Культуролог Алексей Кыласов о новой биополитике, спорте и русском ответе Фуко, а также почему тело — это последний рубеж свободы.
Недавно в издательстве «Человек» вышло эссе доктора культурологии Алексея Кыласова «Политика тела: антропология, история, философия». Книга уже была названа в экспертной среде «интеллектуальным событием». Мы поговорили с автором о том, почему понятие «биополитика» вышло за пределы кабинетов философов и как современные войны ведутся не только за территории, но и за право управлять человеческими телами и даже их частями.
— Алексей Валерьевич, ваша книга вышла практически одновременно с работами западных авторов на схожую тему, например, с книгой о биополитике в контексте украинского конфликта. Чем обусловлен этот всемирный всплеск интереса к «политике тела»?
— Это не случайное совпадение. Мы наблюдаем кризис старых идеологий, которые исчерпали себя. Либерализм, неолиберализм, марксизм — все они в первую очередь оперировали экономическими и классовыми категориями. Сегодня же главным полем битвы идей становится человеческое тело. Пандемия, спортивные скандалы, гендерная повестка, наконец, вооруженные конфликты — все это вопросы о том, кто и как имеет право управлять жизнью и смертью, здоровьем и нормой, идентичностью и плотью человека. Тело вновь стало целью политики, его политической валютой. Хотя оно и раньше было таковым, еще Протагор говорил, что человек есть мера всего.
— В чем заключается специфика вашего подхода к этой проблематике?
— Западный дискурс о биополитике, восходящий к Фуко, Агамбену и Эспозито, часто остается в поле критического, деструктивного анализа. В нем тело — лишь объект подавления, контроля, «нормализации». Но остается вне фокуса некритичное восприятие тела в условиях политических манипуляций, его чувственное пребывание в условиях социальных ограничений. Это извечная проблема сенсуализма и эмпиризма — суждения по ощущениям или по эпистемологии изученного по трактатам. Я попытался соединить эти два подходы в форме эссе и сделать созидательную антропологию. Поэтому я рассматриваю тело не как пассивный объект, а как активный субъект истории и культуры. И обратите внимание: в подзаголовке моей книги стоят слова «антропология, история, философия». Мне было важно показать, как это происходит через практики — особенно состязательные, в которых человек сам выступает творцом своей телесности, отвечая на вызовы времени. Это не только «власть над», но и «сопротивление через».
— Вы упомянули спорт. Как он связан с биополитикой?
— Большой спорт — это чистейшая лаборатория биовласти. Это тотальный контроль над телом атлета: его диета, режим, фармакология, генетика. Так было всегда и я привожу предписания из трактатов античных и средневековых ученых - Гиппократа, Галена, Филострата Флавия, Ибн Сины, Меркуриале и других. Вопросы допинга как инструмента политического влияния и дискредитации соперников были всегда. Но с другой стороны, массовая физическая культура, та же сдача норм ГТО — это инструмент созидания корпуса национальных практик, создания национального тела, как определяет его моя коллега историк Ирина Сироткина. В этом случае речь идет о позитивной, жизнеутверждающей повестке биополитики, в противовес той, которая складывается в управлении смертью — некрополитике, по Ашилю Мбембе.
— А можно ли утверждать, что конфликт идеологий сегодня — это конфликт разных представлений о теле?
— Именно так. Западная модель все больше движется в сторону деконструкции тела: оно рассматривается как конструкт, который можно и нужно бесконечно менять, конструировать, «освобождать» от природных данных. Это путь к трансгуманизму, к киборгизации, к отрицанию естественного - телу без органов, как назвал его в «Логике смыслов» Жиль Делез.
Восточная и наша, российская, традиция, коренится в антропологии неприкосновенности тела, неразрывности единства духа и плоти, постулируемых в большинстве религиозных концептов. Поэтому задача политики в странах Востока — не деконструировать, а укреплять, воспитывать, гармонизировать. Нет смысла в бегстве от природы, смысл только в развитии тела. Восточная «политика тела» — это политика жизнестроительства, а не расчеловечивания. Мои выводы основаны на обращении не только к западным мыслителям, но восточным — от средневековых до современных — индийских Ватсьяяны и Аппадураи, арабо-персидских Ибн Сины, Наршахи, Бабура и Эдварда Саида, китайских Хуэй-цзяо, Лао-цзы и Джой Чжан.
— Как в эту парадигму вписывается текущий геополитический конфликт?
— Война на Украине — это трагическая кульминация столкновений разных антропологических проектов. Это не просто война за территории. Это война за право определять, чья жизнь «полноценна», а чья — «нет», чье тело заслуживает защиты, а чье может быть принесено в жертву. Неоколониальная риторика Запада напрямую вытекает из его биополитических установок: они присваивают себе право решать, чья жизнь ценнее. Наш ответ — в утверждении суверенитета жизни, в отстаивании права на традиционную телесность. Отсюда же и разные представления о мемориализации происходящего.
— И в завершение, какой вы видите «политику тела» будущего?
— Будущее будет за теми, кто предложит человеку не просто новые технологии для побега от себя, а новую экзистенциальную цельность. Тело — это последний рубеж человеческой свободы и суверенитета. За него и идет борьба. Моя книга — это приглашение к разговору о том, как отстоять этот суверенитет и построить будущее, где технологическое развитие будет не отрицать человеческое в человеке, а усиливать его, оставаясь в гармонии с нашей природой и нашей духовной традицией.
