На минувшей неделе Высший апелляционный суд США постановил, что генеральный прокурор Джон Эшкрофт превысил свои полномочия, попытавшись начать преследование врачей из штата Орегон, которые прописывали тяжелобольным пациентам лекарства для добровольного ухода из жизни. В Орегоне с 1997 года действует местный закон, который разрешает процедуру "добровольной" смерти. Ни в одном другом американском штате такого закона нет. Более того, в 1999 году знаменитый доктор Джон Кеворкян в штате Мичиган был приговорен к пожизненному заключению. В Европе процедура эвтаназии с 2001 года разрешена в единственной стране - в Голландии. Не будет преувеличением сказать, что вряд ли найдется на нашей бренной планете человек, которому эта тема была бы безразлична. Рано или поздно об этом задумывается каждый.
Достоверно человек знает только две вещи: однажды он родился на свет и когда-нибудь непременно умрет. И две вещи волнуют человека более всего: как остаться молодым и как избежать смерти. Ответа нет, хотя вся история цивилизации - поиск решения этих проблем. Но эвтаназия, добровольный уход из жизни больных людей, может перевернуть этические представления человечества. Не случайно все мировые религии резко отрицательно относятся к искусственному прерыванию процесса жизни, в чем видят посягательство возгордившегося человека на высший смысл Природы.
Однако реальность такова, что эвтаназия и медицина - сверстники. Закрывать на это глаза глупо и лицемерно. В прежние времена доктора в безнадежной ситуации умывали руки и уступали место священнику. Сейчас могут таблетку дать, инъекцию сделать - или не сделать. Пусть врачи официально не признаются, но сплошь и рядом в онкологических больницах, в военно-полевых госпиталях они в той или иной форме облегчают уход из жизни обреченным пациентам, когда страдания становятся невыносимыми, а надежды на спасение уже нет. По некоторым данным, 90% больных раком в последней стадии умоляют врачей прекратить их страдания. Другое дело - оформить негласную практику юридически. Для того чтобы легализовать смерть, надо поднять уровень жизни и медицинское обслуживание на очень высокий уровень. Поэтому проблема эвтаназии обсуждается лишь в странах с высоким социальным обеспечением.
В Орегоне с 1997 года из 53 544 умерших естественной смертью людей 171 пациент воспользовался процедурой эвтаназии (хотя этого термина в штате избегают, предпочитая говорить о "достойной смерти" и "летальной медицине"). Это, как легко подсчитать, 3 человека из тысячи, или 0,3%. Процедура обставлена множеством жестких юридических формальностей, через которые проходят далеко не все заинтересовавшиеся "достойной смертью". Больной должен испытывать на протяжении многих лет невыносимые страдания. Он должен несколько раз в устной и письменной форме попросить о прекращении жизни. Ему должны быть известны все независимые мнения о болезни и возможности ухода в хосписе. Врачи должны определить, что жить больному осталось не более 6 месяцев, и провести последний акт медицински приемлемым способом. До самого последнего момента пациент может изменить свое решение. Последнее лекарство больной принимает сам, без помощи врачей или родственников. Документы подписывает не один врач, а целый консилиум. В документах говорится не о самоубийстве, а о "смерти из-за скрытой болезни".
В среднем каждый год в Орегоне около 100 человек обращаются с запросом об этой процедуре. Но подписали последний рецепт в 1998 году доктора лишь 24, а в 2003 году - 67 неизлечимо больным пациентам. Нашли в себе решимость использовать эту процедуру в 1998 году 16 человек, а в 2003 году - 42 человека.
Психологи и социологи в Орегоне скрупулезно исследуют причины, которые делают для человека желательным акт "летальной медицины". Самым страшным является вовсе не ожидание невыносимой боли, о чем говорят лишь 22% пациентов. Значительно хуже - утрата ясного мышления, самостоятельности, человеческой автономии (87%). Показательно, что люди, которые прибегают к новому закону, отнюдь не находятся в состоянии депрессии или душевной изоляции. Опросы десятков докторов говорят, что на "достойную смерть" идут пациенты с сильным характером и эмоционально-положительным отношением к жизни.
Оппоненты орегонского закона говорят о том, что роковое решение может быть принято под давлением родственников или страховых компаний. Но исследования показывают, что нежелание становиться обузой для своих семей является последним доводом лишь для 36% неизлечимо больных. Финансовые соображения играют вообще смехотворно малую роль - 2%. Нежелание провести свои последние годы в хосписах половина пациентов объясняет тем, что они не хотели бы оказаться в атмосфере снисхождения и даже высокомерия постороннего, чужого для них персонала перед их немощью. Стандартная версия обращения к "летальной медицине" выглядит так: "Я жил достойно и умереть хочу тоже достойно". Термина "самоубийство" избегают почти все больные, они говорят о "естественном пути к смерти, который можно лишь чуть ускорить".
Несмотря на то что эвтаназия с 2001 года официально разрешена в Голландии, в этой стране 10% врачей в принципе против участия в акте "добровольной" смерти. Действительно, уловить противоречие с заповедями клятвы Гиппократа нетрудно. Но уровень медицины сейчас другой, и легитимизация эвтаназии обсуждается в Австралии, в Новой Зеландии, в Бельгии. Министр здравоохранения Франции Бернар Кушнер, который стоял у истоков международной организации "Врачи без границ", признался, что сам в военных госпиталях практиковал эвтаназию, а в его стране используется "милосердная" эвтаназия, когда врач прекращает давать неизлечимо больному лекарства. По словам Кушнера, во Франции двое из десяти пациентов умирают в результате такой пассивной эвтаназии.
Спорить об эвтаназии можно бесконечно, но что же Россия? Именно в нашей стране был поставлен вопрос: "Если Бога нет, то какой же я штабс-капитан?" Россия славится такой высокой духовностью, такой склонностью к мировоззренческим проблемам, что, кажется, она просто создана для того, чтобы стать мировым центром эвтаназии. Мешает одно. В России здравоохранение и социальное обеспечение находятся в таком чахоточном состоянии, что говорить об актуальности эвтаназии неприлично, просто кощунственно. К тому же при нашем правовом анархизме эвтаназия обросла бы невиданными злоупотреблениями. Проведи опрос - и многие россияне сегодня назвали бы доктором Кеворкяном родимое государство. Рассуждать об эвтаназии нам рано, потому что у большинства россиян просто нет выбора. Чтобы рассуждать о смерти, надо научиться достойно жить.
5 июня 2004 г.
Достоверно человек знает только две вещи: однажды он родился на свет и когда-нибудь непременно умрет. И две вещи волнуют человека более всего: как остаться молодым и как избежать смерти. Ответа нет, хотя вся история цивилизации - поиск решения этих проблем. Но эвтаназия, добровольный уход из жизни больных людей, может перевернуть этические представления человечества. Не случайно все мировые религии резко отрицательно относятся к искусственному прерыванию процесса жизни, в чем видят посягательство возгордившегося человека на высший смысл Природы.
Однако реальность такова, что эвтаназия и медицина - сверстники. Закрывать на это глаза глупо и лицемерно. В прежние времена доктора в безнадежной ситуации умывали руки и уступали место священнику. Сейчас могут таблетку дать, инъекцию сделать - или не сделать. Пусть врачи официально не признаются, но сплошь и рядом в онкологических больницах, в военно-полевых госпиталях они в той или иной форме облегчают уход из жизни обреченным пациентам, когда страдания становятся невыносимыми, а надежды на спасение уже нет. По некоторым данным, 90% больных раком в последней стадии умоляют врачей прекратить их страдания. Другое дело - оформить негласную практику юридически. Для того чтобы легализовать смерть, надо поднять уровень жизни и медицинское обслуживание на очень высокий уровень. Поэтому проблема эвтаназии обсуждается лишь в странах с высоким социальным обеспечением.
В Орегоне с 1997 года из 53 544 умерших естественной смертью людей 171 пациент воспользовался процедурой эвтаназии (хотя этого термина в штате избегают, предпочитая говорить о "достойной смерти" и "летальной медицине"). Это, как легко подсчитать, 3 человека из тысячи, или 0,3%. Процедура обставлена множеством жестких юридических формальностей, через которые проходят далеко не все заинтересовавшиеся "достойной смертью". Больной должен испытывать на протяжении многих лет невыносимые страдания. Он должен несколько раз в устной и письменной форме попросить о прекращении жизни. Ему должны быть известны все независимые мнения о болезни и возможности ухода в хосписе. Врачи должны определить, что жить больному осталось не более 6 месяцев, и провести последний акт медицински приемлемым способом. До самого последнего момента пациент может изменить свое решение. Последнее лекарство больной принимает сам, без помощи врачей или родственников. Документы подписывает не один врач, а целый консилиум. В документах говорится не о самоубийстве, а о "смерти из-за скрытой болезни".
В среднем каждый год в Орегоне около 100 человек обращаются с запросом об этой процедуре. Но подписали последний рецепт в 1998 году доктора лишь 24, а в 2003 году - 67 неизлечимо больным пациентам. Нашли в себе решимость использовать эту процедуру в 1998 году 16 человек, а в 2003 году - 42 человека.
Психологи и социологи в Орегоне скрупулезно исследуют причины, которые делают для человека желательным акт "летальной медицины". Самым страшным является вовсе не ожидание невыносимой боли, о чем говорят лишь 22% пациентов. Значительно хуже - утрата ясного мышления, самостоятельности, человеческой автономии (87%). Показательно, что люди, которые прибегают к новому закону, отнюдь не находятся в состоянии депрессии или душевной изоляции. Опросы десятков докторов говорят, что на "достойную смерть" идут пациенты с сильным характером и эмоционально-положительным отношением к жизни.
Оппоненты орегонского закона говорят о том, что роковое решение может быть принято под давлением родственников или страховых компаний. Но исследования показывают, что нежелание становиться обузой для своих семей является последним доводом лишь для 36% неизлечимо больных. Финансовые соображения играют вообще смехотворно малую роль - 2%. Нежелание провести свои последние годы в хосписах половина пациентов объясняет тем, что они не хотели бы оказаться в атмосфере снисхождения и даже высокомерия постороннего, чужого для них персонала перед их немощью. Стандартная версия обращения к "летальной медицине" выглядит так: "Я жил достойно и умереть хочу тоже достойно". Термина "самоубийство" избегают почти все больные, они говорят о "естественном пути к смерти, который можно лишь чуть ускорить".
Несмотря на то что эвтаназия с 2001 года официально разрешена в Голландии, в этой стране 10% врачей в принципе против участия в акте "добровольной" смерти. Действительно, уловить противоречие с заповедями клятвы Гиппократа нетрудно. Но уровень медицины сейчас другой, и легитимизация эвтаназии обсуждается в Австралии, в Новой Зеландии, в Бельгии. Министр здравоохранения Франции Бернар Кушнер, который стоял у истоков международной организации "Врачи без границ", признался, что сам в военных госпиталях практиковал эвтаназию, а в его стране используется "милосердная" эвтаназия, когда врач прекращает давать неизлечимо больному лекарства. По словам Кушнера, во Франции двое из десяти пациентов умирают в результате такой пассивной эвтаназии.
Спорить об эвтаназии можно бесконечно, но что же Россия? Именно в нашей стране был поставлен вопрос: "Если Бога нет, то какой же я штабс-капитан?" Россия славится такой высокой духовностью, такой склонностью к мировоззренческим проблемам, что, кажется, она просто создана для того, чтобы стать мировым центром эвтаназии. Мешает одно. В России здравоохранение и социальное обеспечение находятся в таком чахоточном состоянии, что говорить об актуальности эвтаназии неприлично, просто кощунственно. К тому же при нашем правовом анархизме эвтаназия обросла бы невиданными злоупотреблениями. Проведи опрос - и многие россияне сегодня назвали бы доктором Кеворкяном родимое государство. Рассуждать об эвтаназии нам рано, потому что у большинства россиян просто нет выбора. Чтобы рассуждать о смерти, надо научиться достойно жить.
5 июня 2004 г.
