Не каждый человек по-настоящему знает себе цену: многие себя явно переоценивают, иные - недооценивают. А вот Иван Прохорович ДЕДЮЛЯ свою цену знает точно: 50.000 рейхсмарок. Впрочем, это было более шести десятилетий тому назад, и за это время цена его многократно возросла, причем в иных валютах.
Ивана Прохоровича с полным основанием можно назвать человеком необычной судьбы. Он родился в деревне в Белорусском Полесье, окончил институт, работал учителем, служил в армии, воевал в финскую и Великую Отечественную - с первого дня, потом был заброшен на оккупированную территорию, был комиссаром, затем - командиром партизанской бригады (тогда-то и "оценили" его оккупанты). После войны окончил Высшую дипломатическую школу, работал в МИДе, потом был приглашен на службу во внешнюю разведку, выезжал в несколько командировок, был резидентом в Израиле, помощником председателя КГБ СССР по разведке. Впрочем, об этой стороне биографии полковника Дедюли мы расскажем довольно скоро, а пока представляем слово ему самому. Автор нескольких книг и многих публикацией (в том числе в "Красной звезде" - в 1950-е годы) передал нам странички своих фронтовых воспоминаний.
И последнее - так, между прочим. Советскую систему обучения можно ругать за многое, однако неоспоримым ее достоинством было то, что высшее образование получали не только богатые - как сегодня, но и способные, талантливые молодые люди. Пример тому - Иван Прохорович Дедюля. Думается, государство, имея такие кадры, только выигрывало.
Расскажу о моем боевом товарище - "лесном гвардейце" Иване Тимофеевиче Фоминкове, коммунисте, пламенном патриоте... В первый раз я встретился с ним жарким летом 1942 года на лесной тропе под городом Борисовом. Мы, партизаны, пробирались к железной дороге, а он со своей комсомольской группой подпольщиков - на автомагистраль. У них на восемь человек было две винтовки, двустволка, три топора и две пилы.
- Магистраль забита транспортом и солдатней, - с тревогой предупредил кто-то из наших. - А вы - с винторезами да топорами!
- У нас еще имеется секретное орудие "эс-эс-эс", - улыбнулся Иван Тимофеевич и пояснил: - Три "с": смекалка, смелость и стремительность. Надежное оружие, никогда нас не подводило!
- По-суворовски, значит, - заметил я, бывший учитель.
- И по-суворовски, и по-нашенски, - уточнил Фоминков.
...Поутру, когда только еще светало, мы встретились в условленном месте. Теперь уже на вооружении у комсомольцев оказались пять винтовок, немецкий автомат и пистолет "парабеллум".
- Свалили в кювет легковушку, спилили десятка два столбов. Оружие и кое-какие документы прихватили с собой, - доложил Иван Тимофеевич и, поразмыслив, добавил: - С оружием мы обращаться и сами умеем, а документы возьмите, они нам ни к чему.
Он передал мне пухлый кожаный портфель, в котором оказались важные сведения о передислокации немецких войск в связи с подготовкой к летней кампании. Потом по моей просьбе Фоминков рассказал о себе родился на Смоленщине, окончил военное училище в Минске, воевал в финскую, освобождал Западную Белоруссию; потом пришлось защищать Минск от гитлеровцев - был ранен и контужен, остался на оккупированной территории. Едва встав на ноги, Иван возглавил подпольную комсомольскую организацию в деревне Бабий Лес Смолевичского района. Подпольщики жгли вражеские автомашины, спиливали телеграфные столбы вдоль шоссе Минск - Москва, выводили из строя узкоколейку, уничтожали из засад живую силу противника... Группа Фоминкова принимала по радио сводки Совинформбюро, переписывала их и распространяла среди населения.
Вскоре обстановка потребовала от подпольщиков стать в строй нашего отряда...
К весне 1943 года под
командованием Ивана Фоминкова была уже целая рота, на боевом счету которой значились десятки уничтоженных автомашин с живой силой и техникой противника, диверсии на железной дороге Минск - Москва, сотни истребленных оккупантов.
В апреле почти одновременно с операцией, успешно проведенной 1-й ротой на узкоколейке, 3-я рота во главе с лейтенантом Иваном Фоминковым и политруком Георгием Масоловым осуществила свою дерзкую операцию примерно в километре от деревни Батуринка, что не так далеко от Минска.
...Перед рассветом партизаны по длинной полосе перелеска вышли к шоссе и заняли огневой рубеж за штабелями заготовленных оккупантами дров. Минеры еще затемно заложили на шоссе 152-миллиметровые артиллерийские снаряды, прикрыв их талым снегом, и протянули к укрытию бикфордовы шнуры. Все затаились в напряженном ожидании... Когда солнце поднялось и начало пригревать, лежать пластом на холодной и мокрой земле оказалось уже не так и плохо...
Вдруг на опушке леса закуковала кукушка: дозорный сообщал о движении со стороны Вильнюса колонны противника. Вскоре из-за поворота стали выкатываться грузовики - первый, второй, третий, за ними еще и еще... На солнце тускло поблескивали серые каски сидящих в длинных кузовах солдат. Наконец, первые четыре грузовика оказались на минном поле.
- Огонь! - команда лейтенанта потонула в раскатах сильных взрывов.
Гитлеровцев охватила паника. Они стали выпрыгивать из уцелевших грузовиков, и тут по ним ударили четыре пулемета, семнадцать автоматов, три десятка винтовок... В том бою отличились помощник командира роты по разведке Володя Рогожкин, коммунист Ромашко, комсомольцы Булавский и Довнорович - это же партизаны, воинских званий у них не было, вот и говорю, как тогда у нас было принято... Эти бойцы установили ручные пулеметы на штабеля дров и прицельным огнем срезали более трех десятков гитлеровцев. Потом, пока противник приходил в себя, рота без потерь отошла в леса юго-восточнее Логойска.
Этот удар был для оккупантов как гром среди ясного неба - кто ожидал, что в безлесной полосе среди белого дня в считанных километрах от таких крупных гарнизонов, как Минск, Острошицкий Городок и Логойск, будет почти полностью разгромлена колонна с войсками, следовавшими на фронт? Это, разумеется, была далеко не единственная операция, проведенная под руководством Ивана Фоминкова...
Вскоре стало известно, что в ряде соседних с нами немецких гарнизонов сосредотачиваются войска - мы поняли, что над отрядом нависают грозовые тучи. Боевая активность отряда неуклонно нарастала, и это очень тревожило немцев... Наше командование решило заблаговременно вывести отряд "Смерть фашизму" из затягиваемой петли: 1-й и 2-й ротам было приказано отойти в соседний Плещеницкий район, 3-я рота Фоминкова оставалась для прикрытия отхода.
...Бой наЧалсЯ 20 апреля. 3-я рота дотемна сдерживала натиск карателей, а потом отошла в лес к бывшей деревне Мыльнице... Наткнулась на гитлеровцев и 2-я рота Щемелева, которая после короткой схватки отошла в лес правее деревни Швабовки, заняла оборону и более пяти часов отбивала атаки врага. Когда же стало темнеть, партизаны стали уходить в лес, на болото, все глубже и глубже, чего противник не ожидал и не замечал, потому как вел огонь с различных направлений... Только утром, когда рассвело и гитлеровцы обнаружили на поле боя порядка двухсот трупов своих солдат и офицеров, они поняли, что всю ночь истребляли друг друга.
На наше счастье, над болотом нависли низкие серые тучи и погода была нелетная - иначе страшно даже подумать, что было бы, если бы в воздухе появились фашистские стервятники...
Всю первую половину дня гитлеровцы простреливали болото из пулеметов и автоматов - вновь встретиться лицом к лицу с партизанами им было страшно. Иногда начинала стрелять немецкая артиллерия, но ее снаряды, ложившиеся с большим перелетом, глухо разрывались где-то в глубине топей...
В полдень более батальона полупьяных карателей - у кого хватило бы ума лезть в болото в трезвом состоянии! - натянув резиновые сапоги с длинными голенищами, все же пошли в воду... Партизаны, отстреливаясь, отступали туда, где расстилалась бескрайняя гладь болота, залитого паводковыми водами...
- Спасение только в прорыве через цепь карателей, - решил Щемелев. - По сигналу ракеты всем рвануть в сторону рощи!
Гитлеровцы не без труда продрались через кусты, а когда вновь развернулись в цепь для последней, как они думали, атаки, в небо взвилась зеленая ракета. И тут же прямо из болота поднялись мокрые и грязные люди, яростно бросились на врага... Цепь была прорвана, и партизаны скрылись в роще...
Роте Фоминкова пришлось вести бой в другом месте - она залегла неподалеку от давно заброшенного хутора, стоявшего на поляне у Гайнского болота. Нужно было продержаться до наступления ночи, чтобы потом переправиться через болото, реку Гайну и уйти обратно в Кормшские леса... Однако уже в полдень на лесной дороге заревели моторы и к хутору по залитой водой дороге устремились два танка. Расчет Фоминкова на недоступность поляны для танков не оправдался. Выйдя на поляну, бронированные машины открыли пулеметный огонь.
Поскольку в роте не было ни противотанковых ружей, ни гранат, пришлось спешно бросить позицию и скрыться в затопленном лозняке. Цепенея от холода, бойцы погружались в ледяную воду, укрываясь от пуль противника за мшистыми кочками. Затем под прикрытием танковых пулеметов на партизан стала надвигаться густая цепь карателей. Хлюпая по воде резиновыми сапогами, они стреляли, не жалея патронов. Партизаны не отвечали, потому как каждый патрон у них был на счету. А немцы, пройдя по 20-30 метров, останавливались, поливали заросли свинцовым дождем и снова двигались вперед, оттесняя партизан все дальше и дальше.
Когда стало ясно, что отходить дальше некуда, бойцы подпустили врага и открыли прицельный огонь. Цепь сразу заметно поредела, оставшиеся каратели замешкались, остановились и поспешили назад... На какое-то время воцарилась тишина, однако несколько минут спустя вновь загремели немецкие автоматы и пулеметы.
Фоминков вместе с группой окоченевших в воде бойцов растерялся - может быть, в первый раз в жизни. Он не видел выхода из создавшегося положения, а осмотрев магазин своего автомата, вообще ахнул - в нем желтели три последних патрона.
- Еще пять в нагане, - пробормотал командир, знавший, что у бойцов дела с боеприпасами обстоят не лучше.
- А потом? - испуганно спросил его связной Николай Силич.
- Потом? Будем уничтожать гадов прикладами и зубами!
После каждого партизанского выстрела в кустах, где засел враг, раздавался вскрик или всплеск воды. Спесь с карателей была сбита, они прятались за кочки и купины, вслепую палили по кустам. Но долго так продолжаться не могло, уже стали слышны команды офицеров, и было ясно, что немцы скоро вновь пойдут в атаку. Рота, оставшаяся без боеприпасов, отразить ее не могла, поэтому выход оставался один: используя замешательство карателей, вывести людей через речку вплавь. Конечно, можно было бы попробовать прорваться через кольцо карателей, но ведь за ними были немецкие танки...
Стараясь быть внешне спокойным, Фоминков сказал командиру взвода Леониду Мамату:
- Силич и три бойца остаются со мной для прикрытия. А ты, Леонид, переправляй роту через речку и веди ее на Кормушу. Тебе, как мастеру спорта по плаванию, и карты в руки. Понимаешь, что немцы в реку не пойдут. Действуй!
- А как же вы?
- Леонид, выполняй приказ! Каждая секунда дорога!
Мамат, высокий и стройный богатырь, партизанил около двух месяцев, но и за это время он успел полюбить роту и ее храброго командира. Позже он мне говорил, что с нехорошим предчувствием оставлял Фоминкова и других своих товарищей перед носом у врага. Но приказ есть приказ, да и все равно кто-то должен был остаться...
Через несколько минут рота вышла из-под обстрела и вскоре оказалась на берегу разлившейся реки. Из воды выглядывали верхушки пожелтевшей прошлогодней осоки, мохнатые бороды мха, кое-где плавали прозрачные льдины. Мамат вглядывался в черневший на той стороне лес, а мысли его были там, где остался Фоминков. Каждый одиночный выстрел, доносившийся оттуда, словно бы отдавался в его сердце...
"Мы в безопасности, - подумал Леонид. - А они? Назад, на помощь!" И он бросился обратно, к кустам, но тут из лозняка раздался властный окрик:
- Стой! Ты куда, сумасшедший! Назад!
Сквозь заросли продирались Фоминков и вся его группа.
- Оторвались, но командир ранен, - устало сказал Силич.
- Чепуха, в мякоть, - вяло махнул рукой побледневший Фоминков, опускаясь на землю.
Мамат подхватил командира, хотел потащить его к реке.
- Беги сам, ты там нужнее! Роту надо спасать! Немцы сейчас подойдут...
Передав командира Силичу, Мамат побежал к роте, столпившейся на берегу. Всем, кто умел хоть немножко плавать, Леонид приказал переправляться немедленно. Тут, словно бы подчеркивая его слова, где-то совсем рядом раздались пулеметные очереди, и партизаны горохом посыпались в реку. Каждый переправлялся по-своему - одни плыли, держа над водой оружие; другие цеплялись за медленно плывущие льдины, клали на них оружие и, отчаянно гребя свободной рукой, уходили вниз по течению; третьи, и таковых было немало, на мгновение исчезали под водой, затем появлялись вновь и вновь с криком погружались в воду. Несколько же человек беспомощно барахтались, подхваченные течением. Не раздумывая, Мамат кинулся им на помощь. Его мастерство пловца спасло жизнь многим - сильные руки Леонида подхватывали и поддерживали то одного бойца, то другого; он то вытаскивал утопающего, то забирал оружие у ослабевшего...
Где-то выше по течению к реке вышли немцы, открыли огонь по переправе из пулемета.
- Плавать умеешь? - спросил Силича подошедший к реке Фоминков.
- Могу, товарищ командир.
- Скорее спасай людей! За меня не беспокойся - я переплыву, - слова эти прозвучали как приказ.
Закинув винтовку за спину, Силич бросился в воду. Вслед за ним тихо поплыл Фоминков.
Никогда не забудут эту переправу партизаны, которые мужественно боролись с ледяной стихией. Наконец, подталкиваемые Маматом, Фоминковым и Силичем, остальные бойцы достигли топкого берега. Вслед им гитлеровцы остервенело хлестали из пулеметов. То тут, то там раздавались крики и стоны.
- Помоги раненым! - приказал Фоминков Силичу, а сам, повернувшись в сторону карателей, с проклятием послал в них последнюю пулю из нагана. Но тут он как-то вздрогнул, пошатнулся и беспомощно опустился на землю. Вражеская пулеметная очередь прошила грудь Ивана. Мамат бросился к нему.
- Командуй, Леонид... прощайте, товарищи, - прошептал он безжизненными уже губами.
Прильнув к груди командира, Леонид беззвучно заплакал, но тут же сумел взять себя в руки. Он приказал партизанам подобрать раненых и побыстрее пробираться в Кормшский лес, а сам, взвалив тело Фоминкова себе на спину, по-пластунски пополз за ротой, скрывавшейся в кустарнике. Вражеский пулемет не умолкал, но Леонид его не слышал. Задыхаясь от усталости, он достиг Кормшского леса, где на небольшом островке расположились бойцы.
На следующий день партизаны похоронили нескольких своих боевых товарищей и командира - Ивана Тимофеевича Фоминкова, лейтенанта 361-го полка 100-й дивизии, защитника Отечества в трех войнах.
...Прошли уже многие десятилетия, а образ этого славного воина не меркнет в нашей памяти. Всегда, где было трудно, туда шел коммунист Фоминков. Он дорожил жизнью каждого партизана и оберегал ее пуще своей, а потому победы его подразделения достигались или бескровно, или самой малой кровью. Он, как говорится, не лез на рожон, был противником штурмов партизанами сильно укрепленных гарнизонов врага, понимая, что на это у нас, вооруженных стрелковым оружием и пушкой-сорокапяткой без прицела, сил не было.
- Наше дело, - говаривал он, - не бетон лбом прошибать, не добираться до поганого фрица через минные поля и проволочные заграждения, а бить его из засад - там, где он нас не ждет.
Фоминков действовал по науке великого партизана Дениса Давыдова: теснить, беспокоить, томить, вырывать, что по силам, так сказать, жечь неприятеля малым огнем, без угомона и неотступно...
Экспедиция карателей близилась к концу. Учинив зверскую расправу над жителями деревень Хотеново - здесь были заживо сожжены в сарае 184 человека, Сухого Острова, Рудни, Мехеда и других, оккупанты оставили пригайновские леса. "Все партизаны уничтожены!" - доложили каратели своему командованию.
На самом деле наш отряда с честью прошел суровое испытание, нанеся чувствительные удары по врагу, потерявшему только за время этой своей карательной экспедиции не одну сотню солдат и офицеров убитыми и ранеными. Словом, мы действовали и по-суворовски, и по-нашенски...
Могу добавить, что за 800 дней существования бригады "Смерть фашизму" "лесные гвардейцы" истребили около восьми тысяч оккупантов и еще более двух тысяч взяли в плен в ходе ликвидации остатков окруженной вражеской группировки юго-восточнее Минска, тем самым принимая участие в стратегической операции "Багратион". Под откос было пущено около 500 вагонов, повреждено из ПТР 70 паровозов, уничтожено свыше 800 машин, и даже была парализована линия секретной подземной многожильной связи гитлеровского командования с группой армий "Центр". Но главное - мы спасли жизни многим десяткам тысяч советских людей, избавили их от лагерей смерти, душегубок, каторжной неволи...
Заканчивая свой рассказ, я хотел бы выразить свою самую глубокую признательность белорусскому народу - нашим помощникам и активным участникам ратных дел! Я знаю, этот народ никому не запугать, не поставить на колени, никакие незваные иноземные гости не заставят его выполнять свою волю - какие бы блага они при том ни сулили людям, как бы ни пытались их застращать. События Великой Отечественной войны - тому самое яркое подтверждение.
Полковник в отставке Иван ДЕДЮЛЯ, командир партизанской бригады "Смерть фашизму".
http://www.redstar.ru/2005/05/07_05/7_01.html
Ивана Прохоровича с полным основанием можно назвать человеком необычной судьбы. Он родился в деревне в Белорусском Полесье, окончил институт, работал учителем, служил в армии, воевал в финскую и Великую Отечественную - с первого дня, потом был заброшен на оккупированную территорию, был комиссаром, затем - командиром партизанской бригады (тогда-то и "оценили" его оккупанты). После войны окончил Высшую дипломатическую школу, работал в МИДе, потом был приглашен на службу во внешнюю разведку, выезжал в несколько командировок, был резидентом в Израиле, помощником председателя КГБ СССР по разведке. Впрочем, об этой стороне биографии полковника Дедюли мы расскажем довольно скоро, а пока представляем слово ему самому. Автор нескольких книг и многих публикацией (в том числе в "Красной звезде" - в 1950-е годы) передал нам странички своих фронтовых воспоминаний.
И последнее - так, между прочим. Советскую систему обучения можно ругать за многое, однако неоспоримым ее достоинством было то, что высшее образование получали не только богатые - как сегодня, но и способные, талантливые молодые люди. Пример тому - Иван Прохорович Дедюля. Думается, государство, имея такие кадры, только выигрывало.
Расскажу о моем боевом товарище - "лесном гвардейце" Иване Тимофеевиче Фоминкове, коммунисте, пламенном патриоте... В первый раз я встретился с ним жарким летом 1942 года на лесной тропе под городом Борисовом. Мы, партизаны, пробирались к железной дороге, а он со своей комсомольской группой подпольщиков - на автомагистраль. У них на восемь человек было две винтовки, двустволка, три топора и две пилы.
- Магистраль забита транспортом и солдатней, - с тревогой предупредил кто-то из наших. - А вы - с винторезами да топорами!
- У нас еще имеется секретное орудие "эс-эс-эс", - улыбнулся Иван Тимофеевич и пояснил: - Три "с": смекалка, смелость и стремительность. Надежное оружие, никогда нас не подводило!
- По-суворовски, значит, - заметил я, бывший учитель.
- И по-суворовски, и по-нашенски, - уточнил Фоминков.
...Поутру, когда только еще светало, мы встретились в условленном месте. Теперь уже на вооружении у комсомольцев оказались пять винтовок, немецкий автомат и пистолет "парабеллум".
- Свалили в кювет легковушку, спилили десятка два столбов. Оружие и кое-какие документы прихватили с собой, - доложил Иван Тимофеевич и, поразмыслив, добавил: - С оружием мы обращаться и сами умеем, а документы возьмите, они нам ни к чему.
Он передал мне пухлый кожаный портфель, в котором оказались важные сведения о передислокации немецких войск в связи с подготовкой к летней кампании. Потом по моей просьбе Фоминков рассказал о себе родился на Смоленщине, окончил военное училище в Минске, воевал в финскую, освобождал Западную Белоруссию; потом пришлось защищать Минск от гитлеровцев - был ранен и контужен, остался на оккупированной территории. Едва встав на ноги, Иван возглавил подпольную комсомольскую организацию в деревне Бабий Лес Смолевичского района. Подпольщики жгли вражеские автомашины, спиливали телеграфные столбы вдоль шоссе Минск - Москва, выводили из строя узкоколейку, уничтожали из засад живую силу противника... Группа Фоминкова принимала по радио сводки Совинформбюро, переписывала их и распространяла среди населения.
Вскоре обстановка потребовала от подпольщиков стать в строй нашего отряда...
К весне 1943 года под
командованием Ивана Фоминкова была уже целая рота, на боевом счету которой значились десятки уничтоженных автомашин с живой силой и техникой противника, диверсии на железной дороге Минск - Москва, сотни истребленных оккупантов.
В апреле почти одновременно с операцией, успешно проведенной 1-й ротой на узкоколейке, 3-я рота во главе с лейтенантом Иваном Фоминковым и политруком Георгием Масоловым осуществила свою дерзкую операцию примерно в километре от деревни Батуринка, что не так далеко от Минска.
...Перед рассветом партизаны по длинной полосе перелеска вышли к шоссе и заняли огневой рубеж за штабелями заготовленных оккупантами дров. Минеры еще затемно заложили на шоссе 152-миллиметровые артиллерийские снаряды, прикрыв их талым снегом, и протянули к укрытию бикфордовы шнуры. Все затаились в напряженном ожидании... Когда солнце поднялось и начало пригревать, лежать пластом на холодной и мокрой земле оказалось уже не так и плохо...
Вдруг на опушке леса закуковала кукушка: дозорный сообщал о движении со стороны Вильнюса колонны противника. Вскоре из-за поворота стали выкатываться грузовики - первый, второй, третий, за ними еще и еще... На солнце тускло поблескивали серые каски сидящих в длинных кузовах солдат. Наконец, первые четыре грузовика оказались на минном поле.
- Огонь! - команда лейтенанта потонула в раскатах сильных взрывов.
Гитлеровцев охватила паника. Они стали выпрыгивать из уцелевших грузовиков, и тут по ним ударили четыре пулемета, семнадцать автоматов, три десятка винтовок... В том бою отличились помощник командира роты по разведке Володя Рогожкин, коммунист Ромашко, комсомольцы Булавский и Довнорович - это же партизаны, воинских званий у них не было, вот и говорю, как тогда у нас было принято... Эти бойцы установили ручные пулеметы на штабеля дров и прицельным огнем срезали более трех десятков гитлеровцев. Потом, пока противник приходил в себя, рота без потерь отошла в леса юго-восточнее Логойска.
Этот удар был для оккупантов как гром среди ясного неба - кто ожидал, что в безлесной полосе среди белого дня в считанных километрах от таких крупных гарнизонов, как Минск, Острошицкий Городок и Логойск, будет почти полностью разгромлена колонна с войсками, следовавшими на фронт? Это, разумеется, была далеко не единственная операция, проведенная под руководством Ивана Фоминкова...
Вскоре стало известно, что в ряде соседних с нами немецких гарнизонов сосредотачиваются войска - мы поняли, что над отрядом нависают грозовые тучи. Боевая активность отряда неуклонно нарастала, и это очень тревожило немцев... Наше командование решило заблаговременно вывести отряд "Смерть фашизму" из затягиваемой петли: 1-й и 2-й ротам было приказано отойти в соседний Плещеницкий район, 3-я рота Фоминкова оставалась для прикрытия отхода.
...Бой наЧалсЯ 20 апреля. 3-я рота дотемна сдерживала натиск карателей, а потом отошла в лес к бывшей деревне Мыльнице... Наткнулась на гитлеровцев и 2-я рота Щемелева, которая после короткой схватки отошла в лес правее деревни Швабовки, заняла оборону и более пяти часов отбивала атаки врага. Когда же стало темнеть, партизаны стали уходить в лес, на болото, все глубже и глубже, чего противник не ожидал и не замечал, потому как вел огонь с различных направлений... Только утром, когда рассвело и гитлеровцы обнаружили на поле боя порядка двухсот трупов своих солдат и офицеров, они поняли, что всю ночь истребляли друг друга.
На наше счастье, над болотом нависли низкие серые тучи и погода была нелетная - иначе страшно даже подумать, что было бы, если бы в воздухе появились фашистские стервятники...
Всю первую половину дня гитлеровцы простреливали болото из пулеметов и автоматов - вновь встретиться лицом к лицу с партизанами им было страшно. Иногда начинала стрелять немецкая артиллерия, но ее снаряды, ложившиеся с большим перелетом, глухо разрывались где-то в глубине топей...
В полдень более батальона полупьяных карателей - у кого хватило бы ума лезть в болото в трезвом состоянии! - натянув резиновые сапоги с длинными голенищами, все же пошли в воду... Партизаны, отстреливаясь, отступали туда, где расстилалась бескрайняя гладь болота, залитого паводковыми водами...
- Спасение только в прорыве через цепь карателей, - решил Щемелев. - По сигналу ракеты всем рвануть в сторону рощи!
Гитлеровцы не без труда продрались через кусты, а когда вновь развернулись в цепь для последней, как они думали, атаки, в небо взвилась зеленая ракета. И тут же прямо из болота поднялись мокрые и грязные люди, яростно бросились на врага... Цепь была прорвана, и партизаны скрылись в роще...
Роте Фоминкова пришлось вести бой в другом месте - она залегла неподалеку от давно заброшенного хутора, стоявшего на поляне у Гайнского болота. Нужно было продержаться до наступления ночи, чтобы потом переправиться через болото, реку Гайну и уйти обратно в Кормшские леса... Однако уже в полдень на лесной дороге заревели моторы и к хутору по залитой водой дороге устремились два танка. Расчет Фоминкова на недоступность поляны для танков не оправдался. Выйдя на поляну, бронированные машины открыли пулеметный огонь.
Поскольку в роте не было ни противотанковых ружей, ни гранат, пришлось спешно бросить позицию и скрыться в затопленном лозняке. Цепенея от холода, бойцы погружались в ледяную воду, укрываясь от пуль противника за мшистыми кочками. Затем под прикрытием танковых пулеметов на партизан стала надвигаться густая цепь карателей. Хлюпая по воде резиновыми сапогами, они стреляли, не жалея патронов. Партизаны не отвечали, потому как каждый патрон у них был на счету. А немцы, пройдя по 20-30 метров, останавливались, поливали заросли свинцовым дождем и снова двигались вперед, оттесняя партизан все дальше и дальше.
Когда стало ясно, что отходить дальше некуда, бойцы подпустили врага и открыли прицельный огонь. Цепь сразу заметно поредела, оставшиеся каратели замешкались, остановились и поспешили назад... На какое-то время воцарилась тишина, однако несколько минут спустя вновь загремели немецкие автоматы и пулеметы.
Фоминков вместе с группой окоченевших в воде бойцов растерялся - может быть, в первый раз в жизни. Он не видел выхода из создавшегося положения, а осмотрев магазин своего автомата, вообще ахнул - в нем желтели три последних патрона.
- Еще пять в нагане, - пробормотал командир, знавший, что у бойцов дела с боеприпасами обстоят не лучше.
- А потом? - испуганно спросил его связной Николай Силич.
- Потом? Будем уничтожать гадов прикладами и зубами!
После каждого партизанского выстрела в кустах, где засел враг, раздавался вскрик или всплеск воды. Спесь с карателей была сбита, они прятались за кочки и купины, вслепую палили по кустам. Но долго так продолжаться не могло, уже стали слышны команды офицеров, и было ясно, что немцы скоро вновь пойдут в атаку. Рота, оставшаяся без боеприпасов, отразить ее не могла, поэтому выход оставался один: используя замешательство карателей, вывести людей через речку вплавь. Конечно, можно было бы попробовать прорваться через кольцо карателей, но ведь за ними были немецкие танки...
Стараясь быть внешне спокойным, Фоминков сказал командиру взвода Леониду Мамату:
- Силич и три бойца остаются со мной для прикрытия. А ты, Леонид, переправляй роту через речку и веди ее на Кормушу. Тебе, как мастеру спорта по плаванию, и карты в руки. Понимаешь, что немцы в реку не пойдут. Действуй!
- А как же вы?
- Леонид, выполняй приказ! Каждая секунда дорога!
Мамат, высокий и стройный богатырь, партизанил около двух месяцев, но и за это время он успел полюбить роту и ее храброго командира. Позже он мне говорил, что с нехорошим предчувствием оставлял Фоминкова и других своих товарищей перед носом у врага. Но приказ есть приказ, да и все равно кто-то должен был остаться...
Через несколько минут рота вышла из-под обстрела и вскоре оказалась на берегу разлившейся реки. Из воды выглядывали верхушки пожелтевшей прошлогодней осоки, мохнатые бороды мха, кое-где плавали прозрачные льдины. Мамат вглядывался в черневший на той стороне лес, а мысли его были там, где остался Фоминков. Каждый одиночный выстрел, доносившийся оттуда, словно бы отдавался в его сердце...
"Мы в безопасности, - подумал Леонид. - А они? Назад, на помощь!" И он бросился обратно, к кустам, но тут из лозняка раздался властный окрик:
- Стой! Ты куда, сумасшедший! Назад!
Сквозь заросли продирались Фоминков и вся его группа.
- Оторвались, но командир ранен, - устало сказал Силич.
- Чепуха, в мякоть, - вяло махнул рукой побледневший Фоминков, опускаясь на землю.
Мамат подхватил командира, хотел потащить его к реке.
- Беги сам, ты там нужнее! Роту надо спасать! Немцы сейчас подойдут...
Передав командира Силичу, Мамат побежал к роте, столпившейся на берегу. Всем, кто умел хоть немножко плавать, Леонид приказал переправляться немедленно. Тут, словно бы подчеркивая его слова, где-то совсем рядом раздались пулеметные очереди, и партизаны горохом посыпались в реку. Каждый переправлялся по-своему - одни плыли, держа над водой оружие; другие цеплялись за медленно плывущие льдины, клали на них оружие и, отчаянно гребя свободной рукой, уходили вниз по течению; третьи, и таковых было немало, на мгновение исчезали под водой, затем появлялись вновь и вновь с криком погружались в воду. Несколько же человек беспомощно барахтались, подхваченные течением. Не раздумывая, Мамат кинулся им на помощь. Его мастерство пловца спасло жизнь многим - сильные руки Леонида подхватывали и поддерживали то одного бойца, то другого; он то вытаскивал утопающего, то забирал оружие у ослабевшего...
Где-то выше по течению к реке вышли немцы, открыли огонь по переправе из пулемета.
- Плавать умеешь? - спросил Силича подошедший к реке Фоминков.
- Могу, товарищ командир.
- Скорее спасай людей! За меня не беспокойся - я переплыву, - слова эти прозвучали как приказ.
Закинув винтовку за спину, Силич бросился в воду. Вслед за ним тихо поплыл Фоминков.
Никогда не забудут эту переправу партизаны, которые мужественно боролись с ледяной стихией. Наконец, подталкиваемые Маматом, Фоминковым и Силичем, остальные бойцы достигли топкого берега. Вслед им гитлеровцы остервенело хлестали из пулеметов. То тут, то там раздавались крики и стоны.
- Помоги раненым! - приказал Фоминков Силичу, а сам, повернувшись в сторону карателей, с проклятием послал в них последнюю пулю из нагана. Но тут он как-то вздрогнул, пошатнулся и беспомощно опустился на землю. Вражеская пулеметная очередь прошила грудь Ивана. Мамат бросился к нему.
- Командуй, Леонид... прощайте, товарищи, - прошептал он безжизненными уже губами.
Прильнув к груди командира, Леонид беззвучно заплакал, но тут же сумел взять себя в руки. Он приказал партизанам подобрать раненых и побыстрее пробираться в Кормшский лес, а сам, взвалив тело Фоминкова себе на спину, по-пластунски пополз за ротой, скрывавшейся в кустарнике. Вражеский пулемет не умолкал, но Леонид его не слышал. Задыхаясь от усталости, он достиг Кормшского леса, где на небольшом островке расположились бойцы.
На следующий день партизаны похоронили нескольких своих боевых товарищей и командира - Ивана Тимофеевича Фоминкова, лейтенанта 361-го полка 100-й дивизии, защитника Отечества в трех войнах.
...Прошли уже многие десятилетия, а образ этого славного воина не меркнет в нашей памяти. Всегда, где было трудно, туда шел коммунист Фоминков. Он дорожил жизнью каждого партизана и оберегал ее пуще своей, а потому победы его подразделения достигались или бескровно, или самой малой кровью. Он, как говорится, не лез на рожон, был противником штурмов партизанами сильно укрепленных гарнизонов врага, понимая, что на это у нас, вооруженных стрелковым оружием и пушкой-сорокапяткой без прицела, сил не было.
- Наше дело, - говаривал он, - не бетон лбом прошибать, не добираться до поганого фрица через минные поля и проволочные заграждения, а бить его из засад - там, где он нас не ждет.
Фоминков действовал по науке великого партизана Дениса Давыдова: теснить, беспокоить, томить, вырывать, что по силам, так сказать, жечь неприятеля малым огнем, без угомона и неотступно...
Экспедиция карателей близилась к концу. Учинив зверскую расправу над жителями деревень Хотеново - здесь были заживо сожжены в сарае 184 человека, Сухого Острова, Рудни, Мехеда и других, оккупанты оставили пригайновские леса. "Все партизаны уничтожены!" - доложили каратели своему командованию.
На самом деле наш отряда с честью прошел суровое испытание, нанеся чувствительные удары по врагу, потерявшему только за время этой своей карательной экспедиции не одну сотню солдат и офицеров убитыми и ранеными. Словом, мы действовали и по-суворовски, и по-нашенски...
Могу добавить, что за 800 дней существования бригады "Смерть фашизму" "лесные гвардейцы" истребили около восьми тысяч оккупантов и еще более двух тысяч взяли в плен в ходе ликвидации остатков окруженной вражеской группировки юго-восточнее Минска, тем самым принимая участие в стратегической операции "Багратион". Под откос было пущено около 500 вагонов, повреждено из ПТР 70 паровозов, уничтожено свыше 800 машин, и даже была парализована линия секретной подземной многожильной связи гитлеровского командования с группой армий "Центр". Но главное - мы спасли жизни многим десяткам тысяч советских людей, избавили их от лагерей смерти, душегубок, каторжной неволи...
Заканчивая свой рассказ, я хотел бы выразить свою самую глубокую признательность белорусскому народу - нашим помощникам и активным участникам ратных дел! Я знаю, этот народ никому не запугать, не поставить на колени, никакие незваные иноземные гости не заставят его выполнять свою волю - какие бы блага они при том ни сулили людям, как бы ни пытались их застращать. События Великой Отечественной войны - тому самое яркое подтверждение.
Полковник в отставке Иван ДЕДЮЛЯ, командир партизанской бригады "Смерть фашизму".
http://www.redstar.ru/2005/05/07_05/7_01.html
_1.jpg)
