В культуре ничего не умирает. Даже виниловые грампластинки до сих пор выпускаются. Научная фантастика, о смерти которой говорили в 1990-х годах, возрождается на новом витке развития - о чем, например, свидетельствует сборник фантастических рассказов «История будущего», в который вошли произведения финалистов одноименной литературной премии, организованной при содействии Госкорпорации «Росатом».
Мы так много говорили, что у нас – в отличие от читателей фантастики ХХ века – нет образа будущего, что в конце концов литература, засучив рукава, взялась рисовать этот образ заново.
Заново, хотя, конечно используя отчасти и старые краски, и, образы прошлого.
Научная фантастика – жанр, родившийся в ХХ веке, и в некотором смысле на нем лежит отпечаток обстоятельств его зарождения. Огромной важности тема, которая красной нитью проходит через многие рассказы сборника, которая обычно не является сюжетообразующей, а скорее фоновой, но чья ценность превосходит ее роль в сюжете – попытки и авторов, и их персонажей в мире, где правят технологии сохранить что-то человеческое, теплое - хочется сказать «ламповое», но нет, скорее «до-ламповое». Доказать, что человек не может без этого – человеческого, слишком человеческого. Доказать, что есть ценности, которые не могут заменить техника, и есть проблемы с которыми нельзя справиться, не применив именно то, что делает нас людьми. Не даром, один из рассказов сборника так и называется: «Слишком человечный».
Это не паника, но глубокая обеспокоенность.
Этот поиск человеческого измерения техногенной цивилизации сопровождается нотами ностальгии - людям будущего свойственна некоторая доля оглядки на прошлое, за которое они не фанатично, но цепко держатся. Отсюда сразу в нескольких произведениях сборника упоминается понятие «реконструкция», в смысле – имитация того, что, было в прошлом: вяжутся «реконструкторские свитера эпохи СССР – с оленями и снежинками», и героиня «была инициатором покупки этой вот дачки, на которой можно испечь пироги по двухсотлетнему рецепту, выпить чаю с сосновыми шишками, послушать живого, не синтезированного соловья. Реконструкция двадцатого века удалась как нельзя лучше». И гости были «в настоящем текстиле, бережно реконструированном по музейным лекалам». И поэтому герой рассказа Анастасии Ивановой «Деревья растут медленно» - единственный человек среди андроидов - в космическом полете тратит годы на создание моделей парусных кораблей.
Пожалуй, чаще, чем это можно было бы ожидать, в произведениях «Истории» упоминается двадцатый век – не девятнадцатый, как совсем уж легендарная древность, не двадцать первый в котором живут авторы и их читатели и который точно также был бы прошлым для их персонажей, но двадцатый, в котором зародилась их фантастика и который – самое главное - свято верил, что в мире самой умопомрачительной техники есть место для человека и человек доминирует: робот не справится, не получив задание от космонавта. И вот, герой рассказа Александра Лепёхина «Пирожки», думая, как ему подать сигнал вертолету вспоминает «классику двадцатого века», а в других рассказах говорят про гипотезу - «наваждение двадцатого века», вспоминают что «Люди грезили искусственным интеллектом с начала двадцатого столетия», и начинают историю о том как «Когда-то в двадцатом веке жила на свете одна женщина».
Самое главное: проявление человечности имеют ключевую роль. Только став ребенком, можно наладить взаимоотношения с новой инкарнацией «Соляриса» - квантовым вирусом в рассказе Юлии Домны «Век кузнечиков»; и андроиды, путешествующие в космосе в рассказе Анастасии Ивановой «Деревья растут медленно», вдруг понимают, что им нужен человеческий дух, способность не только к планированию, но и к надежде, и понимают, что обязаны восстановить слабый человеческий род на других планетах. Андроиды (или как их назвать?) в этом рассказе - результат переноса искусственного разума на человеческое тело, но тело вступает в свои права, дает им эмоции, человеческий выбор – и они, вполне понимая, что это всего лишь тело, не готовы отказаться от этого выбора.
В рассказе Дениса Столярова «Эффект Манделы» посылка копий человеческого сознания на иную планету оканчивалась неудачами – пока не выясняется, что не хватает эмоциональной стороны личности, воспитанной мировой культурой: «Но множество утерянных колоний спустя мы выяснили, что именно данные коннектомов, потерянные при сжатии и передаче, – случайные четыре десятых процента, не более – не давали органоидам стабильно развиваться… Человеческий разум отличается от синтетического, Ник, – мы мыслим, но не испытываем эмоций так, как люди. Через них вы познаете себя, все ваше сознание – это сложное сплетение ощущений и чувств, и главное – желания, рождающегося из них и толкающего к действию. Даже небольшая трещина в случайном месте этого фундамента неминуемо приводила к полному разрушению… Но решение было найдено в мировой культуре, что оказалась, по сути, кодом ДНК ваших человеческих эмоций, который помог коннектому самогенерироваться, наладить выработку нейротрофического фактора органоида и заменить связи, потерянные при распаковке и передаче – новыми». Итак, космосу нужен человек со всеми его эмоциями – как пелось в песне из советского научно-фантастического фильма «Москва-Кассиопея» «если что-то я забуду - вряд ли звезды примут нас».
И еще очень важно, чтобы у детей, живущих на спутнике Сатурна, к новому году была настоящая, живая елка, а не голограмма ( «Ёлка на Энцеладе» Алексея Олейникова).
А главная мысль рассказа Габриэля Харри «Созвездия на воде» - необходимость поддерживать межчеловеческие отношения и сохранять надежду вопреки любым экстремальным обстоятельствам.
Конечно, уникальность человека в том, что он способен на самопожертвование. Правда, чтобы оно понадобилось, должна подвести техника. Взрывает бомбу под вулканом - потому что вулканический пепел прерывает связь – отец главного героя «Пирожков» Александра Лепёхина; жертвует собой ради научного подвига - расшифровки сигнала от венерианской цивилизации – героиня рассказа Елены Кулешовой «Радиосигнал принят и опознан»; жертвует собой ради того, чтобы понять, как можно договориться с планетой квантовых вирусов герой «Века кузнечиков». Ставит на себе смертельный эксперимент, чтобы понять, что мешает человеку выйти в дальний космос герой «Псипатриарха» Рагима Джафарова.
Чем дальше я читал помещенные в сборнике рассказы, тем больше у меня крепла уверенность, что лейтмотив самопожертвования появляется в этих рассказах не только сюжетного драматизма ради и не только как дань литературной традиции, но и ради ответа на тот главный вопрос, который ставит перед нами развитие цивилизации: зачем нужен человек, где он незаменим, что он может такого, чего никто не может?
Тут очень важно: рассказы сборник очень точно иллюстрируют известный мем: будущее наступило, но распределено неравномерно. Чудес нынешней техносферы - искусственного интеллекта, роботов, дронов, летающих такси - вполне достаточно, чтобы смоделировать среду будущего (у Александра Лепёхина даже домашний робот-помощник – вот она, дань современности – назван дроном). А это как раз те системы, которые предназначены для полноценного замещения человека. Хотя конечно, можно поступить как Юлия Рубинштейн, в чьем рассказе «Огарок» космическая экспансия есть, а автоматизации нет, и герои космоса ведут себя, примерно, как герои советского производственного фильма, у которых аврал на предприятии: три дня не спят и вручную проверяют аппаратуру.
Но даже этот несколько пародийно выглядящий мотив неслучаен. Авторы «Истории будущего» смело - и в добрых традиция середины ХХ века – вернулись к теме освоения космоса. Теме старой, как фантастика, но в то же время новой. Дело в том, что во второй половине ХХ века фантасты - в отличие от реального человечества - так хорошо освоили космос, что само освоение перестало быть интересным; иные планеты и звездолеты стали лишь фоном, на котором развертывались космические оперы, космические детективы, космические хроники и т.п. Настоящим шоком к началу нынешнего столетия стало сравнение литературных фантазий с реальными – куда, как убогими! - успехами космической гонки. И вот, осваивать космос приходится заново. Но в «Истории будущего» космос - уже не фон, а сложная задача, фронтир, полный препятствий и смертельных опасностей, требующий принятия сложных решений и жертв. В некотором смысле сборник сигнализирует что пришло время вернуть серьезное отношение к космической теме, как это было на рубеже 1950-х и 1960-х годов, в таких произведениях, как «Туманность Андромеды» Ефремова и «Путь на Альматею» братьев Стругацких. И вот, в лиричном, и во многом построенном на языковой игре рассказе Эдуарда Веркина «Румшпрунга» полет в космос предстает как судьба, как жребий, как назначение - а еще как путь к возрождению искусства поэзии.
Но если космос полон опасностей, то на земле будущего установилась ласковая, опекающая техносреда. В «Псипатриархе» Рагима Джафарова главной индустрией человеческой цивилизации стала психология, которая исключает появление стрессов и депрессий в мировом масштабе, а ежедневные сеансы с киберпсихологом становятся обязательными. Когда дети в рассказе Елены Кулешовой «Радиосигнал принят и опознан» съедают на даче несколько кусков зеленых яблок – происходит следующее: «Медицинские браслеты немедленно сходят с ума, и из районного ФАПа летит на всех парах дрон с монитором, в котором – обеспокоенное лицо врача Евгения Сигизмундовича».
Но лучше всего такая опекающая среда описана в рассказе Ивана Тузовского «Ключевые молекулы»: «Земля давно перестала быть «средой обитания» и стала домом для человечества. В постгородском мире середины XXII века функционировало свыше миллиарда коботов и почти 47 триллионов наноботов, для которых безопасность каждого человека оставалась высшим приоритетом. Революция пангуманизма 2120-2130-х прошла тихо, но стала величайшим достижением сапиенсов со времен изобретения бабушек».
Эта гиперопекающая среда в некоторых рассказах приобретает черты антиутопии – но никогда ради эксплуатации, угнетения, мучения людей; всегда ради их же блага. Хуже то, что в этой среде не всегда можно найти достойное человека место - и поэтому человек уходит в космос, от технобабушек - к настоящим опасностям и риску для жизни.
И еще один важный лейтмотив охватывает добрую половину рассказов сборника. Мир будущего,- это конечно мир искинов, роботов и андроидов, дронов, - а еще это мир технологий, связанных с глубинным пониманием механизмов сознания и умением перезагружать личность человека с носителя на носитель.
Авторы «Истории будущего» почти в один голос говорят: без понимание законов сознания освоения космоса невозможно.
У Рагима Джафарова («Псипатриарх») происходит открытие того, что основой человеческого сознания являются особые частицы, принимающие сигналы из космоса и это серьезно затрудняет космические полеты.
У Юлии Домны («Век кузнечиков») героев ради контакта с «квантовым вирусом» превращают в детей - однако такое превращение чревато раздвоением личности.
У Анастасии Ивановой («Деревья растут медленно») полеты в космос предполагают загрузку сознания из компьютера на «законсервированные» биологические тела.
У Елены Кулешовой («Радиосигнал принят и опознан») сознание людей «подсаживают» к искусственным организмам, предназначенным жить на Венере. Такую же операцию ради освоения других планет переделывают в рассказах Дениса Столярова и Ивана Тузовского.
Герой Александра Лепехина («Пирожки») работая над нейроиинтерфейсом, «оживляет» свою покойную мать - точнее ее виртуальную копию, которая, кроме прочего, изучив его сознание и подсознание, помогает ему совершенствовать сам нейроинтерфейс.
У Александра Удалова («Матрешка») рядом с человеком ходить его внешняя память в виде собаки.
Таким образом, человеческое сознание - самая таинственная сфера, еще не подвластная наука - будет тем фронтиром, освоить который тоже предстоит в будущем. И которую придется осваивать параллельно космосу.
/Митрополит Тихон Крымская митрополия_3.jpg)
