Окончание. Начало.
Профессиональный грех
И ВОТ настал час моей исповеди. Я читаю батюшке все тщательно записанное накануне по бумажке. Он внимательно выслушивает и спрашивает, почему не каюсь в профессиональном грехе (кстати, я только ему сказала, что работаю журналисткой). Оказывается, журналисты обязаны в первую очередь каяться в том, что невольно являются свидетелями чужой исповеди. Познание сокровенных тайников чужой души - большой грех, и я в нем покаялась.
Этой ночью допоздна проговорила со своими соседками.
- За наши грехи - наказание Божие, - размышляла вслух Екатерина. - Я как-то подошла к одному старцу, иеромонаху, большому молитвеннику, и спрашиваю: "Почему я, педагог по образованию, не могу найти общий язык со своими детьми? В школе со всеми детьми быстро схожусь, а со своими - нет". "А что же ты, голубушка, хотела, - сказал старец, - ты сколько в грехе жила. С мужем не венчалась, аборты делала, курила... да еще наследственные грехи на тебе. Понятное дело, они тебя к детям не пустят".
После ее слов мы вдруг услышали, как плачет Светлана. Вначале подумали, что от боли - у нее рак кожи. Бросились ее успокаивать, кто-то предложил лекарство. "Вы знаете, какой я была, - всхлипывая, бормотала она. - Ненавидела все церковное, всякие пакости про священников говорила. Сколько раз к разным ворожкам, гадалкам обращалась, собственным детям жизнь отравила! Ни во что жизнь не ставила, думала: уж если умру, то умру красивой. Вы видите, какая из меня красавица?"
Она все плакала и плакала, а мы, утешая ее, не заметили, как уснули.
Утром от нас ушла бомжиха. Ей внезапно полегчало, и она ушла. Далеко не комфортный монастырский кров и скромная пища ей, видимо, не приглянулись, и она пошла искать счастья в другие места.
Волшебный камень в дремучем лесу
ДАЛЬШЕ стали происходить и вовсе удивительные вещи. Начала заживать кожа у Светланы, и при одевании-раздевании она уже не стонала так мучительно. Екатерине на мобильник позвонили сыновья и сказали, что выпололи все грядки на даче. Ольга, окрыленная какой-то новой идеей, собрала вещи и уехала в Москву.
Я же, совершив таинство соборования, решила ехать вместе с группой паломников на камень, на котором молился Преподобный тысячу дней и ночей. В дремучем лесу за несколько сотен километров от Дивеева нас встретили полчища комаров и послушник Александр, который следит за состоянием камня и находящейся рядом часовенки. Первое, что здесь ощущаешь, - небывалый заряд энергии. От камня исходит такая невероятная сила, что усидеть на нем долго невозможно.
Еще в Дивееве я узнала, что неподалеку от камня есть келья отшельницы Веры, которая будто бы пешком пришла сюда из Тобольска. Александр показывает нам тропинку, и мы, отмахиваясь от комаров, бежим по ней. Минут через двадцать оказываемся перед старенькой избушкой, вросшей в землю. Из нее к нам вышла престарелая бабушка с поломанной рукой. От стерильного бинта отшельница отказалась, как, впрочем, и от лука, помидоров и хлеба, сказав, что печет его сама из... картофеля. Вдруг я наткнулась в сумочке на расческу. "Вот, возьмите", - протягиваю бабушке. "Благослови тебя Господь, - кланяется она мне до самой земли. - Я уже три года молюсь, чтобы мне Бог расчесочку послал..."
Потом она начала давать нам наставления типа: "Не ходите замуж, а уж если вышли, то живите, как брат и сестра". Или: "Скоро, совсем скоро антихрист станет управлять нами..." Долго слушать бабушку мы не смогли - помешали тучи комаров, от которых не спасал даже специальный дезодорант.
По возвращении в Дивеево я засобиралась домой. Несмотря на все бытовые неудобства и тяжелый труд, расставаться с монастырем было нелегко.
Невзирая на мою молодость и здоровье, мне желали мирной кончины и обязательного причастия перед ней. "Ты пойми, Олюшка, в страданиях - душа живая, восприимчивая, готовая в любой момент прийти на помощь. А в роскоши и праздности она каменеет, тянется к земному, преходящему. Тебе необходимо это знать именно сейчас, когда ты поверила в то, что жизнь продолжается на небесах..."
26 января 2005 г.
Профессиональный грех
И ВОТ настал час моей исповеди. Я читаю батюшке все тщательно записанное накануне по бумажке. Он внимательно выслушивает и спрашивает, почему не каюсь в профессиональном грехе (кстати, я только ему сказала, что работаю журналисткой). Оказывается, журналисты обязаны в первую очередь каяться в том, что невольно являются свидетелями чужой исповеди. Познание сокровенных тайников чужой души - большой грех, и я в нем покаялась.
Этой ночью допоздна проговорила со своими соседками.
- За наши грехи - наказание Божие, - размышляла вслух Екатерина. - Я как-то подошла к одному старцу, иеромонаху, большому молитвеннику, и спрашиваю: "Почему я, педагог по образованию, не могу найти общий язык со своими детьми? В школе со всеми детьми быстро схожусь, а со своими - нет". "А что же ты, голубушка, хотела, - сказал старец, - ты сколько в грехе жила. С мужем не венчалась, аборты делала, курила... да еще наследственные грехи на тебе. Понятное дело, они тебя к детям не пустят".
После ее слов мы вдруг услышали, как плачет Светлана. Вначале подумали, что от боли - у нее рак кожи. Бросились ее успокаивать, кто-то предложил лекарство. "Вы знаете, какой я была, - всхлипывая, бормотала она. - Ненавидела все церковное, всякие пакости про священников говорила. Сколько раз к разным ворожкам, гадалкам обращалась, собственным детям жизнь отравила! Ни во что жизнь не ставила, думала: уж если умру, то умру красивой. Вы видите, какая из меня красавица?"
Она все плакала и плакала, а мы, утешая ее, не заметили, как уснули.
Утром от нас ушла бомжиха. Ей внезапно полегчало, и она ушла. Далеко не комфортный монастырский кров и скромная пища ей, видимо, не приглянулись, и она пошла искать счастья в другие места.
Волшебный камень в дремучем лесу
ДАЛЬШЕ стали происходить и вовсе удивительные вещи. Начала заживать кожа у Светланы, и при одевании-раздевании она уже не стонала так мучительно. Екатерине на мобильник позвонили сыновья и сказали, что выпололи все грядки на даче. Ольга, окрыленная какой-то новой идеей, собрала вещи и уехала в Москву.
Я же, совершив таинство соборования, решила ехать вместе с группой паломников на камень, на котором молился Преподобный тысячу дней и ночей. В дремучем лесу за несколько сотен километров от Дивеева нас встретили полчища комаров и послушник Александр, который следит за состоянием камня и находящейся рядом часовенки. Первое, что здесь ощущаешь, - небывалый заряд энергии. От камня исходит такая невероятная сила, что усидеть на нем долго невозможно.
Еще в Дивееве я узнала, что неподалеку от камня есть келья отшельницы Веры, которая будто бы пешком пришла сюда из Тобольска. Александр показывает нам тропинку, и мы, отмахиваясь от комаров, бежим по ней. Минут через двадцать оказываемся перед старенькой избушкой, вросшей в землю. Из нее к нам вышла престарелая бабушка с поломанной рукой. От стерильного бинта отшельница отказалась, как, впрочем, и от лука, помидоров и хлеба, сказав, что печет его сама из... картофеля. Вдруг я наткнулась в сумочке на расческу. "Вот, возьмите", - протягиваю бабушке. "Благослови тебя Господь, - кланяется она мне до самой земли. - Я уже три года молюсь, чтобы мне Бог расчесочку послал..."
Потом она начала давать нам наставления типа: "Не ходите замуж, а уж если вышли, то живите, как брат и сестра". Или: "Скоро, совсем скоро антихрист станет управлять нами..." Долго слушать бабушку мы не смогли - помешали тучи комаров, от которых не спасал даже специальный дезодорант.
По возвращении в Дивеево я засобиралась домой. Несмотря на все бытовые неудобства и тяжелый труд, расставаться с монастырем было нелегко.
Невзирая на мою молодость и здоровье, мне желали мирной кончины и обязательного причастия перед ней. "Ты пойми, Олюшка, в страданиях - душа живая, восприимчивая, готовая в любой момент прийти на помощь. А в роскоши и праздности она каменеет, тянется к земному, преходящему. Тебе необходимо это знать именно сейчас, когда ты поверила в то, что жизнь продолжается на небесах..."
26 января 2005 г.
