Часть 1
Константин Георгиевич Паустовский (1892–1968) – замечательный русский писатель, мастер новеллы, короткого рассказа, продолжатель чеховских и бунинских традиций. Именно Иван Алексеевич Бунин (1870–1953) – «спокойный, тонкий, задушевный», по отзыву Паустовского, – предсказал в нём появление большого писателя, когда тот в молодости отправил свои стихи на отзыв Бунину: «Думается, Ваш удел, Ваша истинная поэзия – в прозе…»
«Поэзия – в прозе» стала собственным неповторимым голосом Паустовского. Этот голос звучит негромко, непафосно. И в то же время мощно, в полную силу проявляется в нём великая любовь к родине – любовь человека русского «до последней прожилки»: «Так иногда бывает: увидишь какую-нибудь полевую дорогу или деревушку на косогоре – и вдруг вспомнишь, что уже видел её когда-то очень давно, может быть даже во сне, но полюбил всем сердцем. Так же случилось у меня и со Средней Россией. Она завладела мной сразу и навсегда. Я ощутил её как свою настоящую давнюю родину и почувствовал себя русским до последней прожилки. С тех пор я не знаю ничего более близкого мне, чем наши простые русские люди, и ничего более прекрасного, чем наша земля. Я не променяю Среднюю Россию на самые прославленные и потрясающие красоты земного шара» [1].
Паустовский родился в Москве, жил и учился в Киеве. В молодые годы сменил множество профессий: репетитор, вожатый и кондуктор трамвая, санитар, репортёр и, наконец, писатель. Он очень много путешествовал по Советскому Союзу и по всему миру. Паустовскому, по его словам, «не давала покоя “муза дальних странствий”» (40). Поначалу его манила пёстрая экзотика необыкновенных стран. Но постепенно это увлечение прошло: «С годами я ушёл от экзотики, от её нарядности, пряности, приподнятости и безразличия к простому и незаметному человеку. <…> С экзотикой было покончено. Её сменило стремление к правде и простоте» (42–43). В то же время углубление реалистического метода изображения жизни не означало для Паустовского отказа от романтического восприятия действительности: «Я ушёл от экзотики, но я не ушёл от романтики, и никогда от неё не уйду – от очистительного её огня, порыва к человечности и душевной щедрости, от постоянного её непокоя» (42).
Диковинный блеск жарких стран потускнел для писателя после его близкого знакомства с русским севером: «Я был захвачен севером сильнее, чем югом. Пожалуй, ни одному из художников не удалось передать таинственное безмолвие северной сыроватой ночи, когда каждая капля росы и отражение костра в луговом озерке вызывают такую внезапную, сокровенную, такую застенчивую и глубокую любовь к России, что от неё глухо колотится сердце. И хочется жить сотни лет, чтобы смотреть на эту бледную, как полевая ромашка, северную красоту» (47).
Но самым «плодотворным и счастливым», по признанию Паустовского, оказалось для него близкое «знакомство со средней полосой России»: «Самое большое, простое и бесхитростное счастье я нашёл в лесном Мещорском краю. Счастье близости к своей земле, сосредоточенности и внутренней свободы, любимых дум и напряжённого труда. Средней России – и только ей – я обязан большинством написанных мною вещей. Перечисление их займёт много места» (48). Главные из этих произведений – «Мещорская сторона», «Повесть о лесах», «Дым отечества», цикл рассказов «Летние дни», «Старый чёлн», «Ночь в октябре», «Телеграмма», «Дождливый рассвет», «Кордон 273», «Во глубине России», «Наедине с осенью», «Ильинский омут».
Притягательность прозы Паустовского – в её искренности, лирической проникновенности, в умении писателя впитать в себя каждую малость любимого уголка родной земли «в его ошеломляющем и таинственном разнообразии», из которого слагается гармоничный строй единого целого: «я навсегда и всем сердцем привязался к Средней России. Я не знаю страны, обладающей такой огромной лирической силой и такой трогательно живописной – со всей своей грустью, спокойствием и простором, – как средняя полоса России. Величину этой любви трудно измерить. Каждый знает это по себе. Любишь каждую травинку, поникшую от росы или согретую солнцем, каждую кружку воды из летнего колодца, каждое деревце над озером, трепещущее в безветрии листьями, каждый крик петуха, каждое облако, плывущее по бледному и высокому небу»; «я убедился в банальной истине, что ничто – даже самая малость – не проходит для нас даром».
«Зоркость к красоте», подобная фетовской («Целый мир от красоты, От велика и до мала»), позволяет Паустовскому сердцем постигать истинную внутреннюю красоту родного края, отличную от наружной экзотической красивости. Каждая зарисовка согревается лирическим чувством. Даже небольшие этюды, наброски с натуры подтверждают, что писатель-пейзажист обладал редкостным даром одухотворённой словесной живописи. В его палитре богатство красок, тонкость полутонов, прозрачность цветосветовых оттенков. Русская земля под пером Паустовского живёт, дышит, благоухает ароматами разнотравья, звучит шелестом листьев, пением птиц, журчанием хрустальных родников, говорливыми переливами лесных речушек. И стуком взволнованного сердца автора. Вместе с ним благодарный читатель также становится причастником этого дивного Божьего устроения лика земли в бесконечном разнообразии красоты. «Если бы природа могла чувствовать благодарность к человеку за то, что он проник в её тайную жизнь и воспел её красоту, то прежде всего эта благодарность выпала бы на долю писателя Михаила Михайловича Пришвина», – с восхищением отзывался о своём современнике Паустовский. Слова эти в полной мере можно отнести и к нему самому.
Произведения Паустовского знакомы многим чуть ли не с раннего возраста, хотя, возможно, не все впоследствии припомнят имя автора. Сказки и маленькие рассказы для детей влились в большую прозу писателя как полноценная её часть. «Тёплый хлеб», «Стальное колечко», «Подарок», «Созвездие Гончих Псов», «Жильцы старого дома», «Растрёпанный воробей», «Кот-ворюга», «Заботливый цветок», «Барсучий нос», «Заячьи лапы» и многие другие произведения для юной читательской аудитории – светлые и милые, занимательные и трогательные, поучительные без всякого менторства и нарочитых назиданий. И главное – бесконечно добрые ко всему живому, сущему. Писатель-сказочник хочет, чтобы дети росли добрыми и думающими людьми. Он убеждает своего юного читателя в том, что добро не просто приходит на помощь, а может творить настоящие чудеса.
В то же время сказки и рассказы Паустовского для детей не сентиментально-умилительные. Зачастую здесь происходят события остродраматические, полные риска, опасностей. Так, в рассказе «Заячьи лапы» старик-охотник чудом не погиб при ужасающем лесном пожаре: «Огонь гнало по земле с неслыханной скоростью. По словам деда, даже поезд не мог бы уйти от такого огня». Спастись человеку, которого уже настигала гибель от огненного урагана, помог обыкновенный зайчонок. Он выскочил из-под ног старика, и тот устремился за животным, потому что как опытный житель лесного края знал, что «звери гораздо лучше человека чуют, откуда идёт огонь, и всегда спасаются. Гибнут они только в тех редких случаях, когда огонь их окружает. Дед побежал за зайцем. Он бежал, плакал от страха и кричал: “Погоди, милый, не беги так-то шибко!” Заяц вывел деда из огня». У зверька обгорели лапы. Он стонал, «плакал и часто моргал красными от слёз глазами». И дедушка решил во что бы то ни стало вылечить своего спасителя, в свою очередь спасти его от смерти.
Сельский ветеринар не захотел оказать помощь такому странному пациенту, даже посоветовал зажарить обгорелого зайца на обед. Но старик не отступил. Он отправился в город на поиски хорошего доктора, отыскал знаменитого детского врача и упросил его вылечить «особенного зайца»: «Что ребёнок, что заяц – всё одно, – упрямо пробормотал дед. – Всё одно! Полечи, яви милость! Ветеринару нашему такие дела неподсудны. Он у нас коновал. Этот заяц, можно сказать, спаситель мой: я ему жизнью обязан, благодарность оказывать должен, а ты говоришь – бросить!»
История о взаимном спасении зайца и человека получила известность. Знаменитого зверька даже хотели купить за немалые деньги, но старик не продал своего лесного друга: «Заяц не продажный, живая душа, пусть живёт на воле».
«Чувства добрые», отзывчивое и чуткое сердце – суть творческого бытия Паустовского. Устами одного из своих героев (повесть «Колхида») он утверждал, что «человек должен быть ласковым с другим человеком». Писателю желалось, чтобы это гуманное умение быть ласковым распространялось не только на людей, но и на животных, птиц, растения – на всю природу с её живой душой. Именно ласковость, доброжелательная отзывчивость, бережное и чуткое отношение к окружающему миру становятся животворящим началом творчества Паустовского.
Он очень ответственно и даже трепетно относился к созданию произведений, в том числе в жанре сказки. Таинственные моменты творческого процесса писатель приоткрыл в своей книге «Золотая роза» (глава «Животворящее начало»): «сказка – пока ещё туманная – родилась. Остановить сказку, рассказ, повесть, когда они появляются на свет, почти невозможно. Это равносильно убийству живого существа. Они начинают расцветать в нашем сознании как бы сами по себе.
И наконец наступает тот час, когда сказка заносится на бумагу. Писать её большей частью так же трудно, как передать словами слабый запах травы» или изобразить живой бархат трепещущих крылышек бабочки. Паустовский признавался: «Сказку пишешь почти не дыша – чтобы не сдуть тончайшую пыльцу, которой она покрыта. И пишешь быстро, потому что мелькание света, теней и отдельных картин происходит стремительно и легко. Нельзя опоздать, нельзя отстать от бега воображения».
Неслучайно писатель создал несколько рассказов, герои которых – знаменитые сказочники Ганс Христиан Андерсен, Александр Грин, любимые во всём мире. Их книги дарят людям надежду, светлую радость. Продолжают жить в памяти и в сердце читателя: «Сказка окончена. И хочется с благодарностью ещё раз взглянуть в те сияющие глаза, где она живёт постоянно».
Однако личная судьба фантазёров, романтиков, мечтателей-сказочников подчас горестна, тяжела и даже трагична. Это противоречие раскрывается в новелле Паустовского «Сказочник (Александр Грин)»: «Грин – человек с тяжёлой, мучительной жизнью – создал в своих рассказах невероятный мир, полный заманчивых событий, прекрасных человеческих чувств и приморских праздников. Грин был суровый сказочник и поэт морских лагун и портов. Его рассказы вызывали лёгкое головокружение, как запах раздавленных цветов и свежие, печальные ветры.
Грин провёл почти всю жизнь в ночлежных домах, в грошовом и непосильном труде, в нищете и недоедании. Он был матросом, грузчиком, нищим, банщиком, золотоискателем, но прежде всего – неудачником.
Взгляд его остался наивен и чист, как у мечтательного мальчика».
Голос твой – пенье задумчивой сказки,
Сладкая боль небывалой весны...
В новелле «Ночной дилижанс» (в сборнике «Золотая роза»), посвящённой Андерсену, приводятся его слова, сказанные незадолго до смерти одному молодому писателю: «Я заплатил за свои сказки большую и, я бы сказал, непомерную цену. Я отказался ради них от своего счастья и пропустил то время, когда воображение, несмотря на всю его силу и весь его блеск, должно было уступить место действительности. Умейте же, мой друг, владеть воображением для счастья людей и для своего счастья, а не для печали».
Ещё один рассказ «Сказочник (Христиан Андерсен)» повествует о знакомстве семилетнего Паустовского с датским королём сказки: «Весёлый датский сказочник встретил меня на пороге нового века. Он долго рассматривал меня, прищурив один глаз и посмеиваясь, потом достал из кармана белоснежный душистый платок, встряхнул им, и из платка вдруг выпала большая белая роза. Сразу же вся комната наполнилась её серебряным светом и непонятным медленным звоном. Оказалось, что это звенят лепестки розы, ударившись о кирпичный пол подвала, где жила тогда наша семья». Это был «сон наяву» под новогодней ёлкой после знакомства с книгой андерсеновских сказок, полученной в подарок. Ребёнок не просто читал, но очарованно «зачитался»: «Там сверкали бенгальским огнём стены снежных дворцов, дикие лебеди летели над морем, в котором отражались розовые облака, и оловянные солдатики стояли на часах на одной ноге, сжимая длинные ружья. <…> Удивительная и, как мне показалось, душистая, подобно дыханию цветов, человеческая доброта исходила от страниц этой книги».
Гораздо позже писатель понял: «мне просто повезло, когда в канун трудного и великого двадцатого века мне встретился милый чудак и поэт Андерсен и научил меня вере в победу солнца над мраком и доброго человеческого сердца над злом».
Алла Анатольевна Новикова-Строганова - доктор филологических наук, профессор
Примечания
[1] Паустовский К.Г. Собр. соч. : В 9 т. – М.: Худож. лит., 1981. – Т. 1. – С. 48. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием номера страницы.