Политические лидеры Восточного Православного Возрождения в XIV-первой половине XV вв.

Константинополь. Реконструкция.

Г. М.  Прохоров  развил теорию о политическом исихазме, по которой исихазм оказал влияние на политическую ситуацию Византии и Руси XIV века. Это связано с тем, что учениками  св. Григория Паламы  были  Иоанн VI Кантакузин, Николай Кавасила и другие государственные деятели.[1] В монографии В.В. Петрунина[2] была предпринята попытка целостного осмысления  феномена политического исихазма в православной традиции, где молодой ученый изучил различные аспекты влияния исихазма на социальную, политическую и культурную жизнь поздней Византии. Исследователь отметил, что само понятие «политический исихазм» позволяет «говорить о динамичном характере православной мистической традиции, прошедшей путь от монашеской кельи до явления, укрепившего социальные связи внутри поздневизантийского общества и предохранившего его от распада и окончательного исчезновения, а также определившего характер Православного и последующего Русского Возрождения».[3] Молодой  исследователь систематизировал основные идеи политического исихазма и пришел к выводу, что основными теоретическими положениями были в тот период: сохранение единства Церкви  и Вселенского характера Константинопольского Патриархата; приоритет Церкви над государством; автономия церковной власти в вопросах вероучения; проповедь православного единства; последовательное антилатинство и антиуниатство; поддержка официальной византийской имперской идеологии.[4]  Как отмечает прот.Иоанн (Мейендорф): «Императоры из династии Палеологов поддерживали престиж  Константинополя…но реальную силу и устойчивость восточного христианства восприняла сама Церковь, в которой руководящие позиции заняли связанные с исихазмом представители мощного монашеского Возрождения».[5]

В 1353 г. на патриаршую кафедру взошел Филофей Коккин, апологет этого культурного и общественно-политического движения. В исследованиях ученых-историков, филологов – византинистов и специалистов, изучающих в различных аспектах древнерусскую культуру, Филофей Коккин характеризуется  как  выдающаяся, многогранно одаренная личность. Ученик и друг святителя Григория Паламы, он соединил в себе религиозные добродетели монаха-исихаста, высокий интеллектуализм философа-диспутанта, яркое дарование писателя – автора агиографических сочинений, панегириков, литургических текстов, вдохновение поэта и волю, хладнокровие, дипломатичность искусного церковного политика. Он стал  одним из главных  лидеров  нового движения Православного Возрождения. Это был патриарх-исихаст,  имевший духовную практику на  Синае и Афоне. В 1354 г., когда противоборствующие политические силы вынудили императора Иоанна Кантакузина покинуть трон, Филофею также пришлось оставить  патриаршество. Но за то короткое время, которое он в первый раз провел в сане Константинопольского патриарха, Филофей  Коккин успел сделать для Руси чрезвычайно много. Он рукоположил в митрополиты Русской церкви образованного и волевого церковного политика Алексея – кандидата, присланного в  Константинополь из  Москвы. Затем он официально утвердил перенос  центра Русской митрополии из находившегося под контролем Литвы и Польши Киева во Владимир, что в значительной степени способствовало борьбе Московского княжеского дома за церковное и этнополитическое объединение северо-восточных русских земель. В 1364 г. Филофей повторно был избран патриархом, хотя правящая династия Палеологов противилась его избранию.

К этому времени начатое турками-османами в 1354 г. генеральное наступление на Европу уже принесло свои чрезвычайно опасные для Византии плоды. Завоевателям удалось поставить под свой контроль Дарданеллы и  на европейском берегу пролива оккупировать ключевой город – Галиполи. Используя этот плацдарм, турки завоевали Фракию и в 1361 г. переместили свою столицу в город, располагавшийся на Европейском континенте – Адрианополь. В результате этого очередного натиска с Востока геополитический статус Византии резко ухудшился  – Константинополь оказался отрезанным от остальной части Балканского полуострова.

В такой драматичной для судеб Византии ситуации Филофей Коккин взошел повторно на патриаршество не из честолюбивых побуждений. Он ясно видел, что императорский двор и глава государства погрязли в политических интригах и не способны осознать ту решающую роль, которую играет Православие в объединении стран Византийского Содружества с целью противодействия турецкой военной угрозе. «С помощью бывшего императора, а теперь историка и богослова-публициста монаха Иоасафа (Кантакузина), ему удалось, – подчеркивает в данной связи Г.М. Прохоров, – одержать важную внутриполитическую моральную победу над двором Иоанна V Палеолога <…> и тем самым придать Церкви первостепенное значение в жизни того, что еще от Византии оставалось».[6] Филофей Коккин неуклонно реализовывал политическую программу исихазма, объединяя православные народы вокруг Константинополя как международного центра восточно-христианского цивилизационного мира. Патриарх высказывает мысль о том, что учение обожения надо «не замалчивать, как некоторые полагают, следует, но проповедовать и побуждать  всех  становиться  причастниками этого божественного света».[7] Это означало, что  « то, что прежде было идеалом избранных монахов-подвижников, делалось целью, открытой и рекомендуемой любому православному верующему…[8] в этой «вспышке божественного света в обществе и состояла суть Православного Возрождения»[9].

 В 1368 г. благодаря усилиям Филофея был канонизирован Григорий Палама. Константинопольский патриарх выступил также автором первого жизнеописания  нового византийского святого. О том,  что  этот выдающийся

деятель культуры, ученик Паламы, друг и советник Иоанна Кантакузина (монаха-исихаста Иоасафа), чрезвычайно пристально следил не только за политическими процессами на Руси, но и за распространением исихазма, стремясь  вовлечь  в орбиту движения  Православного Возрождения  наиболее влиятельных духовных лидеров, свидетельствует тот факт, что именно Троицкий монастырь был  избран  патриархом Филофеем Коккином в качестве духовного форпоста религиозно-политической идеи Православного Возрождения. Патриарху Филофею было известно о том, что основатель Троицкой обители преп. Сергий начал свой иноческий путь не в каком-то уже  существовавшем монастыре, а  ушел от мира в лесную пустынь, подобно многим византийским религиозным деятелям, приступившим к возрождению исихазма в Империи ромеев в 1320‑х гг. Знал патриарх и то, что монашеская община возникла на основе Сергиева лесного скита и поддерживала связи с Богоявленским монастырем в Москве, где принял монашеский постриг митрополит Алексей, состоявший в духовной дружбе с Сергием, как подвижником исихии. По-видимому  эти обстоятельства были учтены Филофеем, когда он, как сообщает составленная Епифанием Премудрым Житийная повесть об основателе Троицкого монастыря, передал преп. Сергию в дар священные реликвии и грамоту о желательности введения общежительного устава в Троицкой обители. Эти знаки особого внимания Константинопольского патриарха к Троицкому монастырю должен был передать преп. Сергию Радонежскому его экзарх (посол) Григорий Пердика, чиновник патриархии и императорской администрации, сопровождавший митрополита Алексия в пути на родину.  Будучи преемником патриарха Каллиста,  Филофей Коккин как исихаст и единомышленник Каллиста во всем продолжал основное направление деятельности своего предшественника, активно способствуя деятельности святителя Алексия, направленной на объединение русских княжеств вокруг Москвы, осуществлявшееся по благословению Вселенской Церкви. К русским князьям он обращался с призывом почитать митрополита Всея  Руси. Ясно, что патриархи-исихасты по отношению к церковным делам Русской митрополии проявляли всемерную заботу об укреплении Руси в духовном и политическом плане, о скорейшем освобождении ее от татаро-монгольского ига. Решающее значение в этом отношении имело требование патриарха Филофея, по которому русские «князья дали страшную клятву выступить все вместе против врагов нашей веры».[10] Очевидно, что исполнение  этой  клятвы, данной  Богу, послужило залогом победы в битве на Куликовом поле в 1380 году.[11] Историческая обреченность Византии, как можно предположить, предчувствовалась патриархом  Филофеем задолго до его ареста и заточения, последовавших в 1376 г. в результате прогенуэзского политического переворота и интронизации Андроника IV – сына Иоанна V Палеолога. Основой для такого предположения служит древнерусское литературное произведение XVI в. «Повесть о новгородском белом клобуке».[12] В нем повествуется[13], что Филофей, под влиянием духовных видений якобы решился передать на Русь, в Новгород, высокочтимую реликвию времен Константина Великого – доставленный из Рима на хранение в Византию белый клобук папы Сильвестра. Передача этого символа чистоты христианской веры и духовного приоритета монашествующего  священноначалия  над мирскими властями была призвана, по мысли  повествователя, свидетельствовать о промыслительном перемещении  центра православия на Русь. Упоминается в этом произведении и «благочестивый царь  Иоанн» – император Иоанн VI (Кантакузин), который якобы советовал патриарху Филофею не пренебрегать духовными видениями и не удерживать священную реликвию в Константинополе. Разумеется, «Повесть о новгородском белом клобуке» – художественное повествование, а не историческая хроника. Но в нем ярко запечатлелось то тягостное предчувствие исторического краха Византийской империи, которое ощущалось крупнейшими представителями «политического исихазма» – мудрыми, дальновидными церковными и государственными деятелями. Запечатлелась в «Повести о новгородском белом клобуке» и то глубокое уважение, которое испытывало древнерусское общество к духовному наследию Византии, стремительно растворявшейся в историческом небытии.

В период, непосредственно предшествовавший заточению Филофея (где он и окончил свои дни), самоотверженный Константинопольский патриарх успел совершить и еще одно весьма и весьма важное для древнерусской  культуры  деяние. Он поставил на Русь 2 декабря 1375 г. еще одного митрополита  – уроженца болгарских земель иеромонаха Киприана, который много лет провел в Византии и являлся ближайшим доверенным лицом Константинопольского патриарха. Исихаст Филофей  познакомился с Киприаном на Афоне, где  Киприан занимался  переводами с греческого. Игумен Петр (Пиголь) отмечает, что  войдя в круг духовных соратников Филофея, Киприан не прерывал своих отношений  с отечеством, со своими болгарскими духовными собратьями и руководителями: известно, что на Афоне он вел переписку с блаженным Евфимием, занимавшим патриарший престол в Тырнове.  Когда Филофей был провозглашен патриархом Константинопольским, Киприан отправился вместе с ним, был ему и келейником, и ближайшим сотрудником. Образованный и деятельный, Киприан много помог своему учителю и покровителю в управлении Церковью, в укреплении церковного мира и единства с самостоятельными Церквами балканских стран.[14]  Киприан был тесно связан с крупным деятелем балканской культуры патриархом Евфимием Тырновским, получившим серьезное образование в Константинополе и на Афоне и обладавшим  выдающимся литературным талантом.[15] Именно митрополиту Киприану в союзе с преп. Сергием Радонежским и его прямыми учениками предстояло сохранить единство Русской митрополии и уберечь этнокультурную целостность населения всех русских земель в период строительства политически независимого Московского государства.

Г.М. Прохоров,  характеризуя исихазм как общественное движение, отмечает: « Когда Филофей, в бытность его гераклейским митрополитом, утомился безнадежной борьбой с людьми, «находящими удовольствие в неслыханных притеснениях и ограблениях бедных и неотступно преследующими  тех, кто становится на защиту разоряемых», и решил, оставив беспокойное общественное поприще, удалиться на желанный и тихий Афон, этому дружески, но решительно воспротивился сам апологет созерцателей Григорий Палама: «Да не возжелает этого занимающийся общественными делами!»[16]. Исследователь  выяснил, что  «Святейший и

премудрейший  патриарх  Константинограда кир Филофей» оказался у славян едва ли не самым популярным автором из всех византийских писателей XIV века…ближе и лучше всего знаком южным и восточным славянам  этот  патриарх-литератор оказался именно литургико-поэтической стороной своего многогранного творческого облика—своими гимнами и молитвами: не менее сорока из них было усвоено на Руси»…[17] Они явились «литературным дополнением живописных работ Феофана Грека и Андрея Рублева.  Эти тексты…сыграли активную роль  в общественном сознании в эпоху Куликовской битвы…».[18]

 К концу XIV века у южных славян был переведен большой корпус церковных текстов, неизвестных на Руси. Переводы были вызваны возросшими потребностями общежительных монастырей и монахов-исихастов в аскетической и богословской литературе, правилах иноческой жизни и полемических сочинениях против католиков. Эти тексты были переведены с греческого языка (творения Исаака Сирина, Петра Дамаскина, аввы Дорофея, Симеона Нового Богослова, Григория Синаита, Григория Паламы) и находились впоследствии в русских монастырях и, безусловно, способствовали росту святости на Руси в XIV-XV вв. и процессу возрождения здесь  Православия.  Г.М. Прохоров  указывает на тот факт, что император Иоанн VI Кантакузин восемь лет своего константинопольского царствования провел в тщетных попытках воссоздания империи из развалин:[19] «он первым из государственных деятелей того времени осознал реальные размеры турецкой угрозы и попытался в 1351 году организовать антитурецкую  коалицию  балканских  государств. Но попытка не удалась из-за близорукости болгарского и сербского государей».[20] Уставший от бесчисленных кровавых междуусобиц,  император Иоанн Кантакузин не захотел использовать имевшихся  возможностей к сопротивлению, отрекся от трона и принял постриг. Согласно афонскому преданию, подвиг монашеского служения был предсказан Кантакузину знаменитым святогорским старцем прп. Максимом Кавсокаливитом, которого посетили  Иоанн VI Кантакузин и Иоанн V Палеолог в период их совместного правления. О.Г. Ульянов считает, что вместе с патриархом Филофеем в 1355 г. василевс Иоанн Кантакузин (в иночестве – Иоасаф Христодул) принял монашеский постриг на Святой Горе Афон.[21] Другого мнения в отношении места пострига  Иоанна Кантакузина придерживается иг. Петр (Пиголь), указывая на  столичный Манганский монастырь.[22] Сначала  Иоанн  Кантакузин удалился   в  1349 году монастырь Святого Маманта  и  потом перешел в монастырь Манганский,[23] недалеко от Константинополя. В это добровольное изгнание последовали за ним Димитрий Кидонис и Николай Кавасила, византийский теолог, философ и учёный-энциклопедист, который  в отличие от других представителей исихазма,  дал в своём главном произведении «О жизни во Христе» вариант исихастской этики, ориентированный не столько на монахов, сколько на мирян.[24]

Исихасты  Иоанн-Иоасаф  Кантакузин и патриарх Филофей (Коккинос), как активные деятели Православного Возрождения  были решительными сторонниками  святогорского  исихазма во главе со св. Григорием (Паламой). «В Кантакузине-императоре современники видели монаха, поскольку «с самого начала своей карьеры Кантакузин был тесно связан с антилатинскими, монастырскими, исихастскими и вообще ведущими церковными кругами, особенно с Григорием Паламой, который стал во многом его alter ego».[25]  По свидетельству его друга патриарха Филофея (Коккиноса), «этот замечательный император издавна был одержим божественным стремлением и страстным влечением к отшельничеству», православием и апостольскими и отеческими догматами он гордился больше, чем императорской короной и багряницей».[26] Находясь в монастыре, Кантакузин продолжал следить за важнейшими событиями политической жизни  Византии. Когда, например, вождь исихастов святитель Григорий Палама попал в плен к туркам, он  пытался спасти его. Со временем Иоасаф – такое имя получил император при постриге – примирился с Иоанном V, и немалое влияние Кантакузина при дворе Палеолога приходилось учитывать и греческим царедворцам, и иноземным дипломатам. Кроме того, он занялся писательской деятельностью, одним из поводов к написанию богословских сочинений послужили нападки врагов исихазма, в частности, монаха Прохора Кидониса,  который сначала на Афоне, затем в Константинополе начал выступать против исихастов. На выступление Прохора Кантакузин ответил своими «Опровержениями» в связи с последним исихастским собором, т.е. около апреля 1368 г. Иоанн  Кантакузин оставил после себя трактаты в защиту исихазма, против язычников.[27] О.Г. Ульянов   пишет о популярности Слов Иоанна-Иоасафа Кантакузина особенно среди святогорского монашества, судя по многочисленным спискам и переводам: «причем один из первых славянских переводов (не позднее 90-х гг. XIV в.)  был  выполнен в сербском монастыре Хиландар на Святой Горе Афон».[28]

Остаток  своей долгой  жизни  Иоанн Кантакузин провел в монастырях  Константинополя, Афона, Пелопоннеса. В монашестве Иоанн Кантакузин под   псевдонимом  Христодул  написал «Историю», охватывающую период с 1320 по 1362 гг., в стиле Фукидида, в этом труде он объяснял свою политику, замыслы  и деяния. Труд Иоанна VI ,по мнению историков, является одним из лучших исторических византийских литературных памятников. Преставился инок Иоасаф Христодул  в  Мистре 15 июня 1383 г.  Г.М. Прохоров отмечает, что длительная политическая деятельность этого человека (1321-1354), одного из способнейших людей XIV века, хотя и не привела к укреплению государства, но «способствовала укреплению Церкви: Православная Церковь, бывшая в то время выразительницей греческой культуры, не только не сдала своих позиций, но даже окрепла и духовно и идеологически ожила в ходе длительных споров, стала крепче…В ведущий отряд этой окрепшей международной организации – монашество – он и ушел с императорского трона».[29] На основе вышеизложенного, мы можем назвать  Иоанна Кантакузина незаурядным византийским лидером Православного Возрождения XIV века.[30]

Наталья Александровна Ложкина, кандидат культурологии, сотрудник ГосЭрмитажа