Нечасто в российский широкий прокат выходит фильм официальной церемонии закрытия Венецианского кинофестиваля. Но раз уж впервые за всю 63-летнюю историю упомянутого мероприятия чести закрывать его удостоилась именно наша лента, то грех ее, в самом деле, не продемонстрировать всему честному народу. Пусть народ вникает и повсеместно гордится. Примерно с такой легендой "Остров", как опытный разведчик, начинает внедрение, расходясь волной по кинотеатрам страны.
На самом деле, конечно, непростой, минималистичный по исполнению, практически монохромный фильм с длинными пейзажными планами, будь он хоть трижды отмечен за границами, обычно не может рассчитывать на столь шумную премьеру. "Возвращение" Звягинцева в Венеции несколько лет назад обласкали еще больше (картина получила главный приз, "Золотого льва"), а посмотреть на родине его удалось немногим. "Острову" повезло больше по двум весомым причинам. Во-первых, производство фильма заказал и спонсировал федеральный телеканал "Россия". Во-вторых, делался он при поддержке Федерального агентства по культуре и кинематографии.
Отчего такие почести? Оттого, что "Остров", по мнению некоторых чиновников, демонстрирует часть пресловутой "национальной идеи", которую пытаются собрать по кусочкам и наскрести по сусекам уже не одно десятилетие. Часть эта - православие. Самодержавие отпало, народность тоже потихоньку отсыхает, окно в светлое социально обеспеченное будущее сжалось до размеров замочной скважины. Вот и получается, что духоподъемностью в современном кино как-то незаметно стала заведовать церковь. Почти во всех фильмах последних месяцев ("Меченосец", "Живой" и другие) хоть в эпизоде, да появится мудрый и прекрасный человек в рясе.
В "Острове", к счастью, эти самые люди в рясах не похожи на картонных старцев с воздетым к небу пальцем. Напротив, тут действуют вполне живые люди не без недостатков. Отец Филарет, к примеру (роль Виктора Сухорукова), кроме бога очень любит свое атласное одеялко и мягкие сапожки. А отец Иов (Дмитрий Дюжев) весь фильм гневается и машет руками почем зря. Впрочем, оба они к финалу просветляются до почти различимого сияния. А все благодаря живущему на том же монастырском подворье странненькому юродивому отцу Анатолию (Петру Мамонову в этой роли и изображать ничего особенно не нужно).
Последний тридцать лет назад совершил преступление - убил на войне своего товарища, а сам малодушно спасся. Это пролог фильма, наименее удачный его эпизод. Все здесь гипертрофированно. Уж предатель - так трясется как заячий хвост, сопли до колена, рот корытом: "Не убивайте меня, пожалуйста, дорогие фашистики!". А герой - всем героям герой, медленно и киногенично закуривает под дулом пистолета последнюю сигарету, плюет на негодяев, многозначительно ухмыляется. Да и немцы хороши: во время срочной боевой операции тонко продумывают все психологические эффекты. Хотя те, на кого они рассчитаны, должны быть уничтожены через пару секунд.
Плюс эти ушанки набекрень и чумазые лица русских - в противовес фашистам в отутюженных рубашках (на Белом-то море!)... В общем, фальшь из этой сцены можно черпать поварешками. Хорошо, что с возрастом герой-предатель обретает достоверное лицо Мамонова, который даже в ерничанье умудряется выглядеть серьезным артистом.
Долгие годы Анатолий, пригретый в удаленном от земли монастыре, грызет себя за старый грех. И в своем покаянии доходит, с одной стороны, до святости, в прямом смысле исцеляя всех желающих ходоков (инвалидов, одержимых, мятущихся), а с другой - до крайней нетерпимости к оплошностям других. В своем глазу отец Анатолий бревно определенно замечает, но и у окружающих по увесистому полену найдет и со всей дури им треснет, будьте уверены. Например, отца Филарета герой насильственным образом "освобождает" от мир-
ских привязанностей, сжигая единственные сапоги и чуть не убивая в кочегарке. Анатолий сам аскет, на углях спит, и другим нежничать нечего.
Лунгин создает смесь из жития святых, поучительной сказки, зрелищного "Экзорциста" и эксцентричного бенефиса Мамонова. Про православие ли это, про христианство, про веру ли вообще? То, что герой - не "правильный" христианин, подставляющий щеки ударам судьбы, а более чем деятельный миссионер, творящий свою собственную религию, - очевидно. То, что, получив долгожданное прощение, Анатолий с радостью снимает с себя свой крест, бросив всех недоисцеленных на произвол судьбы, и облегченно залезает в гроб в буквальном смысле, - тоже, мягко говоря, выглядит не по-христиански. Напротив, эгоистично, совсем по-мирски.
В общем, несмотря на все церковные атрибуты, "Остров" имеет весьма поверхностное отношение к идеям христианства вообще и православия в частности. Чиновники несколько прогадали.
Павел Лунгин говорит, что "просто снял кино про то, что Бог есть". Но про это, собственно, делается половина всех фильмов на свете - только не всегда высшие силы зовутся там Богом. Где-то - судьбой. Где-то - любовью. Где-то - мировой справедливостью. Где-то - Его величеством случаем. И "Остров" прочно становится с ними в один стройный ряд.
http://www.spbvedomosti.ru/article.htm?id=10239637@SV_Articles
На самом деле, конечно, непростой, минималистичный по исполнению, практически монохромный фильм с длинными пейзажными планами, будь он хоть трижды отмечен за границами, обычно не может рассчитывать на столь шумную премьеру. "Возвращение" Звягинцева в Венеции несколько лет назад обласкали еще больше (картина получила главный приз, "Золотого льва"), а посмотреть на родине его удалось немногим. "Острову" повезло больше по двум весомым причинам. Во-первых, производство фильма заказал и спонсировал федеральный телеканал "Россия". Во-вторых, делался он при поддержке Федерального агентства по культуре и кинематографии.
Отчего такие почести? Оттого, что "Остров", по мнению некоторых чиновников, демонстрирует часть пресловутой "национальной идеи", которую пытаются собрать по кусочкам и наскрести по сусекам уже не одно десятилетие. Часть эта - православие. Самодержавие отпало, народность тоже потихоньку отсыхает, окно в светлое социально обеспеченное будущее сжалось до размеров замочной скважины. Вот и получается, что духоподъемностью в современном кино как-то незаметно стала заведовать церковь. Почти во всех фильмах последних месяцев ("Меченосец", "Живой" и другие) хоть в эпизоде, да появится мудрый и прекрасный человек в рясе.
В "Острове", к счастью, эти самые люди в рясах не похожи на картонных старцев с воздетым к небу пальцем. Напротив, тут действуют вполне живые люди не без недостатков. Отец Филарет, к примеру (роль Виктора Сухорукова), кроме бога очень любит свое атласное одеялко и мягкие сапожки. А отец Иов (Дмитрий Дюжев) весь фильм гневается и машет руками почем зря. Впрочем, оба они к финалу просветляются до почти различимого сияния. А все благодаря живущему на том же монастырском подворье странненькому юродивому отцу Анатолию (Петру Мамонову в этой роли и изображать ничего особенно не нужно).
Последний тридцать лет назад совершил преступление - убил на войне своего товарища, а сам малодушно спасся. Это пролог фильма, наименее удачный его эпизод. Все здесь гипертрофированно. Уж предатель - так трясется как заячий хвост, сопли до колена, рот корытом: "Не убивайте меня, пожалуйста, дорогие фашистики!". А герой - всем героям герой, медленно и киногенично закуривает под дулом пистолета последнюю сигарету, плюет на негодяев, многозначительно ухмыляется. Да и немцы хороши: во время срочной боевой операции тонко продумывают все психологические эффекты. Хотя те, на кого они рассчитаны, должны быть уничтожены через пару секунд.
Плюс эти ушанки набекрень и чумазые лица русских - в противовес фашистам в отутюженных рубашках (на Белом-то море!)... В общем, фальшь из этой сцены можно черпать поварешками. Хорошо, что с возрастом герой-предатель обретает достоверное лицо Мамонова, который даже в ерничанье умудряется выглядеть серьезным артистом.
Долгие годы Анатолий, пригретый в удаленном от земли монастыре, грызет себя за старый грех. И в своем покаянии доходит, с одной стороны, до святости, в прямом смысле исцеляя всех желающих ходоков (инвалидов, одержимых, мятущихся), а с другой - до крайней нетерпимости к оплошностям других. В своем глазу отец Анатолий бревно определенно замечает, но и у окружающих по увесистому полену найдет и со всей дури им треснет, будьте уверены. Например, отца Филарета герой насильственным образом "освобождает" от мир-
ских привязанностей, сжигая единственные сапоги и чуть не убивая в кочегарке. Анатолий сам аскет, на углях спит, и другим нежничать нечего.
Лунгин создает смесь из жития святых, поучительной сказки, зрелищного "Экзорциста" и эксцентричного бенефиса Мамонова. Про православие ли это, про христианство, про веру ли вообще? То, что герой - не "правильный" христианин, подставляющий щеки ударам судьбы, а более чем деятельный миссионер, творящий свою собственную религию, - очевидно. То, что, получив долгожданное прощение, Анатолий с радостью снимает с себя свой крест, бросив всех недоисцеленных на произвол судьбы, и облегченно залезает в гроб в буквальном смысле, - тоже, мягко говоря, выглядит не по-христиански. Напротив, эгоистично, совсем по-мирски.
В общем, несмотря на все церковные атрибуты, "Остров" имеет весьма поверхностное отношение к идеям христианства вообще и православия в частности. Чиновники несколько прогадали.
Павел Лунгин говорит, что "просто снял кино про то, что Бог есть". Но про это, собственно, делается половина всех фильмов на свете - только не всегда высшие силы зовутся там Богом. Где-то - судьбой. Где-то - любовью. Где-то - мировой справедливостью. Где-то - Его величеством случаем. И "Остров" прочно становится с ними в один стройный ряд.
http://www.spbvedomosti.ru/article.htm?id=10239637@SV_Articles
