Он находился на престоле тринадцать с половиной лет и умер 49 лет от роду, заслужив ещё при жизни звание "Царь-Миротворец", так как за время его правления не пролилось ни капли русской крови на полях сражений...
Вскоре после его кончины историк В.О. Ключевский написал: "Наука отведёт Императору Александру III подобающее место не только в истории России и всей Европы, но и в русской историографии, скажет, что Он одержал победу в области, где всего труднее добиться победы, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению, покорил общественную совесть во имя мира и правды, увеличил количество добра в нравственном обороте человечества, ободрил и приподнял русскую историческую мысль, русское национальное сознание, и сделал всё это так тихо и молчаливо, что только теперь, когда Его уже нет, Европа поняла, чем Он был для неё".
Маститый профессор ошибся в своих предсказаниях. Уже более ста лет фигура предпоследнего русского Царя является мишенью самых нелицеприятных оценок; его личность служит объектом разнузданных выпадов и тенденциозной критики.
Фальшивый образ Александра III воссоздаётся по сию пору. Почему? Причина проста: Император не восхищался Западом, не поклонялся либерально-эгалитарным идеям, считая, что буквальное насаждение иноземных порядков не станет благом для России. Отсюда - непримиримая ненависть к этому Царю со стороны западолюбов всех мастей.
Однако Александр III не был узким западоненавистником, с порога отвергающим всё то, что не имело родового клейма: "сделано в России". Для него русское было первичным и особо значимым не потому, что оно - лучшее в мире, а потому что оно - родное, близкое, своё. При Императоре Александре III по всей стране впервые прозвучали слова: "Россия - для русских". И хотя неполадки и несуразности в русской жизни он прекрасно осознавал, ни на минуту не сомневался, что преодолевать их следует, лишь опираясь на собственное чувство понимания долга и ответственности, не обращая внимания на то, что скажет об этом какая-нибудь "княгиня Марья Алексевна".
За почти двести лет это был первый правитель, который не только не домогался "любви Европы", но даже не интересовался тем, что о нём там говорят и пишут. Однако именно Александр III стал тем правителем, при котором без единого оружейного выстрела Россия стала завоёвывать моральный авторитет великой мировой державы. Импозантный мост через Сену в самом центре Парижа, носящий имя Русского Царя, навсегда остался ярким тому подтверждением...
Александр Александрович вступил на престол в возрасте 36 лет 1 марта 1881 года. В тот день бомбой террориста был смертельно ранен его отец, который вскоре скончался, а Александр Александрович стал "Самодержцем Всея Руси". Он не мечтал о короне, но, когда смерть отняла отца, проявил удивительное самообладание и смирение, приняв то, что давалось лишь по воле Всевышнего.
С великим душевным трепетом, со слезами на глазах читал он завещание отца, слова и наставления убитого. "Я уверен, что сын мой, Император Александр Александрович, поймёт всю важность и трудность высокого своего призвания и будет и впредь во всех отношениях достоин прозвания честного человека... Да поможет ему Бог оправдать мои надежды и довершить то, что мне не удалось сделать для улучшения благоденствия дорогого нашего Отечества. Заклинаю его, не увлекаться модными теориями, пекись о постоянном его развитии, основанном на любви к Богу и на законе. Он не должен забывать, что могущество России основано на единстве Государства, а потому всё, что может клониться к потрясениям всего единства и к отдельному развитию различных народностей, для неё пагубно и не должно быть допускаемо. Благодарю его, в последний раз, от глубины нежно любящего его сердца, за его дружбу, за усердие, с которым он исполнял служебные свои обязанности и помогал мне в Государственных делах".
Тяжёлое наследство досталось царю Александру III. Он прекрасно понимал, что улучшения в различных областях жизни и государственного управления необходимы, они давно назрели, с этим никто не спорил. Знал он и то, что "смелые преобразования", которые проводились в 60-70-е годы Александром II, часто порождали ещё более острые проблемы.
Уже с конца 70-х годов общественная обстановка в стране стала столь напряжённой, что некоторые заключали, что скоро наступит крушение. Иные старались уехать подальше из Петербурга: кто в имение, а кто-за границу.
Безрадостность общественного положения ощущалась повсеместно. Финансы были расстроены, экономическое развитие замедлилось, в сельском хозяйстве наблюдался застой. Земства плохо справлялись с делами местного благоустройства, всё время просили денег из казны, а некоторые земские собрания превращались в центры публичных обсуждений политических вопросов, которые их никак не касались.
В университетах царила почти анархия: чуть ли не открыто распространялись антиправительственные издания, устраивались студенческие сходки, где звучали нападки на правительство. И главное: постоянно происходили убийства и покушения на должностных лиц, а власть не могла справиться с террором. Сам монарх превратился в объект этих злодейских намерений и пал от рук террористов!
Александру III приходилось крайне трудно. Советчиков имелось вдоволь: каждый родственник и сановник мечтал о том, чтобы царь "пригласил к разговору". Но молодой Император знал, что эти рекомендации часто слишком пристрастны, слишком небескорыстны, чтобы им доверяться без оглядки. Покойный отец порой приближал к себе людей беспринципных, лишённых воли и твёрдых монархических убеждений.
Дела надо вести по-другому, в том он не сомневался. Перво-наперво следует не новые законы составлять, а добиться того, чтобы уже существующие соблюдались. Это убеждение созрело у него в весенние дни 1881 года. Еще раньше, в январе, выступая на совещании у главного покровителя "конституционалистов" Великого князя Константина Николаевича, будущий Царь определённо заявил, что "не видит необходимости навязывать России все неудобства конституционализма, препятствующего хорошему законодательству и управлению". Такое заявление немедленно было истолковано либеральной публикой как проявление "реакционных убеждений".
Александр III никогда не искал популярности, не заискивал перед антрепренёрами и завсегдатаями петербургских салонов ни до того, как стал Царём, ни после. Через несколько лет после воцарения, беседуя с приближёнными, Александр III сказал, что считал бы "конституцию очень покойною для себя самого, но очень опасною для России". По сути дела, он повторил мысль, не раз высказанную его отцом.
Задолго до гибели Александр II понял, что давать широкие общественные свободы, к чему его призывали некоторые из наиболее европеизировавшихся соотечественников, вещь недопустимая. В империи двуглавого орла еще не сложились исторические условия для утверждения общественных порядков, существовавших в Англии или во Франции. Не раз о том он говорил и в узком кругу, и за пределами царских чертогов. В сентябре 1865 года, принимая в Ильинском, под Москвой, звенигородского уездного предводителя дворянства П. Д. Голохвастова, Александр II изложил свое политическое кредо:
"Я даю тебе слово, что сейчас, на этом столе, я готов подписать какую угодно конституцию, если бы я был убежден, что это полезно для России. Но я знаю, что, сделай я это сегодня, и завтра Россия распадется на куски". И до самой смерти не изменил своему убеждению, хотя потом циркулировали совершенно бездоказательные утверждения, что якобы Александр II намеревался ввести конституционное правление...
Александр III полностью это убеждение разделял и готов был многое изменять и усовершенствовать, не ломая и не отвергая того, что представлялось надёжным и исторически оправданным. Главной политической ценностью России являлось Самодержавие - правление полновластное, независимое от писаных норм и государственных учреждений, ограниченное лишь зависимостью царя земного от Царя Небесного.
Беседуя в конце марта 1881 года с дочерью поэта Анной Фёдоровной Тютчевой, женой известного славянофила И.С.Аксакова, издававшего в Москве популярную газету "Русь", Царь сказал: "Я читал все статьи Вашего мужа за последнее время. Скажите ему, что я доволен ими. В моём горе мне было большое облегчение услышать честное слово. Он честный и правдивый человек, а главное, он настоящий русский, каких, к несчастью, мало, и даже эти немногие были за последнее время устранены, но этого больше не будет".
Скоро слово нового Монарха прозвучало на весь мир. 29 апреля 1881 года появился Высочайший манифест, прогремевший как гром набатного колокола.
"Посреди великой Нашей скорби глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело правления, в уповании на Божественный Промысл, с верою в силу и истину Самодержавной власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких поползновений".
Далее новый Царь призывал всех верных сынов Отечества ободриться и содействовать "искоренению гнусной крамолы, позорящей землю русскую, к утверждению веры и нравственности, к доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России её благодетелем, возлюбленным Родителем".
Манифест для многих оказался неожиданным. Стало ясно, что времена либеральных улыбок миновали. Падение политических прожектёров?неудачников стало лишь вопросом времени.
Александр III считал такой исход логичным. Брату Сергею писал 11 июня 1881 года: "Назначив почти везде новых людей, мы дружно принялись за тяжёлую работу и, Слава Богу, с трудом и понемногу идём вперёд, и дело идёт гораздо успешнее, чем при прежних министрах, которые своим поведением заставили меня уволить их от занимаемых должностей. Они хотели меня забрать в свои лапы и закабалить, но это им не удалось... Не могу скрыть, что и теперь ещё далеко мы не в нормальном состоянии и много ещё будет разочарований и тревог, но на всё надо быть готовым и идти прямо и смело к цели, не уклоняясь в сторону, а главное - не отчаиваться и надеяться на Бога!".
Хотя никаких преследований, арестов, высылок неугодных сановников не происходило (почти все они удалялись с почётом, получали назначения в Государственный совет), некоторым показалось, что на вершине власти "началось землетрясение". Чиновное ухо всегда тонко улавливало импульсы и настроения в высших коридорах власти, определявшие поведение и служебное усердие должностных лиц.
Как только на Престоле оказался Александр III, быстро стало ясно, что с новой властью шутки плохи, что молодой Император человек крутой, даже резкий, и воле его надлежит повиноваться беспрекословно. Сразу же всё завертелось, стихли дискуссии, а государственная машина вдруг заработала с новой силой, хотя в последние годы царствования Александра II многим казалось, что у неё и сил-то уже нет.
Александр III никаких чрезвычайных органов не создавал (вообще, за время его правления новых подразделений в системе государственного управления появилось немного), никакой "специальной чистки" чиновного аппарата не производил, но атмосфера в стране и в коридорах власти переменилась.
Салонные краснобаи, только недавно страстно отстаивавшие свободолюбивые принципы, вдруг почти онемели и больше не решались популяризировать "Либертэ", "Эгалитэ", "Фратернитэ" не только на открытых собраниях, но даже в кругу "своих", за плотно закрытыми дверями столичных гостиных. Постепенно на смену сановникам, слывшим либеральными, приходили другие, готовые служить Царю и Отечеству беспрекословно, не заглядывая в европейские шпаргалки и не боявшиеся прослыть "реакционерами".
Александр III смело и решительно начал бороться с врагами государственного порядка. Прошли аресты прямых исполнителей цареубийства и некоторых других лиц, которые в первомартовском злодеянии лично не участвовали, но готовили другие террористические акты. Всего арестовали около пятидесяти человек, а пятеро цареубийц были по приговору суда повешены.
Император не сомневался, что с врагами России надо вести непримиримую борьбу. Но не только полицейскими методами, а и милосердием. Надо различать, где истинные, непримиримые противники, а где заблудшие души, позволившие, по недомыслию, втянуть себя в противоправительственные действия. Император сам всегда следил за ходом дознания по делам политическим. В конечном итоге все судебные решения предоставлялись на его усмотрение, многие просили о царской милости, и ему надлежало знать подробности. Порой и дело до суда решал не доводить.
Когда в 1884 году в Кронштадте был раскрыт кружок революционеров, царь, узнав из показаний обвиняемых, что мичман флотского экипажа Григорий Скворцов обливается слезами, кается и даёт чистосердечные показания, распорядился: мичмана отпустить и судебному преследованию не подвергать.
Александр III всегда питал симпатию к тем людям, кто исповедовал традиционные ценности. Конформизм, соглашательство, отступничество ничего в его душе, кроме отвращения, не вызывали. Его политический принцип был прост и соответствовал русской управленческой традиции. Неполадки в государстве надо исправлять, предложения необходимо выслушивать, но для этого совершенно необязательно созывать некую народную ассамблею.
Необходимо приглашать специалистов, знатоков того или иного вопроса, выслушать, обсудить, взвесить "за" и "против" и принять правильное решение. Всё следует делать по закону, а если окажется, что закон устарел, то его необходимо пересмотреть, опираясь на традицию и только после обсуждения в Государственном совете. Это стало правилом государственной жизни.
Царь не раз говорил приближённым и министрам, что "чиновничество есть сила в государстве, если его держать в строгой дисциплине". И действительно, при Александре III управленческий аппарат империи работал в жёстком режиме: решения власти выполнялись неукоснительно, а царь лично следил за этим. Неделовитости, пренебрежения к служебным обязанностям он терпеть не мог.
Император ввёл невиданное в России новшество: потребовал, чтобы ему представляли ведомость всех неисполненных поручений и решений с указанием лиц, отвечающих за них. Это известие очень повысило "трудовой энтузиазм" чиновничества, и волокиты стало значительно меньше.
Особенно непримиримо он относился к тем, кто использовал служебное положение в личных целях. К таким уж никакого снисхождения не было.
Правление Александра III отличало просто удивительное явление: практически полностью исчезли взяточничество и коррупция, которые раньше являлись печальной российской реальностью. Ни одного сколько-нибудь громкого дела подобного рода русская история этого периода не явила, а многочисленные профессиональные "разоблачители царизма" так ни единого коррупционного факта и не обнаружили, хотя настойчиво их искали многие десятилетия...
В эпоху царствования Александра III в России сохранялась строгая административная регламентация социальной жизни. Враги государственной власти подвергались преследованиям, арестам, высылкам. Такие факты имелись и до и после Александра III, однако в оправдание непреложного тезиса о некоем "курсе реакции" именно период его правления нередко характеризуют как особо мрачный и беспросветный период истории. Ничего подобного на самом деле не наблюдалось.
Всего за политические преступления (за уголовные деяния в России смертной казни не существовало) в "период реакции" было казнено 17 человек. Все они или участвовали в цареубийстве, или готовились к нему, и ни один из них не раскаялся. В общей же сложности за антигосударственные деяния (почти за четырнадцать лет) было допрошено и задержано менее 4 тысяч человек. Если учитывать, что численность населения России тогда превышала 120 миллионов человек, то эти данные убедительно опровергают шаблонный тезис о "режиме террора", который якобы установился в России во время правления Александра III.
Судебно-тюремные "расправы" являются лишь частью той "мрачной картины русской жизни", которую так часто рисуют. Существенный момент её - "гнёт цензуры", якобы "душившей" всякую "свободу мысли".
В XIX веке в России, как и во всех прочих даже "самых-самых" демократических государствах, цензура существовала. В царской империи она не только охраняла нравственные устои, религиозные традиции и верования, но и выполняла функцию защиты государственных интересов.
При Александре III, в результате административного запрета или по другим причинам, главным образом финансового характера, прекратило своё существование несколько десятков газет и журналов. Однако это не означало, что в стране "заглох голос независимой печати". Появилось немало новых изданий, но и многие старые продолжали выходить.
Ряд либерально ориентированных изданий (самые известные - газета "Русские ведомости" и журнал "Вестник Европы"), хотя и не допускали прямых нападок на власть и ее представителей, от критического ("скептического") тона не избавились и благополучно пережили "эпоху репрессий".
В 1894 году, в год смерти Александра III, в России издавалось 804 периодических органа печати на русском и прочих языках. Примерно 15% из них составляли государственные ("казенные"), а остальные принадлежали различным обществам и частным лицам. Существовали общественно-политические, литературные, богословские, справочные, сатирические, научные, учебные, спортивные газеты и журналы.
За время царствования Александра III число типографий росло неуклонно; ежегодно увеличивалась и номенклатура выпускаемой книжной продукции. В 1894 году перечень наименований изданных книг достиг почти 11000 тысяч (в 1890 году - 8638). Многие тысячи книг ввозились из-за границы. За всё время царствования менее 200 книг не было допущено к обращению в России. (В это число входил, например, пресловутый "Капитал" Карла Маркса.) Большинство запрещалось не по политическим, а по духовно-нравственным соображениям: оскорбление чувств верующих, пропаганда непристойности.
...Александр III умер рано, совсем ещё не старым человеком. Его кончину оплакивали миллионы русских людей, не по принуждению, а по зову сердца чтивших и любивших этого коронованного повелителя - большого, сильного, христолюбивого, такого понятного, справедливого, такого "своего".
Александр Боханов, доктор исторических наук
Вскоре после его кончины историк В.О. Ключевский написал: "Наука отведёт Императору Александру III подобающее место не только в истории России и всей Европы, но и в русской историографии, скажет, что Он одержал победу в области, где всего труднее добиться победы, победил предрассудок народов и этим содействовал их сближению, покорил общественную совесть во имя мира и правды, увеличил количество добра в нравственном обороте человечества, ободрил и приподнял русскую историческую мысль, русское национальное сознание, и сделал всё это так тихо и молчаливо, что только теперь, когда Его уже нет, Европа поняла, чем Он был для неё".
Маститый профессор ошибся в своих предсказаниях. Уже более ста лет фигура предпоследнего русского Царя является мишенью самых нелицеприятных оценок; его личность служит объектом разнузданных выпадов и тенденциозной критики.
Фальшивый образ Александра III воссоздаётся по сию пору. Почему? Причина проста: Император не восхищался Западом, не поклонялся либерально-эгалитарным идеям, считая, что буквальное насаждение иноземных порядков не станет благом для России. Отсюда - непримиримая ненависть к этому Царю со стороны западолюбов всех мастей.
Однако Александр III не был узким западоненавистником, с порога отвергающим всё то, что не имело родового клейма: "сделано в России". Для него русское было первичным и особо значимым не потому, что оно - лучшее в мире, а потому что оно - родное, близкое, своё. При Императоре Александре III по всей стране впервые прозвучали слова: "Россия - для русских". И хотя неполадки и несуразности в русской жизни он прекрасно осознавал, ни на минуту не сомневался, что преодолевать их следует, лишь опираясь на собственное чувство понимания долга и ответственности, не обращая внимания на то, что скажет об этом какая-нибудь "княгиня Марья Алексевна".
За почти двести лет это был первый правитель, который не только не домогался "любви Европы", но даже не интересовался тем, что о нём там говорят и пишут. Однако именно Александр III стал тем правителем, при котором без единого оружейного выстрела Россия стала завоёвывать моральный авторитет великой мировой державы. Импозантный мост через Сену в самом центре Парижа, носящий имя Русского Царя, навсегда остался ярким тому подтверждением...
Александр Александрович вступил на престол в возрасте 36 лет 1 марта 1881 года. В тот день бомбой террориста был смертельно ранен его отец, который вскоре скончался, а Александр Александрович стал "Самодержцем Всея Руси". Он не мечтал о короне, но, когда смерть отняла отца, проявил удивительное самообладание и смирение, приняв то, что давалось лишь по воле Всевышнего.
С великим душевным трепетом, со слезами на глазах читал он завещание отца, слова и наставления убитого. "Я уверен, что сын мой, Император Александр Александрович, поймёт всю важность и трудность высокого своего призвания и будет и впредь во всех отношениях достоин прозвания честного человека... Да поможет ему Бог оправдать мои надежды и довершить то, что мне не удалось сделать для улучшения благоденствия дорогого нашего Отечества. Заклинаю его, не увлекаться модными теориями, пекись о постоянном его развитии, основанном на любви к Богу и на законе. Он не должен забывать, что могущество России основано на единстве Государства, а потому всё, что может клониться к потрясениям всего единства и к отдельному развитию различных народностей, для неё пагубно и не должно быть допускаемо. Благодарю его, в последний раз, от глубины нежно любящего его сердца, за его дружбу, за усердие, с которым он исполнял служебные свои обязанности и помогал мне в Государственных делах".
Тяжёлое наследство досталось царю Александру III. Он прекрасно понимал, что улучшения в различных областях жизни и государственного управления необходимы, они давно назрели, с этим никто не спорил. Знал он и то, что "смелые преобразования", которые проводились в 60-70-е годы Александром II, часто порождали ещё более острые проблемы.
Уже с конца 70-х годов общественная обстановка в стране стала столь напряжённой, что некоторые заключали, что скоро наступит крушение. Иные старались уехать подальше из Петербурга: кто в имение, а кто-за границу.
Безрадостность общественного положения ощущалась повсеместно. Финансы были расстроены, экономическое развитие замедлилось, в сельском хозяйстве наблюдался застой. Земства плохо справлялись с делами местного благоустройства, всё время просили денег из казны, а некоторые земские собрания превращались в центры публичных обсуждений политических вопросов, которые их никак не касались.
В университетах царила почти анархия: чуть ли не открыто распространялись антиправительственные издания, устраивались студенческие сходки, где звучали нападки на правительство. И главное: постоянно происходили убийства и покушения на должностных лиц, а власть не могла справиться с террором. Сам монарх превратился в объект этих злодейских намерений и пал от рук террористов!
Александру III приходилось крайне трудно. Советчиков имелось вдоволь: каждый родственник и сановник мечтал о том, чтобы царь "пригласил к разговору". Но молодой Император знал, что эти рекомендации часто слишком пристрастны, слишком небескорыстны, чтобы им доверяться без оглядки. Покойный отец порой приближал к себе людей беспринципных, лишённых воли и твёрдых монархических убеждений.
Дела надо вести по-другому, в том он не сомневался. Перво-наперво следует не новые законы составлять, а добиться того, чтобы уже существующие соблюдались. Это убеждение созрело у него в весенние дни 1881 года. Еще раньше, в январе, выступая на совещании у главного покровителя "конституционалистов" Великого князя Константина Николаевича, будущий Царь определённо заявил, что "не видит необходимости навязывать России все неудобства конституционализма, препятствующего хорошему законодательству и управлению". Такое заявление немедленно было истолковано либеральной публикой как проявление "реакционных убеждений".
Александр III никогда не искал популярности, не заискивал перед антрепренёрами и завсегдатаями петербургских салонов ни до того, как стал Царём, ни после. Через несколько лет после воцарения, беседуя с приближёнными, Александр III сказал, что считал бы "конституцию очень покойною для себя самого, но очень опасною для России". По сути дела, он повторил мысль, не раз высказанную его отцом.
Задолго до гибели Александр II понял, что давать широкие общественные свободы, к чему его призывали некоторые из наиболее европеизировавшихся соотечественников, вещь недопустимая. В империи двуглавого орла еще не сложились исторические условия для утверждения общественных порядков, существовавших в Англии или во Франции. Не раз о том он говорил и в узком кругу, и за пределами царских чертогов. В сентябре 1865 года, принимая в Ильинском, под Москвой, звенигородского уездного предводителя дворянства П. Д. Голохвастова, Александр II изложил свое политическое кредо:
"Я даю тебе слово, что сейчас, на этом столе, я готов подписать какую угодно конституцию, если бы я был убежден, что это полезно для России. Но я знаю, что, сделай я это сегодня, и завтра Россия распадется на куски". И до самой смерти не изменил своему убеждению, хотя потом циркулировали совершенно бездоказательные утверждения, что якобы Александр II намеревался ввести конституционное правление...
Александр III полностью это убеждение разделял и готов был многое изменять и усовершенствовать, не ломая и не отвергая того, что представлялось надёжным и исторически оправданным. Главной политической ценностью России являлось Самодержавие - правление полновластное, независимое от писаных норм и государственных учреждений, ограниченное лишь зависимостью царя земного от Царя Небесного.
Беседуя в конце марта 1881 года с дочерью поэта Анной Фёдоровной Тютчевой, женой известного славянофила И.С.Аксакова, издававшего в Москве популярную газету "Русь", Царь сказал: "Я читал все статьи Вашего мужа за последнее время. Скажите ему, что я доволен ими. В моём горе мне было большое облегчение услышать честное слово. Он честный и правдивый человек, а главное, он настоящий русский, каких, к несчастью, мало, и даже эти немногие были за последнее время устранены, но этого больше не будет".
Скоро слово нового Монарха прозвучало на весь мир. 29 апреля 1881 года появился Высочайший манифест, прогремевший как гром набатного колокола.
"Посреди великой Нашей скорби глас Божий повелевает Нам стать бодро на дело правления, в уповании на Божественный Промысл, с верою в силу и истину Самодержавной власти, которую Мы призваны утверждать и охранять для блага народного от всяких поползновений".
Далее новый Царь призывал всех верных сынов Отечества ободриться и содействовать "искоренению гнусной крамолы, позорящей землю русскую, к утверждению веры и нравственности, к доброму воспитанию детей, к истреблению неправды и хищения, к водворению порядка и правды в действии учреждений, дарованных России её благодетелем, возлюбленным Родителем".
Манифест для многих оказался неожиданным. Стало ясно, что времена либеральных улыбок миновали. Падение политических прожектёров?неудачников стало лишь вопросом времени.
Александр III считал такой исход логичным. Брату Сергею писал 11 июня 1881 года: "Назначив почти везде новых людей, мы дружно принялись за тяжёлую работу и, Слава Богу, с трудом и понемногу идём вперёд, и дело идёт гораздо успешнее, чем при прежних министрах, которые своим поведением заставили меня уволить их от занимаемых должностей. Они хотели меня забрать в свои лапы и закабалить, но это им не удалось... Не могу скрыть, что и теперь ещё далеко мы не в нормальном состоянии и много ещё будет разочарований и тревог, но на всё надо быть готовым и идти прямо и смело к цели, не уклоняясь в сторону, а главное - не отчаиваться и надеяться на Бога!".
Хотя никаких преследований, арестов, высылок неугодных сановников не происходило (почти все они удалялись с почётом, получали назначения в Государственный совет), некоторым показалось, что на вершине власти "началось землетрясение". Чиновное ухо всегда тонко улавливало импульсы и настроения в высших коридорах власти, определявшие поведение и служебное усердие должностных лиц.
Как только на Престоле оказался Александр III, быстро стало ясно, что с новой властью шутки плохи, что молодой Император человек крутой, даже резкий, и воле его надлежит повиноваться беспрекословно. Сразу же всё завертелось, стихли дискуссии, а государственная машина вдруг заработала с новой силой, хотя в последние годы царствования Александра II многим казалось, что у неё и сил-то уже нет.
Александр III никаких чрезвычайных органов не создавал (вообще, за время его правления новых подразделений в системе государственного управления появилось немного), никакой "специальной чистки" чиновного аппарата не производил, но атмосфера в стране и в коридорах власти переменилась.
Салонные краснобаи, только недавно страстно отстаивавшие свободолюбивые принципы, вдруг почти онемели и больше не решались популяризировать "Либертэ", "Эгалитэ", "Фратернитэ" не только на открытых собраниях, но даже в кругу "своих", за плотно закрытыми дверями столичных гостиных. Постепенно на смену сановникам, слывшим либеральными, приходили другие, готовые служить Царю и Отечеству беспрекословно, не заглядывая в европейские шпаргалки и не боявшиеся прослыть "реакционерами".
Александр III смело и решительно начал бороться с врагами государственного порядка. Прошли аресты прямых исполнителей цареубийства и некоторых других лиц, которые в первомартовском злодеянии лично не участвовали, но готовили другие террористические акты. Всего арестовали около пятидесяти человек, а пятеро цареубийц были по приговору суда повешены.
Император не сомневался, что с врагами России надо вести непримиримую борьбу. Но не только полицейскими методами, а и милосердием. Надо различать, где истинные, непримиримые противники, а где заблудшие души, позволившие, по недомыслию, втянуть себя в противоправительственные действия. Император сам всегда следил за ходом дознания по делам политическим. В конечном итоге все судебные решения предоставлялись на его усмотрение, многие просили о царской милости, и ему надлежало знать подробности. Порой и дело до суда решал не доводить.
Когда в 1884 году в Кронштадте был раскрыт кружок революционеров, царь, узнав из показаний обвиняемых, что мичман флотского экипажа Григорий Скворцов обливается слезами, кается и даёт чистосердечные показания, распорядился: мичмана отпустить и судебному преследованию не подвергать.
Александр III всегда питал симпатию к тем людям, кто исповедовал традиционные ценности. Конформизм, соглашательство, отступничество ничего в его душе, кроме отвращения, не вызывали. Его политический принцип был прост и соответствовал русской управленческой традиции. Неполадки в государстве надо исправлять, предложения необходимо выслушивать, но для этого совершенно необязательно созывать некую народную ассамблею.
Необходимо приглашать специалистов, знатоков того или иного вопроса, выслушать, обсудить, взвесить "за" и "против" и принять правильное решение. Всё следует делать по закону, а если окажется, что закон устарел, то его необходимо пересмотреть, опираясь на традицию и только после обсуждения в Государственном совете. Это стало правилом государственной жизни.
Царь не раз говорил приближённым и министрам, что "чиновничество есть сила в государстве, если его держать в строгой дисциплине". И действительно, при Александре III управленческий аппарат империи работал в жёстком режиме: решения власти выполнялись неукоснительно, а царь лично следил за этим. Неделовитости, пренебрежения к служебным обязанностям он терпеть не мог.
Император ввёл невиданное в России новшество: потребовал, чтобы ему представляли ведомость всех неисполненных поручений и решений с указанием лиц, отвечающих за них. Это известие очень повысило "трудовой энтузиазм" чиновничества, и волокиты стало значительно меньше.
Особенно непримиримо он относился к тем, кто использовал служебное положение в личных целях. К таким уж никакого снисхождения не было.
Правление Александра III отличало просто удивительное явление: практически полностью исчезли взяточничество и коррупция, которые раньше являлись печальной российской реальностью. Ни одного сколько-нибудь громкого дела подобного рода русская история этого периода не явила, а многочисленные профессиональные "разоблачители царизма" так ни единого коррупционного факта и не обнаружили, хотя настойчиво их искали многие десятилетия...
В эпоху царствования Александра III в России сохранялась строгая административная регламентация социальной жизни. Враги государственной власти подвергались преследованиям, арестам, высылкам. Такие факты имелись и до и после Александра III, однако в оправдание непреложного тезиса о некоем "курсе реакции" именно период его правления нередко характеризуют как особо мрачный и беспросветный период истории. Ничего подобного на самом деле не наблюдалось.
Всего за политические преступления (за уголовные деяния в России смертной казни не существовало) в "период реакции" было казнено 17 человек. Все они или участвовали в цареубийстве, или готовились к нему, и ни один из них не раскаялся. В общей же сложности за антигосударственные деяния (почти за четырнадцать лет) было допрошено и задержано менее 4 тысяч человек. Если учитывать, что численность населения России тогда превышала 120 миллионов человек, то эти данные убедительно опровергают шаблонный тезис о "режиме террора", который якобы установился в России во время правления Александра III.
Судебно-тюремные "расправы" являются лишь частью той "мрачной картины русской жизни", которую так часто рисуют. Существенный момент её - "гнёт цензуры", якобы "душившей" всякую "свободу мысли".
В XIX веке в России, как и во всех прочих даже "самых-самых" демократических государствах, цензура существовала. В царской империи она не только охраняла нравственные устои, религиозные традиции и верования, но и выполняла функцию защиты государственных интересов.
При Александре III, в результате административного запрета или по другим причинам, главным образом финансового характера, прекратило своё существование несколько десятков газет и журналов. Однако это не означало, что в стране "заглох голос независимой печати". Появилось немало новых изданий, но и многие старые продолжали выходить.
Ряд либерально ориентированных изданий (самые известные - газета "Русские ведомости" и журнал "Вестник Европы"), хотя и не допускали прямых нападок на власть и ее представителей, от критического ("скептического") тона не избавились и благополучно пережили "эпоху репрессий".
В 1894 году, в год смерти Александра III, в России издавалось 804 периодических органа печати на русском и прочих языках. Примерно 15% из них составляли государственные ("казенные"), а остальные принадлежали различным обществам и частным лицам. Существовали общественно-политические, литературные, богословские, справочные, сатирические, научные, учебные, спортивные газеты и журналы.
За время царствования Александра III число типографий росло неуклонно; ежегодно увеличивалась и номенклатура выпускаемой книжной продукции. В 1894 году перечень наименований изданных книг достиг почти 11000 тысяч (в 1890 году - 8638). Многие тысячи книг ввозились из-за границы. За всё время царствования менее 200 книг не было допущено к обращению в России. (В это число входил, например, пресловутый "Капитал" Карла Маркса.) Большинство запрещалось не по политическим, а по духовно-нравственным соображениям: оскорбление чувств верующих, пропаганда непристойности.
...Александр III умер рано, совсем ещё не старым человеком. Его кончину оплакивали миллионы русских людей, не по принуждению, а по зову сердца чтивших и любивших этого коронованного повелителя - большого, сильного, христолюбивого, такого понятного, справедливого, такого "своего".
Александр Боханов, доктор исторических наук
