игра в карты, изобретенная именно с этой целью" [4].
Для того чтобы увлечься игрой, совсем не обязательно быть активным участником игрового процесса. Сколько пассивных наблюдателей проводят часы напролет у игровых автоматов, просто наблюдая за мигающим электронным табло! Праздный интерес, принимаемый самим человеком за природную любознательность,- основная причина этого бессмысленного занятия.
Рука об руку с поиском развлечений идет стремление обогатиться. Человека дразнит, манит возможность получить "легкие деньги", сорвать куш без усилий и труда, совмещая "приятное с полезным". При этом возможные сомнения в нечестности такого "заработка" усыпляются коварным самооправданием: "И почему игра хуже какого бы то ни было способа добывания денег, например, хоть торговли?... Я решительно не вижу ничего грязного в желании выиграть поскорее и побольше; мне всегда казалось очень глупою мысль одного отъевшегося и обеспеченного моралиста, который на чье-то оправдание, что "ведь играют по маленькой", - отвечал: "тем хуже, потому что мелкая корысть". Точно мелкая корысть и крупная корысть - не все равно. Это дело пропорциональное. Что для Ротшильда мелко, то для меня очень богато, а насчет наживы и выигрыша, так люди и не на рулетке, а и везде только и делают, что друг у друга что-нибудь отбивают или выигрывают" [5].
Путь к игре тех, кто, подобно практичному Герману из пушкинской "Пиковой дамы", "не в состоянии жертвовать -необходимым в надежде приобрести излишнее", часто идет через соблазны ума - идею и тайну: "...О, не говорите о корысти. Корысть здесь на последнем месте, корысть - это десяток, ну сотня, несколько сот франков на роскошный обед, на любовницу, на что угодно, а миллион - миллион! - это идея... Здесь, на рулетке, здесь, только представьте себе: мгновение - и вы одним махом, одним дерзким движением вырываете у судьбы то, на что тратят свои жизни порой целые поколения. Здесь - все либо уж ничего..." [6].
Самое печальное, что иногда начальные побуждения к игре могут быть вполне благородными - например, желание помочь близким, обеспечить их безбедное существование и благоденствие. Это самообман. Однако, зная об этом, лотерейщики, например, вполне уверенно чувствуют себя за ширмой социальной ответственности и благотворительности, заявляя о перечислении денег МЧС и поддержке детских домов и интернатов. К сожалению, современным "меценатам" есть с кого брать пример: выпуск игральных карт в России с 1817 года был объявлен государственной монополией, и их печатала Александровская императорская фабрика в Петербурге. При этом доход от продажи карт, поступая в Императорское человеколюбивое общество, направлялся на содержание воспитательных домов.
Но какой бы мотив ни побуждал человека играть, какие бы картины предстоящего успеха и личного триумфа ни представлялись в его замутненном сознании, результат будет неизменным, ибо автор этих миражей всегда один - лжец и отец лжи (Ин. 8, 44).
Состояние человека, идущего на поводу у своих призрачных мечтаний, Ф.М. Достоевский очень верно назвал "самоотравлением собственной фантазией": "Да, иногда самая дикая мысль, самая с виду невозможная мысль до того сильно укрепляется в голове, что ее принимаешь, наконец, за что-то осуществимое... Мало того: если идея соединяется с сильным, страстным желанием, то, пожалуй, иной раз примешь ее наконец за нечто фатальное, необходимое, предназначенное, за нечто такое, что уже не может не быть и не случиться! Может быть, тут есть еще что-нибудь, какая-нибудь комбинация предчувствий, какое-нибудь необыкновенное усилие воли, самоотравление собственной фантазией..." [7].
Ф.М. Достоевский, переживший сам в свое время "колесование рулеткой", в романе "Игрок", основываясь именно на личном опыте, описал процесс деградации человека, порабощенного страстью к игре.
До первой ставки потенциального игрока еще может отпугнуть неестественность искаженных болезненной алчностью лиц, их беспомощность перед всепоглощающей страстью, нравственная нечистота совершающегося: "Во-первых, мне все показалось так грязно - как-то нравственно скверно и грязно" [8].
В такой момент у еще не состоявшегося игрока есть все шансы преодолеть возникшее искушение, погасить его, как гасят искру, попавшую на одежду, чтобы она не разгорелась и не послужила причиной пожара: "Как только я вошел в игорную залу (в первый раз в жизни), я некоторое время еще не решался играть. К тому же теснила толпа. Но если б я был и один, то и тогда бы, я думаю, скорее ушел, а не начал играть..." [9].
Находясь на грани, решая "играть или не играть", человек испытывает сложный прилив эмоций - одновременно страх перед катастрофой, удовольствие от возможной победы и головокружение перед прыжком в неизвестность. Именно тут и подкарауливает человека подлая заговорщица - гордыня. Рассеивая трезвые мысли человека, она старательно шепчет: "Ты такой умный, решительный, с железной силой воли... да, другие проигрывают состояния, но с тобой этот номер не пройдет, ты - не они... Ты всегда сможешь уйти, как только дело пойдет не по-твоему...". Так чрезмерная уверенность в своем иммунитете ко греху, превозношение над несчастными, завязшими по уши в пыльном зеленом сукне игорных столов, усыпляют внимание, делают невозможным критическое осмысление происходящего. Многие игроки действительно считают, что способны остановиться, как только захотят, и некоторые вначале даже пытаются руководствоваться итальянской поговоркой "Ogni bel gioco dura poco" ("Каждая хорошая игра длится недолго"). Но, убеждая себя и окружающих в ложной мысли, что это он играет, а не им играют, человек отказывается признавать очевидный факт душевного нездоровья - свою зависимость от игры, и она порабощает его с новой силой.
Игорный бизнес уже давно перестал быть сферой дилетантов - это мир профессиональных мошенников, виртуозов оболванивания и мастеров по "честному отъему денег". Для каждого посетителя, в соответствии с его достатком, полом и возрастом, у охотников за денежными знаками найдется свой сачок, капканчик или удочка: "Мне кажется, эти круперы, всегда такие чинные и представляющие из себя обыкновенных чиновников, которым почти решительно все равно: выиграет ли банк или проиграет,- вовсе не равнодушны к проигрышу банка и, уж конечно, снабжены кой-какими инструкциями для привлечения игроков и для вящего наблюдения казенного интереса, за что непременно и сами получают призы и премии. По крайней мере, на бабушку смотрели уж как на жертвочку" [10].
Начиная играть, человек становится "жертвочкой" независимо от результата - и баснословный выигрыш, и сокрушительный проигрыш одинаково развращают его душу: при выигрыше им овладевают алчность и сребролюбие, при проигрыше - отчаяние и уныние: "Я тогда ощущал какое-то непреодолимое наслаждение хватать и загребать банковые билеты, нараставшие кучею предо мной... Я, впрочем, не помню, о чем я думал дорогою; мысли не было. Ощущал я только какое-то ужасное наслаждение удачи, победы, могущества - не знаю, как выразиться... Почти уж в конце аллеи вдруг страх напал на меня: "Что, если меня сейчас убьют и ограбят?". С каждым шагом мой страх возрастал вдвое. Я почти бежал. Вдруг в конце аллеи разом блеснул весь наш отель, освещенный бесчисленными огнями,- слава Богу: дома! Огромная груда билетов и свертков золота заняла весь стол, я не мог уж отвести от нее моих глаз; минутами я совсем забывал о Полине. То начинал я приводить в порядок эти кучи банковых билетов, складывал их вместе, то откладывал в одну общую кучу золото; то бросал все и пускался быстрыми шагами ходить по комнате, задумывался, потом вдруг опять подходил к столу, опять начинал считать деньги. Вдруг, точно опомнившись, я бросился к дверям и поскорее запер их, два раза обернув ключ..." [11].
Как чернильное пятно расползается по белой бумаге, так страсть обволакивает душу человека, очерняя ее всю, кусочек за кусочком. Зная, что летит в пропасть, человек ужасается скорой гибели, но наслаждение полетом опьяняет его, не дает опомниться: "Может быть, перейдя через столько ощущений, душа не насыщается, а только раздражается ими и требует ощущений еще, и все сильней и сильней, до окончательного утомления" [12].
Постепенно, втягиваясь в игру, человек меняет свои ориентиры: необходимая раньше семья становится чужой и далекой, друзья - скучными и ненужными, работа - бессмысленной и недостаточно прибыльной. Страсть к игре вытесняет из души все остальные стремления, чувства и привязанности: "Клянусь, мне было жаль Полину, но странно - с самой той минуты, как я дотронулся вчера до игорного стола и стал загребать пачки денег,- моя любовь отступила как бы на второй план" [13].
И даже деньги становятся уже не столь важными - увлекает сам процесс - "игра ради игры". Человек, охваченный лихорадкой азарта, полностью теряет ощущение реальности, пребывает в состоянии забвения себя, похожем на кратковременное помешательство.
Любая возможность столкновения с действительностью уже пугает и тревожит его. В попытке заглушить всепоглощающую тоску игрок прибегает к "традиционным", "проверенным" способам усыпления совести - пьянству и разгулу: "Жизнь переламывалась надвое, но со вчерашнего дня я уж привык все ставить на карту. Может быть, и действительно правда, что я не вынес денег и закружился. К шампанскому я стал прибегать весьма часто, потому что мне было постоянно очень грустно и до крайности скучно... Скучный и унылый, я стал уходить обыкновенно в "Chateau des Fleurs", где регулярно, каждый вечер, напивался и учился канкану (который там прегадко танцуют) и впоследствии приобрел в этом роде даже знаменитость" [14].
Угнетенный игровой зависимостью человек превращается в асоциальное существо, некого биоробота, лишенного смысла бытия, все мысли и чувства которого подчинены воплощению одной навязчивой идеи: "Я, конечно, живу в постоянной тревоге, играю по самой маленькой и чего-то жду, рассчитываю, стою по целым дням у игорного стола и наблюдаю игру, даже во сне вижу игру, но при всем этом мне кажется, что я как будто одеревенел, точно загряз в какой-то тине" [15].
...Да, каждый игрок - это гражданин параллельного мира - города Рулетенбурга. Там есть зеленые поля - но это суконные поля с пластмассовыми фишками. Пение птиц там заменяет навязчивая музыка, журчание весенних ручьев - шелест купюр, глаза любимых - табло игровых автоматов, лепет ребенка - монотонный голос крупье. Здороваясь, здесь протягивают открытую ладонь, но это ладонь "одноруких бандитов", и по крапленым картам этого города никогда не найти дороги обратно. На улицах Рулетенбурга - праздничные фейерверки, двери его домов гостеприимно распахнуты.
Вы все еще хотите зайти на огонек?
[1] "Генератор случайностей" - необходимый элемент программирования компьютерных игровых "стратегий".
[2] См.: История развития формы креста: Краткий курс православной ставрографии. М., 1997.
[3] См.: Энциклопедический словарь "Брокгауза и Эфрона".
[4] Шопенгауэр. Афоризмы житейской мудрости.
[5] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[6] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[7] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[8] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[9] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[10] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[11] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[12] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[13] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[14] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[15] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
http://www.eparhia-saratov.ru/txts/journal/articles/02society/20070418.html
Генератор случайностей
Благородный муж
с достоинством
ожидает велений Неба.
Низкий человек суетливо поджидает удачу.
Конфуций
Решающее значение в любой азартной игре имеет не денежный интерес, а фактор "случайности". По-отношению к нему все игроки делятся на две условные категории: воспринимающих игру как непредсказуемое стечение обстоятельств и тех, кто пытается найти определенные закономерности и загнать "зверя игры в клетку статистики".
Человеку сложно постоянно мыслить абстрактными категориями. Поэтому в его восприятии неуправляемая стихия игры получает рано или поздно свое олицетворение - "свято место пусто не бывает". Недавняя случайность получает новые титулы - "авось", "везение", "удача", "фарт". И вот уже эти мелкие божества самовластно распоряжаются выигрышами и проигрышами, даруют победу или обрекают на поражение. Уверяясь постепенно в их существовании, человек незаметно от самого себя начинает исправно приносить Фортуне (вполне конкретной богине римского пантеона) жертвоприношения в виде холодного пятака в ботинке, амулетов, счастливых примет и т. д. В словаре Даля азартные игры называются еще роковыми (от слова "рок", "судьба"), что лишний раз свидетельствует о подчинении участников игры воле "слепого случая", фатуму, таинственной предопределенности.
Но в мире случайностей не бывает. Думаю, об этом знает каждый, испытавший на примере собственной жизни чудесный Промысл Божий. Для верующего христианина жизнь - это пространство смысла. И, несмотря на то, что для ограниченного человеческого разума пути Господни неисповедимы и не всегда нам дано понять, почему происходят те или иные события, мы верим, что так рассудил Господь, желающий нам только одного - спасения.
Если случайности в мире нет, значит, может создаваться только иллюзия случайности, видимость хаоса и неуправляемости окружающей действительности. Теория о случайности бытия выгодна тому, кто не хочет, чтобы люди, памятуя о тварности мира, вспоминали его Творца. Поэтому истинный "генератор случайностей" [1] - враг рода человеческого.
О том, что азартные игры - дело нечистое, наши предки отлично знали. Пословицы и поговорки, которыми так богат русский язык, наглядно отражают негативное отношение народа к игре, например: "Игра не доводит до добра", "Игрок кум вору" и т. д.
Игра в карты всегда была признаком праздной натуры, гадание на картах, как и любое другое гадание, считается грехом и строго обличается Церковью. Существует мнение, что четыре карточные масти содержат в себе антихристианскую символику. Трефы (они же "крести") - хула картежников по отношению к Кресту Господню (слово "трефа" переводится с идиша как "скверный" или "нечисть"). Масть вини, или пики,- уничижение другой христианской реликвии - евангельской пики, почитаемой как копье святого мученика Лонгина Сотника. Черви оскверняют образ евангельской губки на трости. Бубны - святотатство над евангельскими четырехгранными гвоздями, которыми были прибиты к кресту руки и ноги Спасителя. Указанием на антихристианскую подоплеку карточных игр служат некоторые из их правил, как, например, когда сочетание трех шестерок бьет любые другие комбинации [2].
Поэтому деньги, выигранные в карты, считались "шальными", нажитыми обманом и неправедными трудами, а в народных сказках и легендах отрицательных персонажей - ведьм, леших, бесов - часто изображали играющими в карты. Например, в повести Н.В. Гоголя "Пропавшая грамота", близкой к украинскому фольклору, заблудившегося в лесу казака пирующая нечисть заставляет играть с собой именно в карты.
Во многих произведениях мировой литературы лукавый предлагает помощь героям в стесненных обстоятельствах также в виде неизменного успеха в азартных играх - в кости (В. Гауф "Холодное сердце"), на скачках (Д. Крюс "Тим Талер, или Проданный смех"), в лотерее (М. Булгаков "Мастер и Маргарита"). Только взамен он обычно требует "сущую безделицу" - бессмертную, драгоценную душу человека.
Психологи отмечают, что потребность в игре свойственна животным и людям на самой низкой ступени развития. Игры людей с животными явились первоначальными условиями приручения зверей. Лукавый же через свою "игру в одни ворота" пытается приручить человека, поработить его волю через постепенно развивающуюся и крепнущую в нем страсть к игре.
Самоотравление фантазией
Что наша жизнь- игра!
Добро и зло - одни мечты!
Труд, честность - сказки для бабья.
Кто прав, кто счастлив-
Сегодня ты, а завтра я!
Ария Германа из оперы "Пиковая дама"
Какие мотивы движут человеком, решающим принять непосредственное участие в азартной игре?
Игра - деятельность, в которую человек включается ради сопряженного с ней удовольствия, независимо от полезной цели, противоположна работе, труду [3]. Одним из мотивов участия людей в азартных играх является жажда развлечений и удовольствий: "...Ужасающий застой всех сил человека - скука. С целью ее прогнать, воле подсовывают мелкие, случайно, наугад выхваченные мотивы, желая ими возбудить волю и тем привести в действие воспринимающий их разум. Такие мотивы относятся к реальным, естественным мотивам так же, как бумажные деньги к звонкой монете: ценность их произвольна, условна. Таким мотивом является игра, в частности игра в карты, изобретенная именно с этой целью" [4].
Для того чтобы увлечься игрой, совсем не обязательно быть активным участником игрового процесса. Сколько пассивных наблюдателей проводят часы напролет у игровых автоматов, просто наблюдая за мигающим электронным табло! Праздный интерес, принимаемый самим человеком за природную любознательность,- основная причина этого бессмысленного занятия.
Рука об руку с поиском развлечений идет стремление обогатиться. Человека дразнит, манит возможность получить "легкие деньги", сорвать куш без усилий и труда, совмещая "приятное с полезным". При этом возможные сомнения в нечестности такого "заработка" усыпляются коварным самооправданием: "И почему игра хуже какого бы то ни было способа добывания денег, например, хоть торговли?... Я решительно не вижу ничего грязного в желании выиграть поскорее и побольше; мне всегда казалось очень глупою мысль одного отъевшегося и обеспеченного моралиста, который на чье-то оправдание, что "ведь играют по маленькой", - отвечал: "тем хуже, потому что мелкая корысть". Точно мелкая корысть и крупная корысть - не все равно. Это дело пропорциональное. Что для Ротшильда мелко, то для меня очень богато, а насчет наживы и выигрыша, так люди и не на рулетке, а и везде только и делают, что друг у друга что-нибудь отбивают или выигрывают" [5].
Путь к игре тех, кто, подобно практичному Герману из пушкинской "Пиковой дамы", "не в состоянии жертвовать -необходимым в надежде приобрести излишнее", часто идет через соблазны ума - идею и тайну: "...О, не говорите о корысти. Корысть здесь на последнем месте, корысть - это десяток, ну сотня, несколько сот франков на роскошный обед, на любовницу, на что угодно, а миллион - миллион! - это идея... Здесь, на рулетке, здесь, только представьте себе: мгновение - и вы одним махом, одним дерзким движением вырываете у судьбы то, на что тратят свои жизни порой целые поколения. Здесь - все либо уж ничего..." [6].
Самое печальное, что иногда начальные побуждения к игре могут быть вполне благородными - например, желание помочь близким, обеспечить их безбедное существование и благоденствие. Это самообман. Однако, зная об этом, лотерейщики, например, вполне уверенно чувствуют себя за ширмой социальной ответственности и благотворительности, заявляя о перечислении денег МЧС и поддержке детских домов и интернатов. К сожалению, современным "меценатам" есть с кого брать пример: выпуск игральных карт в России с 1817 года был объявлен государственной монополией, и их печатала Александровская императорская фабрика в Петербурге. При этом доход от продажи карт, поступая в Императорское человеколюбивое общество, направлялся на содержание воспитательных домов.
Но какой бы мотив ни побуждал человека играть, какие бы картины предстоящего успеха и личного триумфа ни представлялись в его замутненном сознании, результат будет неизменным, ибо автор этих миражей всегда один - лжец и отец лжи (Ин. 8, 44).
Состояние человека, идущего на поводу у своих призрачных мечтаний, Ф.М. Достоевский очень верно назвал "самоотравлением собственной фантазией": "Да, иногда самая дикая мысль, самая с виду невозможная мысль до того сильно укрепляется в голове, что ее принимаешь, наконец, за что-то осуществимое... Мало того: если идея соединяется с сильным, страстным желанием, то, пожалуй, иной раз примешь ее наконец за нечто фатальное, необходимое, предназначенное, за нечто такое, что уже не может не быть и не случиться! Может быть, тут есть еще что-нибудь, какая-нибудь комбинация предчувствий, какое-нибудь необыкновенное усилие воли, самоотравление собственной фантазией..." [7].
Беда одна не приходит
Признайся: ставя на красное
и черное,
ты все же не теряешь
надежды выиграть на зеленое!
Станислав Ежи Лец
Ф.М. Достоевский, переживший сам в свое время "колесование рулеткой", в романе "Игрок", основываясь именно на личном опыте, описал процесс деградации человека, порабощенного страстью к игре.
До первой ставки потенциального игрока еще может отпугнуть неестественность искаженных болезненной алчностью лиц, их беспомощность перед всепоглощающей страстью, нравственная нечистота совершающегося: "Во-первых, мне все показалось так грязно - как-то нравственно скверно и грязно" [8].
В такой момент у еще не состоявшегося игрока есть все шансы преодолеть возникшее искушение, погасить его, как гасят искру, попавшую на одежду, чтобы она не разгорелась и не послужила причиной пожара: "Как только я вошел в игорную залу (в первый раз в жизни), я некоторое время еще не решался играть. К тому же теснила толпа. Но если б я был и один, то и тогда бы, я думаю, скорее ушел, а не начал играть..." [9].
Находясь на грани, решая "играть или не играть", человек испытывает сложный прилив эмоций - одновременно страх перед катастрофой, удовольствие от возможной победы и головокружение перед прыжком в неизвестность. Именно тут и подкарауливает человека подлая заговорщица - гордыня. Рассеивая трезвые мысли человека, она старательно шепчет: "Ты такой умный, решительный, с железной силой воли... да, другие проигрывают состояния, но с тобой этот номер не пройдет, ты - не они... Ты всегда сможешь уйти, как только дело пойдет не по-твоему...". Так чрезмерная уверенность в своем иммунитете ко греху, превозношение над несчастными, завязшими по уши в пыльном зеленом сукне игорных столов, усыпляют внимание, делают невозможным критическое осмысление происходящего. Многие игроки действительно считают, что способны остановиться, как только захотят, и некоторые вначале даже пытаются руководствоваться итальянской поговоркой "Ogni bel gioco dura poco" ("Каждая хорошая игра длится недолго"). Но, убеждая себя и окружающих в ложной мысли, что это он играет, а не им играют, человек отказывается признавать очевидный факт душевного нездоровья - свою зависимость от игры, и она порабощает его с новой силой.
Игорный бизнес уже давно перестал быть сферой дилетантов - это мир профессиональных мошенников, виртуозов оболванивания и мастеров по "честному отъему денег". Для каждого посетителя, в соответствии с его достатком, полом и возрастом, у охотников за денежными знаками найдется свой сачок, капканчик или удочка: "Мне кажется, эти круперы, всегда такие чинные и представляющие из себя обыкновенных чиновников, которым почти решительно все равно: выиграет ли банк или проиграет,- вовсе не равнодушны к проигрышу банка и, уж конечно, снабжены кой-какими инструкциями для привлечения игроков и для вящего наблюдения казенного интереса, за что непременно и сами получают призы и премии. По крайней мере, на бабушку смотрели уж как на жертвочку" [10].
Начиная играть, человек становится "жертвочкой" независимо от результата - и баснословный выигрыш, и сокрушительный проигрыш одинаково развращают его душу: при выигрыше им овладевают алчность и сребролюбие, при проигрыше - отчаяние и уныние: "Я тогда ощущал какое-то непреодолимое наслаждение хватать и загребать банковые билеты, нараставшие кучею предо мной... Я, впрочем, не помню, о чем я думал дорогою; мысли не было. Ощущал я только какое-то ужасное наслаждение удачи, победы, могущества - не знаю, как выразиться... Почти уж в конце аллеи вдруг страх напал на меня: "Что, если меня сейчас убьют и ограбят?". С каждым шагом мой страх возрастал вдвое. Я почти бежал. Вдруг в конце аллеи разом блеснул весь наш отель, освещенный бесчисленными огнями,- слава Богу: дома! Огромная груда билетов и свертков золота заняла весь стол, я не мог уж отвести от нее моих глаз; минутами я совсем забывал о Полине. То начинал я приводить в порядок эти кучи банковых билетов, складывал их вместе, то откладывал в одну общую кучу золото; то бросал все и пускался быстрыми шагами ходить по комнате, задумывался, потом вдруг опять подходил к столу, опять начинал считать деньги. Вдруг, точно опомнившись, я бросился к дверям и поскорее запер их, два раза обернув ключ..." [11].
Как чернильное пятно расползается по белой бумаге, так страсть обволакивает душу человека, очерняя ее всю, кусочек за кусочком. Зная, что летит в пропасть, человек ужасается скорой гибели, но наслаждение полетом опьяняет его, не дает опомниться: "Может быть, перейдя через столько ощущений, душа не насыщается, а только раздражается ими и требует ощущений еще, и все сильней и сильней, до окончательного утомления" [12].
Постепенно, втягиваясь в игру, человек меняет свои ориентиры: необходимая раньше семья становится чужой и далекой, друзья - скучными и ненужными, работа - бессмысленной и недостаточно прибыльной. Страсть к игре вытесняет из души все остальные стремления, чувства и привязанности: "Клянусь, мне было жаль Полину, но странно - с самой той минуты, как я дотронулся вчера до игорного стола и стал загребать пачки денег,- моя любовь отступила как бы на второй план" [13].
И даже деньги становятся уже не столь важными - увлекает сам процесс - "игра ради игры". Человек, охваченный лихорадкой азарта, полностью теряет ощущение реальности, пребывает в состоянии забвения себя, похожем на кратковременное помешательство.
Любая возможность столкновения с действительностью уже пугает и тревожит его. В попытке заглушить всепоглощающую тоску игрок прибегает к "традиционным", "проверенным" способам усыпления совести - пьянству и разгулу: "Жизнь переламывалась надвое, но со вчерашнего дня я уж привык все ставить на карту. Может быть, и действительно правда, что я не вынес денег и закружился. К шампанскому я стал прибегать весьма часто, потому что мне было постоянно очень грустно и до крайности скучно... Скучный и унылый, я стал уходить обыкновенно в "Chateau des Fleurs", где регулярно, каждый вечер, напивался и учился канкану (который там прегадко танцуют) и впоследствии приобрел в этом роде даже знаменитость" [14].
Угнетенный игровой зависимостью человек превращается в асоциальное существо, некого биоробота, лишенного смысла бытия, все мысли и чувства которого подчинены воплощению одной навязчивой идеи: "Я, конечно, живу в постоянной тревоге, играю по самой маленькой и чего-то жду, рассчитываю, стою по целым дням у игорного стола и наблюдаю игру, даже во сне вижу игру, но при всем этом мне кажется, что я как будто одеревенел, точно загряз в какой-то тине" [15].
...Да, каждый игрок - это гражданин параллельного мира - города Рулетенбурга. Там есть зеленые поля - но это суконные поля с пластмассовыми фишками. Пение птиц там заменяет навязчивая музыка, журчание весенних ручьев - шелест купюр, глаза любимых - табло игровых автоматов, лепет ребенка - монотонный голос крупье. Здороваясь, здесь протягивают открытую ладонь, но это ладонь "одноруких бандитов", и по крапленым картам этого города никогда не найти дороги обратно. На улицах Рулетенбурга - праздничные фейерверки, двери его домов гостеприимно распахнуты.
Вы все еще хотите зайти на огонек?
[1] "Генератор случайностей" - необходимый элемент программирования компьютерных игровых "стратегий".
[2] См.: История развития формы креста: Краткий курс православной ставрографии. М., 1997.
[3] См.: Энциклопедический словарь "Брокгауза и Эфрона".
[4] Шопенгауэр. Афоризмы житейской мудрости.
[5] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[6] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[7] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[8] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[9] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[10] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[11] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[12] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[13] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[14] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
[15] Ф.М. Достоевский. "Игрок".
http://www.eparhia-saratov.ru/txts/journal/articles/02society/20070418.html
