После революционных и военных потрясений 1917-22 гг. на отпавших от России территориях образовались государственные образования, которые назывались лимитрофами (limitrophus – лат.). Как правило, так называли Польшу, Эстонию, Латвию, Литву, иногда также и Финляндию. Политология использует понятие «лимитроф» для обозначения нежизнеспособных государств, которые могут жить только потому, что взаимная конкуренция сильных соседей позволяет существовать в качестве своего рода ничейной земли мелким политическим образованиям. Но как только одно из сильных соседних государств усиливается, то, как правило, наступает конец маленького государства. В древние времена лимитрофами назывались пограничные области Римской империи, которые были обязаны содержать имперские войска. Слово limitrophus означает «граничащий с…», что подчеркивает обязанность местного населения содержать за свой счет государственные военные образования. В качестве аналога употреблялось понятие «буферное государство». Смысл существования страны-лимитрофа – создать «санитарный кордон» вокруг России и служить проводником враждебного влияния на нее. С самого начала и политически и экономически лимитрофы могут существовать только в качестве вассала какой-либо крупной державы. Разумеется, в истории бывало много случаев, когда вассалы предавали своего господина. Но чаще бывало, когда господин по какой-либо причине не мог содержать своих вассалов, и как разменную монету отдавал их другому сильному государству. Название «лимитрофы», т.е. кормящиеся границей, получилось не случайно. Экономика лимитрофов основывается только на проедании оставшегося наследства от Российской империи, использование портов и монетизации своей русофобской политики. Как правило, лимитрофные государства отличаются экономической и политической нестабильностью, не только потому, что они являются ареной скрытой геополитической борьбы более сильных государств, но и по причинам собственной экономической и политической слабости, внутренними социальными и этническими конфликтами. Ни одно из государств-лимитрофов к моменту начала Второй мировой войны не смогло на своих землях достигнуть уровня промышленного производства 1913 года. В 1939-40 гг лимитрофы были упразднены в результате территориальных изменений в восточной части Европы. После Второй мировой войны термин «лимитроф» стал считаться устаревшим в силу неполиткорректности.
Русская жизнь в странх-лимитрофах носила особый характер, не являясь жизнью эмиграции в буквальном понимании. Название для совокупности русских в лимитрофах дал ученый из Риги Василий Васильевич Преображенский (1897-1941). Вдохновившись полосами российского флага, он высказал такое определение: «Несмотря на все разнообразие условий, в которых ныне живут русские люди, можно установить 3 основных типа «Руси», троякое проявление национального бытия. Это — 1) Русь эмигрантская, зарубежная, «в рассеянии сущая», белая. 2) Русь меньшинственная, приграничная, от Балтийского моря до Черного протянувшаяся, синяя, так сказать, и, наконец, 3) Русь подъяремная, советская, кровью своею залитая, красная». После революции и Гражданской войны историческая Россия временно утратила часть своих территорий. Сотни тысяч проживавших там русских людей человек вдруг стали иностранцами, не сходя с места и проживая в собственном доме. Русских жителей лимитрофных государственных образований автоматически причисляли к эмигрантам, что совсем не справедливо. Например, великий художник Илья Репин и некогда знаменитый писатель Леонид Андреев, строго говоря, никуда не эмигрировали. Они жили на своих дачах на Карельском перешейке, и вдруг оказались жителями независимой Финляндии. Аналогичным образом, уроженец Бессарабии, знаменитый певец и композитор Петр Лещенко, стал румынским подданным, после захвата Румынией территории прежней российской Бессарабской губернии. Похожие истории относятся к русским, оказавшихся жителями новоявленных прибалтийских государств. Никуда не эмигрировал «король поэтов» Игорь Северянин. Но он просто жил со всей семьей на даче в эстонском местечке Тойла, когда Эстония вдруг оказалась независимой. И он остался в Эстонии. И сотни тысяч русских продолжали жить у себя на малой Родине, которая уже не относилась к России. Таким образом, некорректно будет сводить всю многообразную жизнь русского населения лимитрофов («синей Руси») к белой эмиграции.
Участь нередко русских в лимитрофах нередко была трагичной. Многие из русских, которые вовсе не были белыми и не бежали от большевиков, но нередко стремились уйти от притеснений, которые развязали против русских новоявленные «государства»-лимитрофы, вынуждены были эмигрировать уже из своих стран. Белые эмигранты в большинстве своем вынуждены были также уехать из лимитрофов, тем более что местные власти сделали все для «выталкивания» русского населения. В результате в Польше, Латвии, Литве, Эстонии, Финляндии, и оккупированной румынами Бессарабии не только не сложились крупные центры белой эмиграции, но и сами местные русские, проживавшие здесь многими поколениями, вынуждены были покидать свои родные места.
Польша. В Царстве Польском к 1914 году проживало свыше 300 тысяч этнических русских, большинство из которых были в 1915 году эвакуированы перед наступавшими германскими войсками, то в возродившееся польское государство их (в отличие от эвакуированных поляков) старались не пускать. В 1920-21 гг. на территории Польши оказалось до 650 тысяч русских белых, но уже вскоре по условиям Рижского мира 1921 года с советской Россией польские власти закрыли большинство русских организаций. Большинство как русских беженцев, так и «своих» русских постепенно покинули страну. Согласно переписи 1931 года в Польше насчитывалось всего 138 тысяч лиц русской национальности. Но речь шла о только о русских в Варшаве и землях прежнего Царства Польского. Восточнее Буга проживали 4 миллиона восточных славян, которых властями автоматически объявили украинцами и белорусами, хотя даже в Галиции примерно половина жителей считали себя русинами (то есть частью русского народа), а не украинцами. По меньшей мере, 6 миллионов человек считали русский язык родным.
Основной принцип властей в отношении всего непольского населения страны гласил: «русских в Польше нет!». Проводилась жесткая политика «полонизации» (ополячивания). В ревностно католической Польше в отношении православного духовенства и храмов творился не меньший (а может, и больший) произвол, чем в большевистской России. Во второй половине 30-х гг польские власти начали варварское уничтожение православных церквей по всей стране. В одном 1937 г. в Польше разом закрыты, частью уничтожены, частью переданы католикам 700 православных храмов. Был взорван собор Александра Невского в Варшаве. Словно в средние века, широкое распространение получило насильственное обращение в католицизм, была возрождена в Белоруссии уния, создана марионеточная автокефальная церковь. Сохранившие верность Православию должны были молиться по-польски. Дикость этой ситуации усугубляло то, что сами поляки, как и положено католикам, молились по-латыни. Помимо католиков, в Западную Белоруссию устремились многочисленные проповедники различных сект типа адвентистов или иеговистов, которым действительно удалось некоторое количество белорусов вовлечь в свою "веру".
Вообще трудно отделаться от мысли, что лидеров Польши 1918 - 39 гг, которую называли Второй Речью Посполитой, ничему не научила судьба Первой. Такие же свирепые и бездарные гонения на православие и русскость, такое же пресмыкательство перед Западом, такая же патологическая русофобия и мечта о захватах русских земель. Конец у такой Речи Посполитой был неизбежен.
Румынская Бессарабия. В захваченной Румынией Бессарабской губернии также проводилась целенаправленная политика «дерусификации». Согласно румынской переписи 1930 г., русские (великороссы) составляли 351 912 (12,3 %) населения Бессарабии. К ним же надо добавить Бессарабии 314 211 малороссов и русин (позднее они были объявлены украинцами). Но с учетом также болгар и гагаузов, которые в значительной степени пользовались в быту русским языком, количество русскоязычного населения превышала 40 %. Показательно, что среди организаторов и защитников русских школ в Бессарабии были этнические немцы из числа колонистов, болгары и молдаване. Сразу при установлении румынской властью были уволены практически все чиновники и служащие всех губернских ведомств, включая почтальонов и лесников. Они были заменены румынами с территории Румынского королевства («регацанами»). Своей собственности были лишены все землевладельцы, отказавшиеся присягнуть румынскому королю. В румынскую Бессарабию прибыли 45 тыс. беженцев из России. Эти люди, большей частью образованные, могли помочь развитию всей Румынии и тем более Бессарабии. Но власти королевства сделали все, что русские белые не задержались в Бессарабии. И в 1936 г. российская белая эмигрантская община в Румынии насчитывала всего 11 тыс. чел.
В результате политики румынизации в 1938 г. в Бессарабии действовали всего 97 начальных и средних частных школ, и среди них были только две русских и одна украинская, но в 1938 г. были закрыты и они. Несмотря на проводимую в крае насильственную румынизацию, профессор Ясского университета О. Гибу в 1936 г. в докладе на имя министра просвещения Румынии признал: «По духу своему Бессарабия теперь несравненно более русская, чем в 1918 г.... И сейчас в городах почти все охотно говорят по-русски и читают чаще всего русскую прессу, всячески препятствующую утверждению румынизма». Однако действия румынских властей по «румынизации» Бессарабии вызвали значительную эмиграцию из этой бывшей российской губернии, которую оставил каждый 8-ой житель!
Финляндия. В Финляндии в 1918 году, в условиях финской гражданской войны, завершившихся победой белых во главе с генералом К.Г.Маннергеймом, произошла этническая чистка Финляндии от славянского населения. Взятие Выборга, в котором русское население превышало 10 % всего 50 -тысячного населения города, сопровождалось массовым уничтожением русских. Финляндский историк Ларс Вестерлунд, редактор трехтомного издания «Venäläissurmat Suomessa 1914─22», что при взятии города белыми было убито свыше 3 тысяч русских, то есть больше половины русских выборжан. Вообще постоянно жившие в Финляндии русские были в большинстве своем коммерсантами, инженерами, представителями свободных профессий, а также отставными офицерами и чиновниками. Почти все они были людьми зажиточными, не поддерживавшими красных. Но торжествующая финская «свобода» привела к экспроприации российской собственности в Финляндии, и изгнанию, а порой и просто физическому уничтожению большинства русских Финляндии. Резню в Выборге нельзя даже оправдать эксцессами военного времени, так как город был взят белыми без боя. Финны по заранее составленным спискам начали методично арестовывать и расстреливать всех русских, невзирая на возраст и социальное положение. Жертв было бы намного больше, но массовые расстрелы остановило вмешательство британского консула Вольдемара Фриска. Показательно, что большая часть русских белых эмигрантов, оказавшись в Финляндии, в ней не задерживалась, выезжая в другие, более дружественные к русским страны. После финской гражданской войны 1918 года русофобия в Финляндии не исчезла. Живущим в Финляндии русским создавали невыносимые условия, что вынудило многих из них эмигрировать. Некоторая часть русских, проживавших в Финляндии несколько поколений, постепенно принимали финские имена и фамилии, и ассимилировались.
Притеснениям подвергалась в Финляндии и Православная церковь. 3 марта 1923 года Государственный совет издал постановление о переводе службы в православных храмах в течение года на финский или шведский языки. Был насильно введен григорианский календарь. В том же 1923 году православные Финляндии были переведены под юрисдикцию Константинопольского патриархата без согласия патриарха Тихона. Заметим, что при всем антисоветизме власти Финляндии не дозволили православным перейти в состав Русской Зарубежной церкви, поскольку та оставалась русской. Число приходов под действием финских властей также постепенно сокращалось: часть церквей была снесена (как, например, церковь в Хямеенлинне в 1924 г.), часть – превращена в лютеранские кирхи (Церковь Александра Невского в Суоменлинне), некоторые – переданы под муниципальные учреждения (Церковь Апостолов Петра и Павла в Торнио).
Прибалтийские лимитрофы. Несколько лучше было положение русских в Прибалтике. Согласно Всероссийской переписи населения 1897 общее число русских в губерниях Прибалтийского края (Эстляндской, Лифляндской и Курляндской) составляло 330 тысяч человек. Русскими в Ковенской губернии считали себя 116 325 человек, Виленской – 186 600, всего 303 тысячи человек. Правда, большинство из русских в литовских губерниях в дальнейшем стали относить к белорусам, в результате чего цифры русского населения стали снижаться при общем росте славянского населения. Всего к 1913-1914 гг. в Прибалтийских губерниях (Эстляндской, Лифляндской, Курляндской) проживало 450 тысяч русских, и 175 тысяч русских насчитывалось в Литве (Ковенской и Виленской губерниях). Последствия войн 1914-20х гг и этнических чисток сократили численность русского населения Прибалтики. В 1926 г. русских в Прибалтике насчитывалось лишь немного больше 350 тысяч. Подавляющее большинство из них были местными уроженцами. В Латвии и Эстонии они были крупнейшими национальными меньшинствами, в Литве – по численности уступали только полякам.
Эстония. Численность русских Эстонии составляла в 1922 году 91 109 человек, причем немалую часть из них были жителями присоединенных к Эстонии Ивангорода и Печорского района. Кроме того, в стране насчитывалось 15-18 тысяч белых эмигрантов, в основном солдат армии Юденича. Большинство из них вскоре переселились в другие страны. Русские Эстонии не составляли единой диаспоры, а делились на: 1. Эстляндских русских, потомков старожилов, живущих здесь живших на землях будущей Эстонии с незапамятных времен; 2. Старообрядцев Причудья; 3. Жителей Печорского края и Ивангорода; 4. Белых эмигрантов. В пределах современных границ Эстонии русских стало лишь на 3 тысячи человек больше, чем в 1897 году. Это было вызвано массовой эвакуацией русских рабочих в период Первой мировой войны и этническими чистками периода гражданской войны. В 1934 году в Эстонии по-прежнему проживали 92 тысячи русских, но апатридов (не имевших эстонского гражданства белых эмигрантов) было лишь 7 832 человека.
С момента образования Эстонской республики от русских был «защищен» практически весь госаппарат. Другое дело, что из-за нехватки квалифицированных кадров многие прежние чиновники царского времени еще долго числились заместителями и помощниками чиновников из числа «коренных». Было закрыто русское отделение таллинского педагогического училища, так что со временем, полагали эстонские лидеры, должны будут исчезнуть все учителя, преподающие на русском языке. Из 12 русских средних учебных заведений к 1940 году осталось только 3, да и те были под постоянной угрозой закрытия. Специальные уполномоченные Министерства просвещения бдительно следили за тем, что бы в русских школах не преподавали ни географию, ни историю России, а все внимание учителей было направлено на внушение школьникам лояльности Эстонии. Власти пытались не пускать русских в университет, то не удивительно, что количество русских студентов сократилось до 2,8% в 1939 году.
Особые неприятности доставляли правителям республики существование маленького русского оазиса – Печорского края. Стараясь не допустить еще большего преобладания русских в населении края, власти Эстонии запретили селиться здесь белым русским эмигрантам. Опасаясь за лояльность жителей Печор, эстонские власти даже проложили специальную железную дорогу от Таллина (кстати, это была вообще единственная железная дорога, построенная в Эстонии в период независимости). Были приложены значительные усилия для эстонизации этой земли. Город Печоры был переименован в Петсери, а сам край получил название Петсеримаа. Также были переименованы все улицы города. Впрочем, это было достаточно формальным актом. Зато более серьезный характер имели запрет на русские школы. Все преподавание было переведено на эстонский язык. Русская частная гимназия, которую за свой счет создал крупный предприниматель Борис Линде, была сразу же закрыта властями, наплевавшими на священный принцип частной собственности. Практически было упразднена всякая издательская деятельность в Печорском районе. От случая к случаю власти публиковали официальные бюллетени на русском языке (обычно перед выборами), но в целом никакие газеты на русском языке не могли существовать. Была предпринята попытка переселения в Печоры эстонцев. Впрочем, в переживающей демографический кризис стране большого количества колонистов для эстонизации окраин было мало. В основном в Печорах оседали чиновники и полицейские. Население города росло (в 1920 году — 2 013 жителей, в 1939 году — уже 4 431 человек) в основном за счет внутриэстонских переселенцев, которые получали здесь землю и жилье. Но выйдя в отставку, эстонцы покидали Печоры. Оставаться в обществе презирающих тебя местных жителей было некомфортно. Зато, как признают сами эстонские историки, когда весной 1939 года Красная армия стала проводить учения возле границы, то эстонцы Печорского края начали в панике грузить на грузовики свое имущество, а русские говорили, что «теперь придут наши» .
Политика эстонизации приводила к преднамеренному уничтожению памятников архитектуры, которые как бы не вписывались в эстонскую историю. Так, в 1922 году был снят с пьедестала памятник Петру Великому. Уничтожен также ряд православных храмов и часовен. Почти все время существования первой республике шла борьба сохранение собора Александра Невского в таллинском Вышгороде. В Эстонии открывались сборы средств на покупку динамита. В газетах писалось, что православный собор совсем не гармонирует с ганзейским обликом Таллина, поэтому его надо снести, а на его месте построить Пантеон Эстонии, выстроенный в авангардном стиле. (Как этот авангардизм будет соответствовать ганзейскому облику Таллина, умалчивалось). Правда, в силу многих обстоятельств, в первую очередь, борьбы местных православных, среди которых был священник Николай Пятс, брат президента, собор удалось отстоять. В Эстонии, где каждый пятый житель был православным, включая самого президента Пятса, условия борьбы за собор были более благоприятны, чем, например, в Польше. Но власти все равно сумели собор ограбить, сняв позолоту с куполов.
Псково-Печорский монастырь лишился всех своих земельных владений, и оказался на дотации государства, которое требовало эстонизировать церковную службу и руководствоваться григорианским календарем. Выступавший против этого настоятель Иоанн (Булин) был лишен всех должностей.
Латвия. В Латвии в 1897 году (в пределах современных границ республики) русских проживало 232 тысяч (12 % населения). Но в 1935 году в Латвии было 206 499 русских плюс 27 тысяч белорусов. Впрочем, эти данные, скорее всего, были занижены, ведь в быту русским языком пользовались 252 тысячи граждан Латвии. Собственно белых эмигрантов в 1922 году насчитывалось 16 тысяч человек, к 1937 году их количество сократилось до 13 тысяч.
Русские были раздроблены на городских интеллигентов и рабочих, в основном достаточно высокого образовательного уровня, среднюю буржуазию, замкнутых в себе старообрядцев, бедное крестьянство в Латгалии. Уровень грамотности среди русских был самым низким из всех этносов Латвии. По отношению к советской России русские латвийцы были расколоты особенно серьезно. Не только газетные споры, но и уличные побоища между противоборствующими сторонами были частью повседневной жизни русских Латвии.
В 1929/1930 учебном году в Латвии работали 231 русская основная школа (19 672 учащихся и 886 учителей). Средние школы были в Риге (5 школ), в Латгалии (5 школ) и в Лиепае (1 школа). В следующем 1930/31 учебном году в русских школах Латвии обучался 21 251 учащийся, а 3 334 русских учеников получали образование вне русских школ.
Высшее образование давал Русский институт (13 преподавателей и 103 студента). Другое дело, что власти всячески препятствовали выпускникам русских учебных заведений, которые могли рассчитывать на получение государственной должности только при отсутствии среди соискателей латышей.
После установления в 1934 авторитарной диктатуры К.Ульманиса, началась политика «латышизации» (latviskošana). В ходе этой политики множество людей самых разных национальностей, в жилах которых, возможно, текла латышская кровь, а также дети, одним из родителей которых был латыш, автоматически были учтены статистикой как представители титульной нации. Развернулась грубая кампания по навязыванию латышского языка. Уже через месяц после переворота было объявлено, что на публичных собраниях и театральных спектаклях любой язык, кроме латышского, можно будет применять только по разрешению министерства внутренних дел. За нарушения – штраф 1000 латов или тюремное заключение до 6 месяцев, или то и другое одновременно. Все делопроизводство должно было вестись только на государственном языке. На латышском должны были писаться все объявления, реклама, этикетки и пр. Представителям национальных меньшинств, нёсшим воинскую службу в Латвии, не разрешалось говорить между собой на родном языке. Все письменные договора, дарственные акты, векселя, завещания, и другие обязательства должны были оформляться на латышском языке, в противном случае они не имели юридической силы. Началось закрытие русских и немецких школ. И уже в 1936/1937 учебном году 40 % русских детей были вынуждены перейти в чисто латышские школы. Согласно специальной инструкции о распределении учащихся по национальностям, русские могли учиться только в русской школе, евреи — в еврейской и т.д. Дети из смешанных семей, в которых хотя бы один из родителей был латышом, должны были учиться в латышской школе. К концу 1930-х годов в Латвии остались только две русские правительственные гимназии: одна — в Риге и одна — в Резекне плюс несколько частных учебных заведений, аттестаты которых не признавались.
Литва. После войн 1914-20 гг. численность русского населения в Литве сократилась наполовину, большинство русских школ и культурных заведений были закрыты еще при немецкой оккупации в 1915 году. В Литве, по переписи 1923 года осталось лишь 50,5 тысяч русского населения. Белых эмигрантов среди них было лишь несколько сотен человек, большинство из которых вскоре уехали далее на Запад, не видя в Литве ни работы, ни каких – либо перспектив для себя, да и для этой новоявленной страны также.
Русские в Литве, как и во всех лимитрофах, были разделены на ряд групп, которые больше враждовали друг с другом, чем пытались помогать соплеменникам. В Литве не было русских территорий наподобие Печорского края или Пыталова. Но русскую жизнь осложняло то, что среди русских Литвы больше половины, точнее, 63% от общего числа русского населения, имевшего гражданство, составляли старообрядцы. Их перепись 1923 года насчиталась 31 778 человек. Они сохранили свою конфессионально – этническую самобытность и собственную церковную структуру, в которой насчитывалось около 50 приходов. Но в целом они жили замкнуто, с недоверием относясь к «никонианцам» - русским, исповедующим православие и проявляя лояльность властям республики.
Власти Литвы всячески пытались не допустить создания русской организации, способной объединить всю русскую общину. Так, был запрещен «Союз взаимопомощи бывших офицеров и инвалидов». Поскольку в этом Союзе состояли ветераны первой мировой войны из числа всех русских групп Литвы, а также (что было самым опасным с точки зрения властей) служившие в русской армии литовцы, то эта чисто благотворительная организация была немедленно запрещена.
В целом русская община в Литве хоть и не процветала, но, по крайней мере, не подвергалась особо сильным притеснениям. Объяснялось это, впрочем, тем обстоятельством, что главными врагами Литвы считались тогда евреи и поляки. Выходило множество (около 50 наименований) периодики на русском языке: «Свободное слово», «Экономическая жизнь Литвы», «Новые дни», «Русский календарь», «Наша жизнь», «Заря», «Голос Литовской православной епархии» и другие.
Количество русских православных и белорусских школ было следующее: в январе 1920 – 3, в 1921 – 4, в 1922 – 6, в 1923 – 11, в 1924 – 12. Поскольку эти школы имели хорошую репутацию, то весьма многие из школьников русских школ были литовцами и евреями. Все же школ было мало. Большинство русских оставались малограмотными. По переписи 1923 года лишь 38,4% русских старше 10 лет были грамотными.
Католическая церковь Литвы опасалась конкуренции со стороны русского православия. Впрочем, и вполне светские деятели республики опасались, что православные великорусы и белорусы страны не поддадутся литуанизации. В силу этого начались нападки на православие в газетах. Имело значение и то обстоятельство, что православная церковь в литовских землях была вполне богата. Перед Первой мировой войной в пределах будущей Литовской Республики находилось 48 православных приходов, три монастыря, а также 18 военных церквей и 41 филиал (часовни школ, больниц, тюрем, кладбищ), всего 110 церквей. Православным храмам принадлежали земельные угодья, леса, озёра, мельницы и т.п.. В церковный комплекс, кроме самого храма, обычно входили различные жилые и хозяйственные строения . Разумеется, это был слишком сладкий пирог, что бы от него отказываться. Правительство Литвы постановило передать католической церкви те православные храмы, которые ранее, до реформ М. Н. Муравьева были католическими. При этом, разумеется, было намерено забыто то обстоятельство, что Муравьев передал православным только те католические храмы, которые исторически возникли как православные. Впрочем, власти бесцеремонно передали католикам и 17 православных храмов, никогда прежде не принадлежавших католикам. Так, бывший православный собор Петра и Павла в Каунасе, построенный на добровольные пожертвования православных верующих, превратился в католический собор св. Михаила. 13 православных церквей было просто разрушено.
Главной бедой русских в лимитрофах было то, что Россия, став советской, не только не оказывала никакой помощи русским, но напротив, считала их в силу близости к своим границам более опасными, чем белые эмигранты на Западе. Во всех договорах с лимитрофами со стороны СССР непременными были требования закрыть все русские культурные учреждения в этих новых странах. После ликвидации лимитрофов 1939-40 гг. многие видные русские «Синей России» были репрессированы. Ученые практически не занимались проблемами «Синей России», в результате чего трагическая судьба русских в лимитрофах остается почти неизвестной.
Источники:
Берг Л. С. Население Бессарабии: этнографический состав и численность. Пг, 1923.; Бухарин С. Н., Ракитянский Н. М. Россия и Польша. Опыт политико-психологического исследования феномена лимитрофизации. М, Институт русской цивилизации. 2001.; Попов А. Пора проснуться! Гонение на православие и русских в Польше в XX веке. СПб- Париж. 1993.; Преображенский В. Воля к жизни русского меньшинства в Латвии // Русские в Латвии. — 1934. — Сб. 2.; Русское национальное меньшинство в Эстонской республике (1918 - 1940). Под ред. С. Г. Исакова. Тарту; СПб. 2001.; Русская школа за рубежом. Книга 23. – Прага: Издание Объединения Земских и Городских Деятелей в Чехословакии, 1926.; Скворцова А.Ю. Русские Бессарабии: опыт жизни в диаспоре (1918-1940). Кишинэу, 2002.; Танклер Х. Л. Выходцы из России – преподаватели Тартуского университета 1919-1940 гг. // Биографика. I. Русские деятели в Эстонии ХХ века / Сост. и отв. ред. С. Исаков. Тарту, 2005; Шорников Петр Михайлович Русское сообщество Бессарабии и румынское государство. 1918-1940 гг. // Русин. 2010. №4.
