«Ради Самого Христа, молитесь обо мне…»: оптинский адресат Н.В. Гоголя

В Оптиной Пустыни Н.В. Гоголь бывал трижды: в июне 1850 года и в июне и сентябре 1851 года. Эти поездки и знакомства с оптинскими иноками оставили глубокий след в душе писателя. Спустя три недели после первого посещения монастыря он писал графу Александру Петровичу Толстому из родового имения Васильевки: «Я заезжал на дороге в Оптинскую Пустынь и навсегда унес о ней воспоминание. Я думаю, на самой Афонской горе не лучше. Благодать видимо там присутствует. Это слышится в самом наружном служении, хотя и не можем объяснить себе, почему. Нигде я не видал таких монахов. С каждым из них, мне казалось, беседует все небесное» (из письма от 10 июля 1850 года).

В самом деле, прославленные ныне в лике святых четырнадцать преподобных отцев и старцев Оптинских – это лишь малая толика того святого братства, которое подвизалось в благодатной обители. Под руководством мудрых пастырей спасались десятки, сотни монашествующих и мирян. Чьи-то имена нам известны, но большинство из них ведомо теперь одному Богу.

Речь пойдет об одном из таких подвижников христианского благочестия – иеросхимонахе Феодоте (Кольцове), оптинском старце, духовнике братии Гефсиманского скита при Свято-Троицкой Сергиевой лавре. Гоголь познакомился с отцом Феодотом, в ту пору иеромонахом Филаретом, во время своего первого посещения Оптиной Пустыни летом 1850 года. 19 июня Гоголь и его спутник Михаил Максимович выехали из обители в имение Ивана Васильевича Киреевского Болдино, находившееся в сорока верстах от монастыря. Отсюда Гоголь на следующий день написал письмо иеромонаху Филарету:

«Ради Самого Христа, молитесь обо мне, отец Филарет. Просите вашего достойного настоятеля, просите всю братию, просите всех, кто у вас усерднее молится и любит молиться, просите молитв обо мне. Путь мой труден; дело мое такого рода, что без ежеминутной, без ежечасной и без явной помощи Божией не может двинуться мое перо, и силы мои не только ничтожны, но их нет без освеженья свыше. Говорю вам об этом неложно. Ради Христа, обо мне молитесь. Покажите эту записочку мою отцу игумену и умоляйте его вознести свои мольбы обо мне грешном, чтобы удостоил Бог меня недостойного поведать славу имени Его, не посмотря на то, что я всех грешнейший и недостойнейший. Он силен, Милосердый, сделать всё и меня, черного, как уголь, убелить и возвести до той чистоты, до которой должен достигнуть писатель, дерзающий говорить о святом и прекрасном. Ради Самого Христа, молитесь. Мне нужно ежеминутно, говорю вам, быть мыслями выше житейского дрязгу и на всяком месте своего странствия быть в Оптинской Пустыне. Бог да воздаст вам всем сторицею за ваше доброе дело. Ваш всею душою Николай Гоголь».

В эпистолярном наследии Гоголя трудно найти другое письмо, в котором бы так проникновенно было выражено его христианское миросозерцание, молитвенное устроение души. Долгое время адресат этого письма оставался неизвестным или указывался неверно.

Письмо написано на полулисте почтовой бумаги большого формата, сложенного пополам, в размер почтового листа. На обороте рукой Гоголя надписано: «Отцу Филарету, иеромонаху в Оптинской Пустыне». На подлиннике имеется помета игумена монастыря преподобного Моисея (Путилова): «Получено из села Долбино помещика Ивана Васильевича Киреевского 26 июня 1850».

Впервые письмо было напечатано со следующим пояснением, адресованным редактору «Домашней Беседы» В.И. Асконченскому: «В бумагах настоятеля нашей обители покойного о. архимандрита Моисея нашлось собственноручное письмо незабвенного Н.В. Гоголя, писанное им в 1850 году к одному старцу-иеромонаху. Из расспросов я узнал, что Николай Васильевич, посетив в этом году нашу обитель, слушал в церкви всенощное бдение, во время которого молился весьма усердно и с сердечным умилением, потом посетил некоторых старцев и уехал в Белевский уезд в с. Долбино, имение покойного И.В. Киреевского, одного из истинных друзей своих, откуда и написал предлагаемое письмо»[1].

Позднее И.Л. Щеглов (Леонтьев) перепечатал это письмо в статье «Гоголь в Оптиной Пустыни (Из дорожных заметок)» и задался вопросом, кто мог быть адресатом Гоголя: «Оптинские монахи, которых я расспрашивал по поводу этого письма, почему-то относят его по адресу совсем иного о. Филарета – старца московского Новоспасского монастыря, известного друга и духовника Ивана Васильевича Киреевского»[2]. Однако Новоспасский иеромонах Филарет (Пуляшкин), умерший в 1842 году, разумеется, не мог быть адресатом письма Гоголя, о чем и говорит И.Л. Щеглов в своей статье. Но при этом строит самые невероятные предположения относительно того, кому в действительности могло быть адресовано это письмо.

В 1901 году письмо Гоголя было напечатано в издании В.И. Шенрока без сообщения каких-либо сведений о иеромонахе Филарете[3]. Г.П. Георгиевский, главный хранитель Отдела рукописей Румянцевской (ныне – Российской государственной) библиотеки, в статье «Оптинские письма Гоголя» (1928), долгое время остававшейся неопубликованной, называет адресата Гоголя «одним из известных старцев Оптиной Пустыни»[4]. Комментируя письмо, исследователь замечает: «Когда письмо было доставлено в Оптину Пустынь из Долбина, оно по естественному порядку строгой монастырской жизни прежде всего попало в руки монастырского настоятеля отца Моисея. Игумен Моисей, ознакомившийся с содержанием письма, собственноручно сделал на нем пометку о времени получения его в Оптиной и о месте отправления его <…> Впрочем, и в желание Гоголя входило, чтобы и игумен прочитал его письмо и совершил за него молитву»[5].

И далее Г.П. Георгиевский делится своими соображениями по поводу гоголевского письма: «Что Филарет ответил Гоголю и вообще писал ли он ответное письмо, остается до сих пор не известным, так как такого письма не только не опубликовано, но, по-видимому, и не сохранилось в составе уцелевшей переписки Гоголя. Можно даже думать, что его и не было. Гоголь едва ли мог сообщить свой адрес, по которому можно было бы послать ему ответ. По крайней мере в письме к отцу Филарету такого адреса нет. <…> Да и по существу письмо Гоголя не требовало непременного и определенного ответа. По всем этим соображениям вполне допустимо, что ответного письма от отца Филарета не последовало»[6].

Завершает свои размышления исследователь следующим образом: «Писал ли еще кому-нибудь в Оптину Гоголь одновременно с письмом к Филарету – тоже остается неизвестным, и тоже отрицательный ответ и на этот вопрос представляется наиболее вероятным. По-видимому, Гоголь кроме Филарета, на этот раз никому не писал в Оптину Пустынь, хотя в первое свое короткое посещение Оптиной он уже успел познакомиться с другими старцами ее. В письме к Филарету он обращается и к настоятелю, и к тем, „кто у вас усерднее молится и любит молиться“, и даже ко всей братии. Едва ли такие обращения были бы возможны, если бы Гоголь собирался писать еще письма в Оптину. По-видимому, письмо к Филарету имело в виду коллективного адресата и освобождало Гоголя от труда еще писать в Оптину».

Эти рассуждения можно признать вполне резонными и проясняющими некоторые обстоятельства, связанные с письмом Гоголя к иеромонаху Филарету. Но в статье Г.П. Георгиевского не содержится сведений о самом адресате письма.

В 1993 году Р.В. Багдасаров по материалам Научно-исследовательского отдела рукописей Российской государственной библиотеки напечатал избранные страницы Летописи скита Оптиной Пустыни (1845–1882), которая велась по благословению и под непосредственным наблюдением Оптинских старцев[7]. Публикация сопровождена комментариями, в которых, в частности, приводятся краткие сведения о насельниках монастыря и некоторых мирянах, посещавших скит.

Комментируя запись от 22 октября 1853 года (день Казанской иконы Божией Матери, храмовый праздник в монастыре), Багдасаров среди принимавших участие в богослужении называет иеромонаха Филарета (1785–1864), который согласно «Формулярным спискам монашествующих и послушников Козельской Введенской Оптины Пустыни» по болезненному состоянию уволен по собственному прошению от должности наместника Московского Ставропигиального Новоспасского монастыря и определен в Оптину Пустынь 3 марта 1843 года.

На основании этих сведений в комментариях к переписке Гоголя на протяжении двух десятилетий указывалось, что письмо Гоголя от 20 июня 1850 года адресовано бывшему наместнику Московского Новоспасского монастыря иеромонаху Филарету (Семенову). Однако эта атрибуция оказалась ошибочной. Адресат письма Гоголя – иеромонах Филарет (в схиме Феодот; Кольцов, 1804–1873). Препятствием для правильной атрибуции стала смена имени при пострижении в схиму. Скажем несколько слов об этом великом монахе-аскете, прозорливом духовнике и молитвеннике.

Феодот Захарович Кольцов происходил из государственных крестьян Тульской губернии. В Оптину Пустынь поступил в 1834 году тридцати лет. Находился под духовным окормлением сначала преподобного Льва (Наголкина), потом преподобного Макария (Иванова). 23 декабря 1842 года пострижен в монахи с именем филарет, 30 июня 1846 года рукоположен во иеродиакона, 11 декабря 1849 года – во иеромонаха. Послушание проходил на мельнице, в разных посылках, клиросным.

На протяжении многих лет отец Филарет исполнял обязанности сборщика (собирал деньги на обитель и записывал дарителей в особую тетрадь); при этом нисколько не изменилось его внутреннее монашеское устроение, что бывает далеко не всегда. Тем не менее, опасаясь вреда душевного, могущего произойти от общения с миром, он в апреле 1851 года перешел в Спасо-Преображенский монастырь Казанской епархии, а в августе того же года – в Гефсиманский скит при Свято-Троицкой Сергиевой лавре. 10 декабря 1851 года отец Филарет был назначен духовником братии. 23 декабря 1854 года по благословению святителя Филарета, митрополита Московского, он принял схиму с именем Феодот.

Схима – высшая степень монашества, соединенная со строгими обетами самоотвержения. Монах, принявший схиму, иначе – великий ангельский образ, – дает обет отречения от мира и всего мирского. Перед пострижением в схиму отец Филарет советовался со своим духовным отцом, преподобным Макарием. Вот что отвечал ему старец в июне 1854 года:

«В письме своем от 5 мая ты, уведомляя меня о своей болезни и о том, что лекарственные пособия не приносят тебе ощутительной пользы, между прочим говоришь, что советуют тебе просить схимы. Ты же, склоняясь на предложение сие сердечным желанием, с другой стороны, колеблешься мыслию, видя, что по телесной немощи своей не в состоянии будешь исполнять схимнического правила и на таковые твои недоумения просишь моего совета»[8].

И далее, приведя суждения святых отцов по поводу принятия схимнического образа и о правиле для немощных, старец заключает письмо следующим рассуждением: «…если желаешь оставить духовничество и принять схиму, прежде всего должен обратиться с молением к Богу, прося Его помощи, да совершится на тебе воля Его святая; и потом, отвергая свою волю и разум, предложить сие намерение свое на рассуждение начальников и поступить во всем согласно их решению, без сомнения принимая оное за определение о тебе воли Божией»[9].

Прожив семь лет в Гефсиманском скиту при Свято-Троицкой Сергиевой лавре, отец Феодот пожелал совершенного безмолвия и уединения. По благословению наместника лавры архимандрита Антония (Медведева) он удалился с двумя иеросхимонахами в глубину леса за пять верст от скита. Здесь схимники построили себе кельи на расстоянии друг от друга в вержéние камня (мера длины, определяемая полетом камня средней величины) и предались безмолвию и иноческим трудам. В 1858 году на этом месте была основана Параклитова пустынь, начальником которой назначен иеросхимонах Феодот. После пятилетнего пребывания здесь он пожелал возвратиться в Оптину, дабы найти последнее упокоение рядом с могилами святых старцев-схимников преподобных Льва и Макария.

В апреле 1863 года отец Феодот вернулся в родную обитель и принят был с любовью оптинским настоятелем и братией. Двери его кельи никогда не закрывались для нуждавшихся в его молитвенной помощи и совете. До конца своих дней он подавал монастырской братии пример усердием к молитве и церковному богослужению, а также смирением, простотою и нестяжательностью.

Отец Феодот почил мирной христианской кончиной 8 марта 1873 года; погребен между Казанским и Введенским соборами. Как сказано в его жизнеописании, «любовь некоторых духовных чад его и расположенных к нему особ воздвигла ему памятник, внутри которого день и ночь теплится лампада пред образом Спасителя».

По всей видимости, Гоголь больше не встречался с отцом Филаретом. Во время его посещений Оптины в 1851 году того уже не было в обители. Но нет сомнений, что молитвенное общение между ними продолжалось. В письме к монаху Порфирию (Григорову) из Одессы от 6 марта 1851 года Гоголь передает душевный поклон «настоятелю, отцу Филарету и всей братии».

Письмо Гоголя к оптинскому иеромонаху Филарету (Кольцову) и его суждения об обители стали хрестоматийными. В 1916 году Сергей Николаевич Дурылин в очерке «Начальник тишины» процитировал гоголевские строки и распространил мысль, обобщая духовный опыт многих людей: «Да, быть в Оптиной, – быть в ней всегда, когда пишешь, учишься, работаешь, страдаешь, умираешь далеко от нее – и быть все же в Оптиной <…> Гоголь сказал то, что сказали бы все, оживотворенные оптинской любовью и властью, все – от Киреевского до плачущей бабы»[10].

Ср. отмеченное А.Б. Гольдевейзером 14 августа 1909 года негативное отношение к гоголевскому письму графа Толстого: «Льву Николаевичу очень не понравилось письмо Гоголя в Оптин монастырь с просьбой, чтобы о нем молились. „Очень нехорошее письмо, – сказал Лев Николаевич. – Жалкое какое-то самоунижение и в то же время – преувеличенное значение своих писаний“»[11].

Весной 1853 года, к Троицкой родительской субботе (приходилась в этом году на 6 июня), Мария Ивановна Гоголь послала в Оптину деньги на помин души старшего сына Николая. Игумен Моисей отвечал ей 30 мая из монастыря: «Почтеннейшее Ваше письмо от 19-го сего мая и при оном пятьдесят рублей серебром от усердия Вашего имел честь получить, согласно христианскому желанию Вашему на приношение в обители нашей при Божественной Литургии выниманием частей о упокоении незабвенного и достойного памяти сына Вашего Николая Васильевича. Благочестивые его посещения обители нашей носим в памяти неизгладимо. По получении нами из Москвы печального известия о кончине Николая Васильевича, с февраля прошлого года исполняется по душе его поминовение в обители нашей на службах Божиих и навсегда продолжаемо будет с общебратственным усердием нашим и молением премилосердого Господа; да упокоит душу раба Своего Николая во Царствии Небесном со святыми, а Вам да ниспослет свыше благословение, здравие и небесное утешение в огорчительном лишении единственного сына»[12].

В наши дни поминовение Николая Гоголя на оптинских службах восстановлено.

Владимир Алексеевич Воропаев, доктор филологических наук, профессор МГУ им. М.В.Ломоносова, член Союза писателей России