Отец Григорий

Рассказ

0
477
Время на чтение 24 минут

 

 

Очень худо было Олегу, так худо, что... Он посмотрел на стакан люстры, что скрывал крюк, и гримаса отвращения появилась на его лице.

«Не дождётесь... - пронеслась в голове расхожая фраза. И тут же: - Слава Богу, что дома проснулся, а не в морге».

Это было не с похмелья и - не шуткой.

Где-то полмесяца назад Олег действительно проснулся в морге. Как это произошло? Да очень просто. За неделю до того, как попал в морг, выехали на пикник: Олег и двое его приятелей. Каждый на своей машине, семьями. Расположились на берегу небольшой речушки. Как и положено, установили мангал, разожгли огонь. Всё приготовили, выпили под шашлык. А конец мая, жара. Светку, жену Олега, разморило. Она и прилегла на заднее сиденье его старенького мерса. Машина же стояла аккурат у самого берега, под уклоном, носом кверху. И как уж так получилось... то ли сам Олег забыл машину на ручник поставить, то ли дети баловались... Словом, машина покатилась с горки и вместе со спящей в ней Светкой съехала задом в речку. Спохватились, когда на поверхности воды крыша одна сверкала. Разумеется, переполох. Только Олег спокоен, как удав:

- Да хрен с ней, - ответил он, не моргнув и глазом. - Эта не утонет.

Никто тогда толком не понял, а может, значения не придал, что имел в виду Олег: то ли хрен с машиной, то ли с женой. Но когда Светку вытащили - в том месте неглубоко было - и передали ей слова мужа, напуганная и протрезвевшая вмиг Светка пришла в бешенство, такую сцену ему устроила, что пикник пришлось свернуть. А известно: женщину обидеть - себе дороже. Тем паче жену. Здесь уже, считай, пропал. Мстительная она, нет ли, а сделать может такое - врагу не пожелаешь.

Похоже, не простила Светка мужниных слов. Он же, беспечный и чуждый ухищрений, даже не подозревал, на что способна его обиженная супруга, какой коварный «подарок» ему приготовила. Как раз в день его рождения.

Впрочем, это лишь одни домыслы: Олег до сих пор не знает, чьих это рук дело.

День тот пришёлся на четверг. Олег тогда работал в первую смену. А работал он в автосервисе, жестянщиком. Больше десяти лет на одном месте, поэтому знал, что будут его поздравлять, что на «сухую» отработать не получится и надо будет, по заведённой у них негласной традиции, проставляться.

Короче говоря, к концу смены он уже был, что называется, нетранспортабелен. Его и отправили на такси домой. Если он что и помнил, то очень смутно. Помнил, что домой вроде бы доехал без приключений. Ещё помнил, как жена открыла ему дверь. Даже, как ему теперь казалось, припоминал несколько настороженный взгляд жены, её странную умилённо-коварную улыбку. Кого он не мог вспомнить, так это детей: то ли они были в другой комнате, то ли во дворе гуляли, то ли у тещи с тестем находились.

Не помнил он и праздничного стола, который по случаю его дня рождения обещала накрыть жена. Хотя... что-то всё-таки было. Он даже припомнил, как Светка усадила его за стол, сказала какой-то чудной тост и они, кажется, выпили. За его, естественно, здоровье, за его день рождения. А вот дальше... дальше ничего не помнил, как говорится, полная отключка.

Проснулся от холода. Сначала не понял, где находится. И как понять, если полумрак? Лишь почувствовал, что на спине лежит, необычно как-то, в очень неудобной позе, что будто бы снизу, под ним что-то твёрдое и бугристое, а под лопатками в спину что-то давит и мешает. Опёрся рукой, чтобы приподняться, да так и оторопел. Даже трудно сказать, что быстрее сработало - инстинкт или соображалка. Наверно, всё-таки чувство. Слева и справа от него кто-то лежал. И под ним, снизу, тоже кто-то лежал. А твёрдое и холодное, то, во что он упёрся рукой... Словом, те, с кем он находился, были как будто без признаков жизни.

Эта мысль пришла по двум причинам. Первую причину он объяснить не мог, ибо, как уже было упомянуто, сработало некое чувство, а вот вторую... кулаком надавить спящему на грудь с такой силой, с какой надавил своему соседу Олег, весивший под девяносто кэгэ... да-да, надавить живому человеку с такой силой, а тот - хоть бы хны, ноль эмоций, ни вздохов, ни ахов...

О-о, этот кошмар был пострашнее любого фильма ужасов. Потому что это был не фильм, а самая что ни на есть реальность. Когда он понял, где и среди кого находится, он не то чтобы оторопел - он был на грани предобморочного состояния. И если б не санитар морга, работавший в ту ночь и услышавший его дикий крик, трудно представить, чем бы для Олега закончилась вся эта история. Такого страшного потрясения он ещё не испытывал. И сейчас, лёжа на диване и глядя на люстру, вспоминая те ужасные минуты, он не мог смириться с мыслью, что всё это произошло с ним на самом деле. Ведь кому рассказать - не поверят! Да и сам он теперь с трудом верил, что с ним это случилось. Подобное, наверно, только в кино бывает.

Он уже почти не сомневался, что всё это подстроила Светка. В отместку за его глупый язык. Вот и поплатился. Но ведь он не со зла тогда брякнул - «хрен с ней», так, случайно вырвалось. И вообще... может, он и впрямь машину имел в виду, а не жену.

Но что было, то было. Да и мучило его теперь совсем другое, тем более что с того случая, с моргом, прошло достаточно времени, и на жену он зла не держал. Оставалась, правда, некоторая досада, но не более того.

Олег поднялся с дивана и, чувствуя сильную слабость, пошатываясь, прошёл на кухню. Взяв с плиты чайник, стал большими глотками пить воду. Руки слегка дрожали, а та, что держала чайник, и вовсе: передний зуб себе чуть не выбил металлическим носиком.

Утолив жажду, вернулся в комнату и плюхнулся на диван. Но не лёг, а сел, откинувшись на спинку. Хотел закурить, но вспомнил, что сигареты ещё ночью закончились. Смятая от них пустая пачка почему-то находилась в пепельнице, стоявшей на столе, а окурки были разбросаны на полу, вызывая лишь отвращение.

«Бардак», - тяжело вздохнул Олег, но не сдвинулся с места. По жизни он любил чистоту и порядок, к коим был приучен ещё с детства, особенно дедом, у которого в квартире всегда было чисто, аккуратно прибрано, всё лежало строго на своих местах.

Утомившись сидеть, прилёг и с мрачным чувством стал прокручивать в памяти то, что произошло с ним за последнее время. Случай с моргом тут же отбросил, вспоминать о пережитом кошмаре было тяжко. Несколько дней ему казалось, что он пропитался специфическим мертвецким запахом, что от него пахнет то ли хлороформом, то ли ещё чем-то. Почти весь день не вылезал из ванны, треть флакона Светкиного шампуня израсходовал, смывал с себя грязь и запахи. Не только рубашку с брюками, но и нижнее бельё сменил. А всё казалось, что запах остался.

Словом, рассудок помимо воли отказывался думать о времянахождении в покойницкой. И пару дней спустя, появившись на работе, Олег, всегда любивший поговорить и порассуждать, был немногословен. Но утаить всё равно ничего не смог, и уже к обеду все в автосервисе знали, что с ним произошло. И можно ли было утаить? Весь вид и поведение Олега указывали на то, что с ним произошло нечто из ряда вон выходящее. 

Бледный, заторможенный, точно зомби, он ходил по цеху, навлекая на себя разного рода неприятности: того и гляди - или под опускающийся подъёмник встанет, или электросваркой шибанёт его, или что-нибудь в этом роде с ним случится. Он и ушёл раньше. Вернее, отпустили его, сразу же после обеда.

«Лучше бы тогда до конца смены доработал, - думал Олег, лёжа теперь на диване, - возможно, в запой бы не ушёл».

Ведь после того как Семёныч, мастер смены, домой его отпустил, всё и началось. Или продолжилось. Сейчас уже и не поймёшь. Сначала с дружками во дворе, а потом и вовсе непонятно с кем и где.

И правильно, что Светка его выгнала - незаметно для себя перешёл он на самокритику - как знала, что жильцы съедут.

Он задумался: а не коварный ли тут подвох со стороны жены - сначала в морг, а потом из дома... Но что-то не сходилось, всё получалось естественно, и виноватым оказывался всё равно он. А жильцы, снимавшие квартиру, которую он сдавал, съехали чуть больше месяца назад. Правильнее сказать - вместе со Светкой они квартиру сдавали, просто квартира досталась Олегу от деда, который три года как умер. Так вот, если б не съехавшие жильцы, Олегу и ночевать негде было бы. Дружки, с которыми он последнее время пил, лишь до первого стакана дружки, пока выпивка есть. Или деньги. А коснись чего - если какие-нибудь неприятности - продадут за милую душу. Собутыльники, а не дружки.

«И зачем я во все тяжкие-то?!» - терзался Олег.

Под «тяжкими», конечно же, подразумевался запой, да такой продолжительный, что самому не верилось. Олег даже застонал, и в первую очередь от мысли, что ещё пару недель назад можно было бы всё поправить. Ну, прогулял он работу, сорвался, с кем не бывает... К нему даже Игорь приходил, накурник, в одну смену с ним выходили, так он рассказывал, что все его на работе понимают и сочувствуют. Начальство тоже навстречу пойдёт, прогулы оформят за его, Олега, счёт. Так что пусть он дурака не валяет: два дня на «акклиматизацию» - и в свою смену.

Олег сунул руки в карманы брюк с надеждой найти там какую-нибудь мелочь. И действительно в правом кармане обнаружил мятую купюру. Это была сторублёвка. Разгладив её и положив возле пепельницы, поднялся с дивана и начал искать деньги в джинсовой куртке. Обшарив все карманы, но так ничего и не найдя, снова завалился на диван.

«Интересно, Светке с зарплаты что-нибудь дал? Детям-то?..» - всё ещё тяготился он думами, стараясь хоть чем-то урезонить свою совесть. Но совесть мучила. И голова болела не столько с похмелья, сколько от мыслей. Неужели все деньги он вот так... на ветер? Найденная сторублёвка лишь усугубляла горечь вины. И что на неё купишь? Пару бутылок пива? Хотя бутылка пива ему сейчас не помешала бы. Но не хотелось выходить из квартиры, не хотелось ни с кем встречаться. Тем более с соседями, у которых и денег наверняка назанимал, и которые знали его как облупленного, знали о его загуле, так сказать, о дне его рождения. Ещё бы! Сам всем растрезвонил, что ему стукнуло тридцать три - возраст Христа.

Олега вдруг с какой-то надсадой задела мысль, что он посмел, пусть даже в такой, отвлечённой форме, провести некую параллель с Христом. «Что толку, - рассуждал он, - что достиг такого возраста? Что из того? Ведь если покаяться, как на исповеди, без утайки, во всей полноте, то грехов наберётся - не вагон, а состав железнодорожный. А он... возраст Христа...»

Дело в том, что эта квартира в двухэтажном кирпичном доме, построенном так давно, что Олег даже не знал, когда именно, и доставшаяся ему по завещанию от деда (хотя тот уже с отцовой мачехой жил, и претендентов на квартиру хватало), пробуждала в нем противоречивые воспоминания.

По рассказам деда, когда тот только-только въехал в этот дом, получив от исполкома комнату в коммуналке, в каждой комнате, даже на кухне, были печи-голландки. Топили углём, который хранили в деревянных сараях, недалеко от дома. У каждой семьи был свой сарай. Там же, при желании, конечно, держали скотину, большей частью мелкую.

То время Олег уже не застал. Помнил только сгоревшие остовы этих сараев. Их почему-то долго не убирали. Наверное, никому не было до них дела. И правда, кому это нужно, когда в стране полный бардак был. К тому же район давно газифицирован, и все дома снабжены горячей водой. Лишь лет десять назад всё, что оставалось на пепелище, сгребли и вывезли, а участок разровняли и заасфальтировали, сделав автостоянку. Детскую площадку тоже построили. Словом, облагородили территорию.

Так вот, Олег смутно помнил, что в одном из тех сараев, по слухам, конечно, кто-то то ли руки на себя наложил, то ли сгорел. И всё из-за того, говорили, что некие недостойные человека и противные Богу «параллели» проводил.

И ещё вспомнилось. Когда дед был жив, в большой комнате (вторая, маленькая, досталась ему позже как ветерану Отечественной войны), в её восточном углу, на полке, в киоте стояла икона. Олег до сих пор помнил её название - Почаевская Божья Матерь. Киот покрывал рушник - белый, с ярким красивым орнаментом. А ещё на полке, перед киотом, теплилась лампада. Олег, правда, не помнил, чтобы дед когда-нибудь её зажигал, но кажется, что фитилёк лампады как будто бы всегда горел. В общем, к иконе этой относился он очень бережно, ухаживал за ней, как за живой, и однажды, когда Олег очень уж раскапризничался - ему, наверно, года три было, - остерёг: «Будешь проказить, Боженька ушко отрежет».

Это так поразило его, так запало в память, что никакими словами не передать. И сейчас, не сказать чтоб очень ранимая, душа Олега хранила воспоминание о том давнем случае с неописуемо сладким трепетом. Вот почему, вспомнив про свой день рождения и возраст Христа, он вдруг обеспокоился. Да разве он, пусть даже косвенно, вправе сравнивать себя с Тем, Кто... Страсть-то какая!..

Олег снова поднялся с дивана и обвёл тяжёлым взглядом комнату. Он не надеялся найти в киоте старую икону, так как много лет её уже не видел. Она пропала. Когда? Трудно сказать. Первый раз сдавая жильцам квартиру и забирая личные вещи, уже тогда Олег икону не нашёл. Куда она подевалась, он не знал, и теперь корил себя. Даже что-то ёкнуло у него внутри, словно в душу что-то закралось, а по сердцу кто-то острым царапнул.

На всякий случай прошёл в маленькую комнату, оглядел и её. Но искать икону не стал, не было смысла. С тех пор как он последний раз её видел, в квартире несколько раз ремонт делали. Правда, чаще косметический, но всё же... могли и выкинуть.

От мысли, что икону могли выкинуть, он даже застонал. За все годы своей сознательной жизни ему впервые так жалко стало икону, а на сердце стало так муторно, что на глазах невольно выступили слёзы. Не склонный к сантиментам, прислонившись спиной к косяку, он стал медленно сползать вниз и, уже сидя на корточках, обхватив руками голову, тихо, с подвывом, снова простонал:

- Де-е-ед...

Во рту у Олега пересохло, но пить не хотелось. Он с трудом сглотнул то, что было слюной, поднялся с корточек и прошёл в ванну. Раздевшись, с минуту стоял под холодным душем. Лишь потом пустил горячую воду.

Мысли пришли в некоторый порядок, но легче не стало. Прогулы на работе, разлад в семье... Всё это давило, угнетало. И холодильник был пуст. А голод, как говорится, не тётка. Надо было что-то делать.

Наскоро побрившись, избавившись от недельной щетины, приведя себя, что называется, в божеский вид, вышел на улицу.

Солнце застыло в зените и безжалостно палило. Стоя у подъезда, под козырьком, огляделся. Густые заросли уже отцветающей сирени и деревьев скрывали обзор, но по доносившимся неподалёку голосам и звукам было ясно, что двор не безлюден.

Стараясь не попасться на глаза соседям, Олег осторожно перешагнул через низкий металлический штакетник и, пройдя вдоль стены дома, свернул за угол и пошёл по протоптанной тропинке через палисадник, в сторону высокого забора, где были выбиты доски. Он уже хотел было нырнуть в проём, как вдруг лицом к лицу столкнулся с Игорем.

- Надо же... - нисколько не удивился тот. - Как знал, что здесь надо идти.

Олег посторонился, уступая приятелю проход: не хотелось выходить на тротуар, где за забором среди прохожих немало знакомых, лучше уж в палисаднике поговорить.

- Куда направился-то? - спросил Игорь.

Олег пожал плечами: он и сам ещё не знал куда.

- Со Светкой-то как? Всё по-старому? Или?.. - Игорь сыпал вопросами, как компьютерная игра-стрелялка, не дожидаясь ответов. Казалось, они ему были не нужны. Вернее, он и так всё знал. Или догадывался.

- Денег не одолжишь? - мрачно оборвал Олег.

Игорь выдержал значительную паузу и, загадочно улыбаясь, полез в барсетку. Вынул сто долларов.

- Рублей нет?

- Есть, но тебе вряд ли хватит.

Олег почесал затылок и, словно сам делал Игорю одолжение, нехотя произнёс:

- Ладно, давай доллары. Только знай: отдам нескоро.

- Можешь вовсе не отдавать.

- Шутишь?

Игорь продолжал загадочно улыбаться, и эта загадочность сбивала Олега с толку, он даже внутренне напрягся, мысли замелькали одна хуже другой. Первая мысль: не продал ли он Игорю по пьянке свой мерс? Игорь давно хотел у него машину купить, сменить свою «девятку» на иномарку. А может, во время запоя Олег такое накуролесил, что сам теперь не помнит?.. 

- Да успокойся, - приятель вдруг понял, что перегнул палку. - Это твои сто долларов. Когда ты только... ну, словом, когда ты уже в загуле был, мы с тобой на улице встретились, случайно, ты мне двести долларов и отдал.

- Зачем? - не понял Олег.

- На сохранение.

- На сохранение?!

- Ну да. Ты так и сказал: на сохранение. За тобой тогда такой длинный хвост тянулся...

- Какой ещё хвост? - опять не понял он.

- Да пьянь вся местная...

Как уже сегодня случалось, Олег от досады чуть было не застонал, но перед Игорем показывать собственную слабость...

- А почему сто долларов, а не двести отдаёшь?

- Хм, - весело хмыкнул Игорь. - Да потому что сто долларов я тебе ещё неделю назад вернул.

- Зачем?

- Так ты ко мне домой ночью ввалился, в два часа... Всю семью разбудил. Такое устроил!.. Так что скажи спасибо, что хоть эти сто долларов сохранил. Ведь ты всё просил вернуть.

- Вот дурак-то!.. - вырвалось у Олега.

- Дурак?! - теперь не понял Игорь.

- Да я дурак, что сотку у тебя тогда забрал. И зачем ты только отдал её?

- Ну-у, брат... попробовал бы я тебе её не отдать... Ты бы весь подъезд на ноги поднял, всех жильцов разбудил бы...

Олег раздражённо махнул рукой: дескать, хватит, и так тошно.

Какое-то время стояли молча.

- Мне пора, - сказал Игорь, - на работу. У меня же вторая смена сегодня.

Вышли на дорогу, где неподалёку, на обочине, была припаркована машина Игоря.

- Ты это... прекращай с пьянством-то, - сидя уже за рулём, произнёс он. Включив зажигание и выжав сцепление, добавил: - Семёныч всё понимает. С начальством он договорится. Короче, он даёт тебе ещё один шанс: два дня. Не выйдешь - пеняй на себя.

И резко, не без лихачества, сорвался с места и укатил.

Когда машина Игоря, подняв клубы пыли, скрылась, Олег тут же направился к торговому центру, где находился пункт обмена валюты.

По пути, ещё издали, он заметил свой сверкающий на солнце рубиновый мерс. После неудавшегося пикника, тогда же вечером, иномарку вытащили из реки автокраном и на погрузчике привезли на автостоянку. Машина до сих пор не просохла, хотя все дни стояли жаркие, но оставлять её надолго с открытыми дверями и багажником Олег не решался: иномарка хоть и старая, но «начинка» в ней - любой шумахер позавидует. И как оставить её с настежь распахнутыми дверями и открытым багажником, да ещё на ночь?.. Тут же умельцы найдутся - до винтика разберут. А с охраны взятки гладки, сопи потом в две дырочки.

Машину, конечно, надо было бы отогнать в сервис, в котором работал Олег: там и охрана своя, и вообще - всё было бы по высшему классу, но так уж получилось - не сразу сообразил, не до того было, и в первую очередь - из-за скандала со Светкой. А потом и вовсе в загул ушёл. Так что теперь, после всего случившегося, Олег даже думать не хотел о том, чтобы загнать машину в сервис. 

Возле торгового центра он заметил тех, с кем не так давно, а возможно, ещё вчера, гужевался, скрашивал своё одиночество, был душой компании и, кажется, стихи Есенина читал. Стыд и совесть вдруг пробудились с новой силой и смешались воедино, во что-то такое, отчего Олег готов был провалиться сквозь землю.

Стараясь не глядеть на бывших собутыльников, пройти так, чтобы и его не заметили, сам себе удивлялся: неужели он с ними пил?.. с этими алкашами?!.

Он даже имён их толком не знал. Одного, что был в грязных мятых джинсах и в помятой же засаленной футболке, в шлёпанцах на босу ногу, звали не то Валёк, не то Витёк. Имени второго, одетого примерно так же, Олег вовсе не помнил. Близоруко щурясь, поднеся к лицу ладонь, этот второй тыкал в неё пальцем, похоже, пересчитывая мелочь.

Олег видел только двоих, но догадывался: где-то неподалёку слоняется и третий, и он в поисках, в надежде «настрелять» недостающие копейки, наскрести на чекушку или на «фуфырик» боярышника. А если повезёт, то и на бутылку «палёнки». Но самое большое везение для них, так сказать, спиртоносный клондайк - это, конечно, такие, как Олег, полупьяные обалдуи, которые после семейных ссор, почувствовав вселенское одиночество, обиду на всё и вся, находят понимание и уважение в первой же забегаловке, где их и раскручивают, как последних лохов.

Но проскользнуть незамеченным Олегу не удалось: как ни ускорял, ни замедлял он шаги, прячась за прохожими, в какой-то момент всё же попал в поле зрения вчерашних собутыльников. И «срисовал» его третий - тот, что слонялся в толпе возле торгового центра, у многочисленных мелких магазинчиков и палаток. Этот третий, примкнув к своим товарищам, делал жесты рукой в его сторону.

Олег ускорил шаги и, минуя торговый центр, перешёл по «зебре» на другую сторону дороги. Поменять доллары он решил в сбербанке, что находился в нескольких минутах ходьбы, за церковью, золотая маковка купола и крест которой хорошо теперь просматривались на фоне чистого неба, между верхушек деревьев и панельных высоток. Правда, густые кроны тополей, что росли вдоль тротуара, иногда закрывали купол и крест, но давали тень, которой, прячась от солнца, и старался держаться Олег.

У ворот церкви он остановился. Вблизи золотой купол и крест пылали на солнце так ярко, что, глядя на них, приходилось щурить глаза. Именно так, сощурившись, Олег перекрестился. Даже подумал: не зайти ли? Но что-то его останавливало.

Возле кованой калитки, в это время всегда открытой, на пластиковом столике был выставлен деревянный ящик для пожертвований. Иногда, проходя мимо, завидев этот ящик, украшенный скромной резьбой и накладным крестом, Олег, если находил у себя мелочь, то как-то поспешно и почему-то всегда смущаясь, крестился и, бросив деньги в прорезь, быстро уходил.

Вот и в этот раз, убедившись, что за ним никто не шёл, глядя на образ Божией Матери в арке над ажурными вратами ограды, вынул из левого кармана брюк сложенную вчетверо купюру и, чувствуя некоторую неловкость, быстро сунул её в прорезь деревянного ящика. И тут же остолбенел, словно его внезапно ударили чем-то по голове. Даже в затылке заломило. Он полез в правый карман и... не поверил своим глазам: в руке он держал сложенную вчетверо сторублёвку.

Как же так?!. Ведь он точно помнил, что положил доллары в правый карман джинсов, а в левом должна была лежать...

Его изумлению не было предела. И оно почти тут же сменилось таким отчаянием, что стало тяжело дышать. Возможно, действовала жара, а может, наступал пик похмельного синдрома. Но могло быть и то, и другое, и третье...

Олег стоял возле деревянного ящика и не знал, что делать. Сто долларов, будто с неба упавшие ему в руки, - которые ох, как пригодились бы ему теперь! - растаяли как дым.

Маленький замочек, запиравший ящик с тыльной стороны, можно было легко открыть или сломать, но подобная мысль показалась настолько дикой, кощунственной, даже страшной, что Олег невольно перекрестился.

«Да что же мне так не везёт-то!..» - с отчаяньем подумал он, глядя на образ Божией Матери над ажурными вратами, в неглубокой нише кирпичной арки. В какой-то момент ему даже показалось, что образ очень похож на тот, что когда-то стоял на полке в красном углу, в комнате деда. И сразу вспомнились слова: «Будешь проказить, Боженька ушко отрежет».

«Де-е-ед!.. - снова молча взмолился Олег. - Ну, хоть ты подскажи, что делать-то?..» 

Ему было плохо, силы почему-то внезапно оставили его, так что трудно было даже стоять.

За решётчатой оградой, на прихрамовой территории, под пышными кронами деревьев, там, куда падала густая и широкая тень, Олег заметил скамейки. А так как будничное утреннее богослужение давно закончилось - время близилось к обеду, людей, кроме обычных прохожих и зевак, не было. Олег, потоптавшись ещё немного у ящика, вошёл через открытую калитку во двор и направился к одной из скамеек.

Вязкий, прогретый солнцем воздух, его слабое колыхание под лиственной кущей, вызываемое едва ощутимым дуновением ветерка, затенённость и приятная прохлада этого уютного уголка - всё это создавало ощущение, что здесь даже дышать было легче.

Отсюда, со скамейки, хорошо просматривался фасад и южная сторона здания храма, можно было видеть центральные ворота и за ними пластиковый столик с ящиком для пожертвований, в который так опрометчиво Олег бросил стодолларовую купюру.

Конечно, деньги не то чтобы уж очень большие, но неделю, а то и больше он бы мог свободно продержаться, если сразу не придется возвращать то, что назанимал за последние дни. А назанимал он, похоже, немало. Всех, кто давал взаймы, сразу и не вспомнишь. Потому и не хотел встречаться с кем бы то ни было.

Олег смотрел в сторону кованых ворот и не замечал, как из глубины его сознания некая грешная мысль уже капельками просачивается в его сердце, оседает в нём, закрадывается в душу. Искушение было настолько велико, что внутри началась самая настоящая борьба.

«Встань и уходи!» - подсказывал рассудок. «Не уходи, - противилось в нём что-то, - посмотри, как здесь хорошо - тишь да гладь, да Божья благодать». «Иди же, нечего здесь делать!..» И наперекор в самом себе слышал: «Нет, посиди ещё. Там, за оградой, машины, пыль, сутолока, а здесь чудно... И деньги, их надо как-то вернуть».

Трудно сказать, чем бы закончилось противостояние чистого порыва с греховным помыслом, если бы не священник, появившийся так внезапно, будто из-под земли вырос. Олег и не заметил бы его, если б тот первым не заговорил:

- Сколько за вами наблюдаю, а понять не могу... Что-то тревожит вас, не так ли?..

«Не вовремя, ой, как не вовремя», - словно в чём-то уличённый, смутился Олег и поднялся со скамейки, намереваясь уйти.

Священник же, видя это, спросил:

- Торопитесь?

Олег даже усмехнулся: дескать, приставучий-то. Но теперь невежливо было бы вот так, не сказав ни слова, просто уйти.

- Никуда не тороплюсь.

- И то верно, - молвил священник, - торопиться не надо, а коль торопиться, то не спеша... а то мы всё бежим, бежим куда-то, да не оглядываясь, а времени всё равно не хватает. А у Бога времени нет. - Помолчал и добавил: - Впрочем, и медлить плохо.

«Философ», - опять усмехнулся про себя Олег, вновь усаживаясь на скамейку.

По правде сказать, священник ему сразу не понравился. В том смысле, что молодой, не старше Олега, наверно. А молодым какое доверие? Хотя... кто их сейчас разберёт, этих служителей культа? Иной строг, важен, брюшко наел и вроде бы в почтенном возрасте, а сбрей ему бороду - ничего особенно, вся почтенность вмиг спадёт. И этот вот - тучноват и рыхловат и ростом, кажется, удался, и во всём облачении, и с крестом, а щёки, как у младенца, румяные. И бородка жиденькая... ну, просто курам на смех.

- Вы почему-то в одну сторону всё поглядываете, - заметил священник и, достав из широкого рукава рясы носовой платок, промокнул пот на лице и на лбу, тонкими струйками уже начинавший стекать с бровей. Было видно, что он плохо переносил жару, даже дышал несколько тяжеловато и говорил с заметной одышкой. И потом, на протяжении всего разговора, он доставал платок и вытирал им пот.

На его замечание Олег промолчал: врать не хотелось, а говорить правду и вовсе.

- Вас как зовут?

«Вот достал-то», - начинал досадовать на себя Олег, что не ушёл. Но имя сказал.

- А меня - отец Григорий, - подсаживаясь к нему, представился священник.

«Тоже мне - отец...» - пронеслось у Олега в мыслях.

- А можно обращаться и так: батюшка, - простодушно продолжал отец Григорий. - Только вы мне так и не сказали, почему в ту сторону всё поглядываете, на ворота? Ждёте кого?

- Никого я не жду. Икона там, в арке, над воротами... - стал лукавить Олег.

- Что икона?.. - пытался понять отец Григорий.

- Красивая...

- Да, красивая... - священник спокойно, но так пристально смотрел Олегу в глаза, так глубоко проникал его взгляд, будто рентгеном просвечивал. Казалось, ещё мгновение - и он всё поймёт.

- Икона у нас дома была, - зачем-то сказал Олег, - Почаевская... тоже очень красивая. Пропала куда-то.

Олег вдруг поймал себя на том, что вроде как и не лукавит уже, ведь Почаевская икона Божьей Матери была и впрямь так красива, что он, тогда ещё совсем кроха, долго мог смотреть на неё. А иногда просил деда, чтобы тот взял его на руки и поднёс к иконе поближе, чтобы лучше разглядеть.

- В церковь-то ходишь? - спросил отец Григорий. Спросил так естественно, добродушно и так буднично, что Олег и не заметил, как священник перешёл с ним на «ты».

- Как вам сказать... - пожал плечами Олег.

- Как есть, так и скажи.

- Тёща больше. Жена иногда...

- А сам?

- Да времени всё как-то нет, работа...

- Ну да, ну да... - отец Григорий всё так же пристально смотрел на Олега.

- Дед мой сильно верующим был, - словно в чём-то оправдываясь, произнёс Олег и под взглядом священника потупился. Но тут же устремил взор на купол храма. - Икона у него была...

- Это я понял. - Отец Григорий погладил свою жиденькую бородку, провёл пальцами по наперсному серебряному кресту, как будто тоже погладил его. - Сам-то... в Бога веришь?

Олег слегка растерялся: ответить, что верит, будет неправдой, а если - не верит, вроде как тоже... неправда. Ведь внутри-то, в сердце, в душе, когда ему очень плохо, он, Олег, всё же иногда поминает Бога. Вот и сегодня вспомнил Христа...

«Господи, - негодовал уже Олег, - да что же этот поп душу-то из меня вынимает?!»

- Вы сами-то... верите? - дерзко, с вызовом, вырвалось у Олега.

- Верю ли?! - удивился отец Григорий. - Как же не верить-то?.. Потому и боюсь, и трепещу...

- Боитесь?! - теперь пришлось удивляться Олегу. - Чего же бояться, если вы в Бога верите?

- Оттого и боюсь, что верю.

- Вы же священник, чего же вам бояться?

- То-то и оно, что священник. И как не бояться-то?.. Да на мне грехов, поди, больше, чем на тебе, - без всякой затейливости ответил отец Григорий.

- Что ж вы такого сделали? - недоумевал Олег, с затаённым недоверием принимая слова отца Григория. И как такому верить? Румянец на лице, бородка жиденькая... Был бы он постарше да поопытней, духовно тонким, так сказать, можно было бы ещё поверить, даже посоветоваться. Хотя... старые тоже - такого тумана иной раз напустят, и всё о смирении, о милосердии... Слушаешь таких и диву даёшься: неужто всех за дураков считают? А этот и вовсе - как будто из семинарии недавно, жизни ещё не видел, а грехов успел нахвататься, как кот блох.

- Так что вы такое сделали? - повторил свой вопрос Олег, скрывая иронию.

- Да грех-то - не только в делах, но и в помыслах, - ответил отец Григорий. - За мысли греховные тоже отвечать придётся. Ведь я не святой.

- А святые - не люди, что ли, не человеки?

- Человеки, конечно же, человеки, - простодушно согласился отец Григорий, как согласился бы с ребёнком, которому не навредит и малое потакание. - Только они другие человеки.

- Что-то я не пойму: святой - он что, не такой, как...

- Такой, такой, - мягко, даже как-то ласково перебил отец Григорий, - да не такой...

Сбитый с толку Олег некоторое время молчал. Священник тоже вроде как не торопился с ответом.

- А можно объяснить как-то попроще? - слегка сдвинул брови Олег.

- Что именно?

- Чем отличается святой, скажем, от вас? Ну... не то чтобы от вас, а вообще...

- Что ж, можно и попроще. Во всяком случае, постараюсь.

На мгновение священник задумался. Но лишь на мгновение:

- У святого, а значит, у его души, нет изнанки, - начал он, - как, например, у жилетки или пиджака. У святого человека душа чистая и прозрачная, как солнечный свет, а у грешников эта изнанка есть...

- Подкладка, что ли?

- Пусть будет так, - не вступая в словопрение, сказал отец Григорий. - Только ведь и подкладка бывает яркой и красивой, не хуже, чем лицевая сторона, а всё равно остаётся подкладкой. Святой же человек - это и чудо Божие, и образ Божий. Вот ты говорил: икона у вас в доме была, красивая очень. Так святой - он, как икона, такой же образ, только живой. И это чудо! Потому и влечёт нас к святым, что в них живёт Сам Господь Своею благодатью, освещая нас Своим светом правды, чтобы мы грелись и утешались в этом свете.

- Говорите-то вы красиво, гладко, даже слишком гладко, а сами - встречали таких людей?

Отец Григорий грустно улыбнулся:

- Нет, не встречал. К сожалению, не встречал.

- Откуда же вы о них это знаете - благодать и всё прочее?..

- Да вот знаю. Как и другое знаю, - священник глядел Олегу прямо в глаза: - возомнил я о себе много, возгордился, вообразил о себе, что могу поучать и наставлять. И вот теперь - разглагольствую, сижу здесь без дела да советы даю, а это, может быть, и не полезно вовсе. Потому и получается, что из всех людей я самый грешнейший.

Отец Григорий тяжеловато поднялся со скамейки.

- Не пойму вас что-то, - поднялся и Олег, вовсе сбитый с толку словами священника.

- Вот-вот, я и говорю: коль не смог я донести до тебя то, что хотел, какой же от меня прок. Видно, не достоин ещё. И святые отцы говорили: ничего мы не можем по себе. Ровным счётом ничего...

- Можно вопрос?

- Отчего же нельзя, спрашивай, - сказал отец Григорий, но уже давая понять, что время, которое он уделил собеседнику, на исходе.

- Если, например... - начал, было, Олег и стушевался, раздумывая, как бы лучше выразить свою мысль. Образовалась неловкая пауза.

- Смелее... что - если? - пришёл ему на помощь отец Григорий.

- Если доллары в тот ящик бросить? - Олег указал в сторону церковных ворот, за которыми находился ящик для пожертвований. - Это как?..

- Что как?..

- Ну... если доллары туда... это правильно?

- Ах, вот оно что, - улыбнулся священник. - Понимаю. Занятный вопрос. По мне хоть их вовсе бы не было, этих долларов, всё горе от них. Ну а если нельзя иначе, что ж... кесарю - кесарево, как сказал Господь, а Богу - Богово. Но если есть выбор, лучше уж наши, а так... было бы не совсем безгрешно. - Немного подумал о чём-то и произнёс: - Ты в храм-то всё же приходи. В субботу. Или в воскресенье. Как сможешь, так и приходи. Всё будет хорошо. Всё наладится у тебя. Ты только терпи. Бог терпение любит. Если есть терпение, всё можно преодолеть. Он же нас любит, Бог-то. Это мы Его по лености нашей да по нерадению предаём. Как Иуды какие. Только тот один раз предал Христа, а мы предаём его каждый раз. Оттого и беды наши. - И напоследок ещё добавил: - А Почаевская, икона-то, никуда она не пропала, здесь она, - отец Григорий слегка коснулся ладонью груди Олега. - Береги её. А время придёт - и явится она тебе. Во всей красе и славе. Теперь же иди, - и священник осенил Олега широким крестом.

Олег даже не понял, как так получилось, что он безропотно, не сказав ни слова, направился по солнечной прогалине к церковным воротам. Сердце, вернее, то место, которого коснулся отец Григорий, приятно ныло. Казалось, что на рубашке, с левой стороны, остался невидимый отпечаток его ладони. Но самое главное было в том, что Олег был спокоен и верил в то, что всё у него будет хорошо.

 

... Ни в субботу, ни в воскресенье он в церковь не пошёл. Да и в последующие выходные тоже. Как только Олег помирился с женой, а это произошло на следующий день после знакомства с отцом Григорием, весь их разговор как-то вылетел из головы. К тому же работал почти без выходных. Да и жильцов подходящих, чтобы сдать квартиру, надо было найти. Словом, заела суета. Появился он в церкви лишь месяц спустя, и то когда воскресное богослужение закончилось.

Храм был пуст, только в его притворе две пожилые женщины, одетые в тёмное, и в тёмных же платках, о чём-то негромко переговаривались. Та, что стояла за свечным столиком, обратила на него внимание, вопросительно взглянув.

- Мне бы отца Григория, - сказал Олег.

- А нет его.

Странно, но у Олега почему-то защемило сердце. Спрашивать вдруг расхотелось. Возможно, причиной было тёмное облачение женщин. И всё же спросил:

- А где он?

- Ты сам-то кем будешь? - подала голос вторая женщина, видно, помощница первой. Она стояла возле открытого шкафчика и раскладывала по полочкам мелкую церковную утварь.

Олег неловко пожал плечами:

- Так... знакомый.

- Ну, если знакомый... в больнице наш батюшка. Сердце у него слабое. А тут ещё жара эта...

- Да, припекло батюшку, - снова подала голос та, что стояла за столиком. - И ведь не знал никто. А гипертония - дело не шуточное.

Олег даже некоторое облегчение почувствовал, а то уж, было, подумал...

- Я что-то тебя не припомню, - уже пытливо посмотрела на него женщина, что копошилась возле шкафчика. - Ты из наших ли?

Олег растерялся.

- Ой, Антонина, да ты что такое несёшь-то? Из наших, не из наших... Что человека в краску-то вгоняешь?

- Я что, я ничего... - стала оправдываться Антонина, - спросила только.

- Ишь ты, спросила... То юбку короткую заметишь, то брюки в обтяжку... Каждого одёрнешь. Разве так можно? И батюшка тебе не раз говорил: нельзя судить человека по внешности. А ты, мил человек, - обратилась уже к Олегу, - коли знаком с батюшкой, молись за него.

- Молиться... - вовсе растерялся Олег.

- Ну да, за скорейшее выздоровление батюшки, авось на Ильин и вернётся.

- Дай-то Бог, - перекрестилась та, что звали Антониной, - ведь совсем молодой. Ему, поди, и пятидесяти нет, а уже по больницам...

- Сорок семь недавно было, - ответила другая.

Олег слушал и недоумевал: ведь думал, что отец Григорий, если и старше его, то не намного, а получается...

- Вы сказали, что надо молиться за батюшку, - он не смог бы объяснить, как вырвались у него эти чудные, как будто вовсе не его слова, но они вырвались, произнеслись сами собой, словно кто-то подтолкнул выговорить их вслух. Он даже немного удивился себе.

- Ну да, молиться, - повторила та, что находилась у столика. - Утречком или вечером встал - и помолись. Читай и молись. Чтением человек освящается. Так наш батюшка говорит.

- Не умею я, - признался Олег.

- Да это нетрудно. Главное, чтоб от сердца молитва шла.

- Я и слов-то не знаю.

- А ты вот это купи, здесь всё есть, - женщина взяла с полки небольшую в переплёте книгу и положила на столик так, чтобы Олег мог прочитать название. - Тут всё просто, - продолжала она, - раскроешь книжечку и найдёшь, что тебе надо.

 

Он шёл домой, неся в красном целлофановом пакете «Молитвослов». Шёл и всё больше себе удивлялся, что купил то, что отродясь и в мыслях-то не держал, что ещё недавно - да что там недавно! - никогда в жизни не купил бы. Но вот случилось же... Сказать кому из своих - не поверят. Хотя... про морг-то поверили, про то, как он в морг-то попал...

Олегу вдруг припомнились слова отца Григория, что всё будет хорошо, всё наладится.

А на Ильин день, Бог даст, и батюшку из больницы выпишут.            

Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите "Ctrl+Enter".
Подписывайте на телеграмм-канал Русская народная линия
РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям.
Комментарии
Оставлять комментарии незарегистрированным пользователям запрещено,
или зарегистрируйтесь, чтобы продолжить

Сообщение для редакции

Фрагмент статьи, содержащий ошибку:

Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta

Полный список организаций, запрещенных на территории РФ, см. по ссылкам:
http://nac.gov.ru/terroristicheskie-i-ekstremistskie-organizacii-i-materialy.html

Иностранные агенты: «Голос Америки»; «Idel.Реалии»; «Кавказ.Реалии»; «Крым.Реалии»; «Телеканал Настоящее Время»; Татаро-башкирская служба Радио Свобода (Azatliq Radiosi); Радио Свободная Европа/Радио Свобода (PCE/PC); «Сибирь.Реалии»; «Фактограф»; «Север.Реалии»; Общество с ограниченной ответственностью «Радио Свободная Европа/Радио Свобода»; Чешское информационное агентство «MEDIUM-ORIENT»; Пономарев Лев Александрович; Савицкая Людмила Алексеевна; Маркелов Сергей Евгеньевич; Камалягин Денис Николаевич; Апахончич Дарья Александровна; Понасенков Евгений Николаевич; Альбац; «Центр по работе с проблемой насилия "Насилию.нет"»; межрегиональная общественная организация реализации социально-просветительских инициатив и образовательных проектов «Открытый Петербург»; Санкт-Петербургский благотворительный фонд «Гуманитарное действие»; Мирон Федоров; (Oxxxymiron); активистка Ирина Сторожева; правозащитник Алена Попова; Социально-ориентированная автономная некоммерческая организация содействия профилактике и охране здоровья граждан «Феникс плюс»; автономная некоммерческая организация социально-правовых услуг «Акцент»; некоммерческая организация «Фонд борьбы с коррупцией»; программно-целевой Благотворительный Фонд «СВЕЧА»; Красноярская региональная общественная организация «Мы против СПИДа»; некоммерческая организация «Фонд защиты прав граждан»; интернет-издание «Медуза»; «Аналитический центр Юрия Левады» (Левада-центр); ООО «Альтаир 2021»; ООО «Вега 2021»; ООО «Главный редактор 2021»; ООО «Ромашки монолит»; M.News World — общественно-политическое медиа;Bellingcat — авторы многих расследований на основе открытых данных, в том числе про участие России в войне на Украине; МЕМО — юридическое лицо главреда издания «Кавказский узел», которое пишет в том числе о Чечне; Артемий Троицкий; Артур Смолянинов; Сергей Кирсанов; Анатолий Фурсов; Сергей Ухов; Александр Шелест; ООО "ТЕНЕС"; Гырдымова Елизавета (певица Монеточка); Осечкин Владимир Валерьевич (Гулагу.нет); Устимов Антон Михайлович; Яганов Ибрагим Хасанбиевич; Харченко Вадим Михайлович; Беседина Дарья Станиславовна; Проект «T9 NSK»; Илья Прусикин (Little Big); Дарья Серенко (фемактивистка); Фидель Агумава; Эрдни Омбадыков (официальный представитель Далай-ламы XIV в России); Рафис Кашапов; ООО "Философия ненасилия"; Фонд развития цифровых прав; Блогер Николай Соболев; Ведущий Александр Макашенц; Писатель Елена Прокашева; Екатерина Дудко; Политолог Павел Мезерин; Рамазанова Земфира Талгатовна (певица Земфира); Гудков Дмитрий Геннадьевич; Галлямов Аббас Радикович; Намазбаева Татьяна Валерьевна; Асланян Сергей Степанович; Шпилькин Сергей Александрович; Казанцева Александра Николаевна; Ривина Анна Валерьевна

Списки организаций и лиц, признанных в России иностранными агентами, см. по ссылкам:
https://minjust.gov.ru/uploaded/files/reestr-inostrannyih-agentov-10022023.pdf

Геннадий Михайлович Карпунин
На кладбище
Стихи
10.04.2025
Маска
Рассказ
28.03.2025
Чемпион
Рассказ
03.03.2025
Морфиновая помпа
Памяти моей жены киносценаристки Виктории Евсеевой
28.01.2025
Все статьи Геннадий Михайлович Карпунин
Последние комментарии
Сможет ли монархическое движение снова стать силой?
Новый комментарий от учитель
03.05.2025 00:01
Как нам пройти между белогвардейщиной и большевизмом?
Новый комментарий от Тимофей56
02.05.2025 23:53
Аэропорт «Сталинград»: вопросы
Новый комментарий от Потомок подданных Императора Николая II
02.05.2025 23:47
А не читает ли Владимир Путин «Русскую народную линию»?
Новый комментарий от Туляк
02.05.2025 23:20
Да поможет нам… Сталин!?
Новый комментарий от Туляк
02.05.2025 23:10