Необыкновенно-наполненные строфы, производящие впечатление удивительной объёмности… бытия и слова:
Опять смеркается, и надо,
Пока не смерклось и светло,
Следить за увяданьем сада
Сквозь запотевшее стекло.
(пер. Б. Ахмадулиной)
Необыкновенно русский звук поэзии Г. Табидзе: шаровой и словно поднимающей над землёй, окрашенной всею радугой эмоций…
…терпкая горечь сада переливается янтарно-медово:
Давно ли, приминая гравий,
Я здесь бродил, и на виду,
Словно букет меж чистых граней,
Стояло дерево в цвету.
Как иноземная царевна,
Казало странные черты,
И пахли горько и целебно
Им оброненные цветы.
(пер. Б. Ахмадулиной)
Эти цветы, упавшие в строки, наполняют их густой метафизикой жизни, осознаваемой через меру увядающей красоты…
Она должна быть мерой бытия.
О, какова цепкая, звенящая великими дисками жажда жизни!
Лишь бы жить, лишь бы пальцами трогать,
Лишь бы помнить, как подле моста,
Снег по-женски закидывал локоть,
И была его кожа чиста.
Уважать драгоценную важность
Снега, павшего в руки твои,
И нести в себе зимнюю влажность
И такое терпенье любви.
(пер. Б. Ахмадулиной)
Кипенные отливы снега обретают одушевлённость, словно способны успокоить растерзанную, израненную душу…
Чистота – как наполнение поэзии Табидзе.
Сложные, симфонические сияния – как слияние звука и смысла.
Смысловые лабиринты поэта интересны, и, проходя ими, обретаешь иной взгляд на собственную реальность:
Тебе тринадцать лет. О старость этих
Двух рук моих! О добрый мир земной,
Где детские уста всех арифметик
Тринадцать раз смеются надо мной!
Я путаюсь в тринадцати решеньях —
Как весело! Как голова седа!
Тринадцать пуль отлей мне, оружейник,
И столько ж раз я погублю себя.
(пер. Б. Ахмадулиной)
Некоторый абсурдный излом придаёт обаяния солнечной грусти стихов.
Табидзе вообще растворял грусть в солнечной воде бытия: кристаллы ощущений, оседающие на воспринимающем сознание, давали поразительный эффект.
Поэзия для Табидзе: сакральный огонь, нечто изначальное, возможно – именно то слово, которым творился мир:
О друзья, лишь поэзия прежде, чем вы,
Прежде времени, прежде меня самого,
Прежде первой любви, прежде первой травы,
Прежде первого снега и прежде всего.
(пер. Б. Ахмадулиной)
А мир, сотворённый Г. Табидзе, переливался столькими красками, дарил такими ощущениями, что жизнь становилась полнее…
1.
Все приказы ему диктовала измена.
Мы, НИКОЛАЙ, — и подписывал вместе с нею,
Царь без царя в башке, с душою плебея,
По природе не злой — в крови по колена.
Тряпка и женин муж — жалкого плена
Царство несло печать, — неподвижно рея,
Тень отбрасывала нощно и денно
Птица-ублюдок — две головы — шея.
Душу томил тягостный плач кандальный,
Вздор заупокойный, звон погребальный —
Века весна грянула волею неба.
Прочь из когтей державных вырвался хаос.
Имя сладчайшее воли — ТАВИСУПЛЕБА —
Сбудется — как никогда еще не сбывалось.
ВОТ ЧТО ГАЛАКТИОН ТАБИДЗЕ ПИСАЛ О СТРАСТОТЕРПЦЕ ИМПЕРАТОРЕ НИКОЛАЕ...