Издавна на Руси существовали люди, бравшие на себя особую форму подвижнического служения Богу и ближним - юродство (Христа ради). Одни из них действительно страдали умственными и психическими расстройствами, другие специально принимали вид безумных. Потеряв разум или отрекшись от него, а также ведя аскетичную жизнь, они получали сверхъестественный дар прорицания и большое почитание в народе.
Общеизвестны юродивые: Василий Блаженный (ХVI в.), Ксения Петербургская (ХVIII в.), Иван Корейша (ХIХ в.) и другие. Что касается Курска, то наш город в данном отношении не был исключением. Сведения об этих удивительных людях сохранились в редких источниках и дошедших до нас легендах.
Пожалуй, самое раннее упоминание о них дает нам житие преподобного Серафима Саровского, описывая собственно "курский" период жизни будущего великого старца. Из него мы узнаем, что во второй половине ХVIII века в Курске жил человек (имя его неизвестно), взявший на себя юродство как подвиг спасения души. Его знали в городе очень многие, в том числе и Прохор Мошнин. Именно под влиянием бесед с этой незаурядной личностью у мальчика и созрела мысль об иноческой жизни...
В ХIХ столетии юродство также имело место. Одним из тех, кто на себя взял это нелегкое бремя являлась старица Курского Свято-Троицкого женского монастыря Евдокия Алексеевна Расторгуева (1790-1870). Еще в юношеском возрасте она заявила родителям, занимавшимся в Курске выпечкой хлеба, о намерении уйти в монастырь. Но родители были против этого решения и хотели выдать ее замуж. Тогда Евдокия приняла на себя подвиг юродства. Когда ее заставили одеться в лучшее платье и выйти к жениху на смотрины, она, не исполнив волю матери, взяла ягоду чернослива и, удалив из нее косточку, надела себе на нос. Другой раз она выпачкала себе голову толченой коноплей, а потом и совсем остриглась. В конечном итоге родители уступили воле дочери и та поступила в монастырь.
Евдокия поселилась в северо-восточной угловой башне монастырской ограды. Свое жилье она никогда не топила, хотя дрова с приношениями от почитателей лежали здесь же на полу. Одежда ее зимой и летом состояла из одной рясы. Ночи она проводила почти без сна в пении псалмов и горячей молитве, а днем уходила из монастыря в город, нигде не останавливаясь, кроме каждой церкви, где молилась. Под рукой носила она деревянное блюдо с находившимися в нем крестом и камнями. С ним она никогда не расставалась.
К блаженной приходили многие и несмотря на порой неприветливое обращение глубоко почитали и верили в силу ее молитв. Иногда она бросала полено и кричала приходящим: "Вот буря, вот ветер, зачем вы ко мне идете? Что вам надо?". И это означало, что в скором будущем что-либо дурное ожидало к ней приходивших. Иных она принимала ласково и даже поила чаем, что было хорошим знаком.
Однажды к ней пришла почитавшая ее богатая почетная гражданка. Евдокия Алексеевна усадила ее на худой стул. "Что же вы меня на худой стул сажаете, матушка! Это что-либо дурное означает?" - спросила она. "Нет, нет, садись, это ничего, а я-то что читала, один был голова и богат, и знатен, жил роскошно, а потом в острог попал и все богатство ушло", - ответила старица. "Это, верно, ко мне вы говорите, матушка?" - спросила посетительница. "Нет, нет, - сказала блаженная, - это я читала". Вскоре мужа этой почетной гражданки осудили на 12 лет тюрьмы за то, что он отдал в солдаты несовершеннолетнего за его брата.
Другой раз пришел к старице родственник одной монахини, много слышавший о прозорливости Евдокии Алексеевны. "А, петербургский господин пришел, - приветствовала она его, - садись, садись". Но сесть было некуда: на скамейку села блаженная, стула не было, и перестав обращать внимание на гостя, она опустила низко голову, как бы уснув. Недолго постояв и видя, что блаженная вроде спит, он ушел. Своей родственнице он выразил неудовольствие, сказав: "Что это за прозорливая, заснула!". Вернувшись в столицу, он поехал в карете. Однако "сон" блаженной оказался вечным сном для этого человека: лошади так понесли, что он в испуге выпрыгнул из кареты и разбился насмерть.
Когда умерла Евдокия Алексеевна, то в течение 4-х дней тело ее не было тронуто тлением и лежала она как живая. Похоронили ее на Никитском кладбище. Почитатели на могиле установили памятник и обнесли ее решеткой. До наших дней это захоронение не сохранилось.
Другим очень известным юродивым в Курске и за его пределами был старец Александр Иванович Садовский (1822-1893). Он происходил из дворян Обоянского уезда и в молодости служил в Бугском уланском полку. Выйдя в отставку поручиком в 1850 г. он с незначительной пенсией (81 руб. в год) около 12 лет прожил в Старо-Оскольском уезде, а затем переселился в Курск. Здесь, будучи холостым, он прожил до смерти, получив особую известность своей прозорливостью.
В минуты тяжелых испытаний или перед началом какого-либо дела многие куряне считали своим долгом к нему обратиться за советом. В немалой степени то, что он предсказывал сбывалось. А.И. Садовский не боялся с прямотой и твердостью характера, с любовью к правде и добру, обличать пороки и давать наставления лицам обращавшимся к нему. На сердца приходивших действовал он простым аллергическим, но сильным назиданием. Одни получали от него удовлетворительные ответы, другие наставления, а иные назидательный и строгий выговор. Всем он старался внушить нестяжание благ земных, смирение и постоянную любовь к Богу и ближнему. Для наглядности старец демонстративно попирал золото ногами, для чего у его кровати лежал коврик, сделанный из золотых монет.
Однажды, с целью разыграть, заявилась к Александру Ивановичу группа подвыпивших студентов. Зайдя к старцу, они сообщили, что один из их товарищей, находящийся дома, якобы, болен и просят о нем помолиться. На это провидец дал ответ: "Хорошо, я помолюсь... Только теперь уже за упокой". Вернувшись к себе на квартиру, веселая компания нашла своего друга мертвым. В другой раз, с той же целью - разыграть, пришли к А.И.Садовскому гимназистки. В это же самое время он клал ложку сахара в стакан чая. Увидев новоявленных гостей, старец сразу понял замысел их визита и сказал: "Вы пришли поболтать?.. Ну вот и поболтайте!", - и подал им стакан с ложкой.
Перед своей смертью он ходил ко всенощной в женский монастырь и, прощаясь с прихожанами, а также с монахинями, сказал: "Прощайте, православные; простите мне старику". При этом он очень низко кланялся. Затем, сев против обычного в извощичьи сани, поехал домой на квартиру в дом Истоминой на улице Архангельской (К. Либкнехта, 27). Утром следующего дня старец скончался. Весть о его кончине быстро разнеслась по городу. Народ массами спешил к смертному одру проститься с почившим и отдать ему последний долг. Архангельская улица все время нахождения тела покойного на квартире представляла собой небывалое оживление.
Похоронен был А.И.Садовский в церковной ограде Всехсвятского храма на Херсонском кладбище. На его могиле часто служились панихиды, а почитатели брали землю с его захоронения. Сохранялось оно до начала 1990-х годов, пока не было начато строительство южного придела церкви, с устройством которого могила исчезла.
...Увы, сокрушительный двадцатый век фактически обусловил исчезновение этого необычного способа спасения души в тех формах как это было прежде. Уж больно трудно в современном обществе представить персоналий прошлого, сумевших бы выжить в этом мире и бескорыстно служить людям, которые несмотря ни на что сохраняли бы о них добрую память.
"Курские епархиальные ведомости", N 4 за 2005 год
Общеизвестны юродивые: Василий Блаженный (ХVI в.), Ксения Петербургская (ХVIII в.), Иван Корейша (ХIХ в.) и другие. Что касается Курска, то наш город в данном отношении не был исключением. Сведения об этих удивительных людях сохранились в редких источниках и дошедших до нас легендах.
Пожалуй, самое раннее упоминание о них дает нам житие преподобного Серафима Саровского, описывая собственно "курский" период жизни будущего великого старца. Из него мы узнаем, что во второй половине ХVIII века в Курске жил человек (имя его неизвестно), взявший на себя юродство как подвиг спасения души. Его знали в городе очень многие, в том числе и Прохор Мошнин. Именно под влиянием бесед с этой незаурядной личностью у мальчика и созрела мысль об иноческой жизни...
В ХIХ столетии юродство также имело место. Одним из тех, кто на себя взял это нелегкое бремя являлась старица Курского Свято-Троицкого женского монастыря Евдокия Алексеевна Расторгуева (1790-1870). Еще в юношеском возрасте она заявила родителям, занимавшимся в Курске выпечкой хлеба, о намерении уйти в монастырь. Но родители были против этого решения и хотели выдать ее замуж. Тогда Евдокия приняла на себя подвиг юродства. Когда ее заставили одеться в лучшее платье и выйти к жениху на смотрины, она, не исполнив волю матери, взяла ягоду чернослива и, удалив из нее косточку, надела себе на нос. Другой раз она выпачкала себе голову толченой коноплей, а потом и совсем остриглась. В конечном итоге родители уступили воле дочери и та поступила в монастырь.
Евдокия поселилась в северо-восточной угловой башне монастырской ограды. Свое жилье она никогда не топила, хотя дрова с приношениями от почитателей лежали здесь же на полу. Одежда ее зимой и летом состояла из одной рясы. Ночи она проводила почти без сна в пении псалмов и горячей молитве, а днем уходила из монастыря в город, нигде не останавливаясь, кроме каждой церкви, где молилась. Под рукой носила она деревянное блюдо с находившимися в нем крестом и камнями. С ним она никогда не расставалась.
К блаженной приходили многие и несмотря на порой неприветливое обращение глубоко почитали и верили в силу ее молитв. Иногда она бросала полено и кричала приходящим: "Вот буря, вот ветер, зачем вы ко мне идете? Что вам надо?". И это означало, что в скором будущем что-либо дурное ожидало к ней приходивших. Иных она принимала ласково и даже поила чаем, что было хорошим знаком.
Однажды к ней пришла почитавшая ее богатая почетная гражданка. Евдокия Алексеевна усадила ее на худой стул. "Что же вы меня на худой стул сажаете, матушка! Это что-либо дурное означает?" - спросила она. "Нет, нет, садись, это ничего, а я-то что читала, один был голова и богат, и знатен, жил роскошно, а потом в острог попал и все богатство ушло", - ответила старица. "Это, верно, ко мне вы говорите, матушка?" - спросила посетительница. "Нет, нет, - сказала блаженная, - это я читала". Вскоре мужа этой почетной гражданки осудили на 12 лет тюрьмы за то, что он отдал в солдаты несовершеннолетнего за его брата.
Другой раз пришел к старице родственник одной монахини, много слышавший о прозорливости Евдокии Алексеевны. "А, петербургский господин пришел, - приветствовала она его, - садись, садись". Но сесть было некуда: на скамейку села блаженная, стула не было, и перестав обращать внимание на гостя, она опустила низко голову, как бы уснув. Недолго постояв и видя, что блаженная вроде спит, он ушел. Своей родственнице он выразил неудовольствие, сказав: "Что это за прозорливая, заснула!". Вернувшись в столицу, он поехал в карете. Однако "сон" блаженной оказался вечным сном для этого человека: лошади так понесли, что он в испуге выпрыгнул из кареты и разбился насмерть.
Когда умерла Евдокия Алексеевна, то в течение 4-х дней тело ее не было тронуто тлением и лежала она как живая. Похоронили ее на Никитском кладбище. Почитатели на могиле установили памятник и обнесли ее решеткой. До наших дней это захоронение не сохранилось.
Другим очень известным юродивым в Курске и за его пределами был старец Александр Иванович Садовский (1822-1893). Он происходил из дворян Обоянского уезда и в молодости служил в Бугском уланском полку. Выйдя в отставку поручиком в 1850 г. он с незначительной пенсией (81 руб. в год) около 12 лет прожил в Старо-Оскольском уезде, а затем переселился в Курск. Здесь, будучи холостым, он прожил до смерти, получив особую известность своей прозорливостью.
В минуты тяжелых испытаний или перед началом какого-либо дела многие куряне считали своим долгом к нему обратиться за советом. В немалой степени то, что он предсказывал сбывалось. А.И. Садовский не боялся с прямотой и твердостью характера, с любовью к правде и добру, обличать пороки и давать наставления лицам обращавшимся к нему. На сердца приходивших действовал он простым аллергическим, но сильным назиданием. Одни получали от него удовлетворительные ответы, другие наставления, а иные назидательный и строгий выговор. Всем он старался внушить нестяжание благ земных, смирение и постоянную любовь к Богу и ближнему. Для наглядности старец демонстративно попирал золото ногами, для чего у его кровати лежал коврик, сделанный из золотых монет.
Однажды, с целью разыграть, заявилась к Александру Ивановичу группа подвыпивших студентов. Зайдя к старцу, они сообщили, что один из их товарищей, находящийся дома, якобы, болен и просят о нем помолиться. На это провидец дал ответ: "Хорошо, я помолюсь... Только теперь уже за упокой". Вернувшись к себе на квартиру, веселая компания нашла своего друга мертвым. В другой раз, с той же целью - разыграть, пришли к А.И.Садовскому гимназистки. В это же самое время он клал ложку сахара в стакан чая. Увидев новоявленных гостей, старец сразу понял замысел их визита и сказал: "Вы пришли поболтать?.. Ну вот и поболтайте!", - и подал им стакан с ложкой.
Перед своей смертью он ходил ко всенощной в женский монастырь и, прощаясь с прихожанами, а также с монахинями, сказал: "Прощайте, православные; простите мне старику". При этом он очень низко кланялся. Затем, сев против обычного в извощичьи сани, поехал домой на квартиру в дом Истоминой на улице Архангельской (К. Либкнехта, 27). Утром следующего дня старец скончался. Весть о его кончине быстро разнеслась по городу. Народ массами спешил к смертному одру проститься с почившим и отдать ему последний долг. Архангельская улица все время нахождения тела покойного на квартире представляла собой небывалое оживление.
Похоронен был А.И.Садовский в церковной ограде Всехсвятского храма на Херсонском кладбище. На его могиле часто служились панихиды, а почитатели брали землю с его захоронения. Сохранялось оно до начала 1990-х годов, пока не было начато строительство южного придела церкви, с устройством которого могила исчезла.
...Увы, сокрушительный двадцатый век фактически обусловил исчезновение этого необычного способа спасения души в тех формах как это было прежде. Уж больно трудно в современном обществе представить персоналий прошлого, сумевших бы выжить в этом мире и бескорыстно служить людям, которые несмотря ни на что сохраняли бы о них добрую память.
"Курские епархиальные ведомости", N 4 за 2005 год
