От редакции. Андрей Савельев не смог принять участие в круглом столе «Извлечены ли уроки из гражданской войны в России? К 90-летию Русского исхода», но предложил для публикации свою статью, написанную по мотивам тезисов непрозвучавшего выступления.
Кризисное состояние сознания, которое переживает любой народ в своей истории, означает обращение ранее инертных масс к тому, что ими может быть понято и использовано при формировании политических предпочтений - к символам.
Символизм революции и гражданской войны закладывался у нескольких поколений жителей СССР с детских лет. Лишь незначительная часть населения была способна критически или хотя бы скептически воспринимать пропаганду. Упрощенный подход позволяет без особых усилий сформировать картину мира, в которой личность чувствует психологический комфорт. Одно из условий комфортного самоощущения - возможность консолидации вокруг определенной идеологической символики. Такая консолидация порождает отношения доверия и проводит жесткую границу «свой-чужой». В 30-е годы ХХ века подобная консолидация обеспечила существенный рост производства, а также массовое одобрение жестоких расправ с истинными и мнимыми оппозиционерами сталинского режима.
Вместе с исчерпанием масштабных задач и отступлением событий революции и гражданской войны в прошлое, символическая консолидация постепенно рутинизируется, утрачивает живость и практическую ценность. Скепсис нарастает, излишнее идеологическое рвение вызывает усмешку или недоброжелательное отношение. Возникает запрос на новое понимание истории и своего местам в ней.
Запрос на символизацию представляет собой потребность заменить пространный анализ простым напоминанием о его конечных выводах. Когда конечные выводы, превращаясь в символы, подкрепляются жизненными обстоятельствами, история кажется понятной. Как только жизнь и символика расходятся между собой (исчезает слой лиц, для которых символы являются не формальными, а священными), потребность в переосмыслении истории вновь заявляет о себе.
Русские, будучи историческим народом (в понимании Гегеля), в течение веков сложили в своем самосознании потребность в осмыслении и переосмыслении истории. Ценность древности и ценность летописания нам известна со времен Руси изначальной.
Продолжение непримиримого противостояния приверженцев различных идеологических концепций в течение последнего столетия и более, необходимо связывать не только с особенностями переживаемого периода (политика опирается на массовую пропаганду), но и с особенностями национального характера. Русские ищут историческую правду. Но русские в своей страсти к пониманию истории оказываются слишком доверчивыми, падкими на шумные разоблачения и неумеренные прославления прошлого.
В конце 80-х годов ХХ века ожидание новой исторической концепции совпало с либерализацией режима, и Россию наводнили многочисленные публикации, «разоблачавшие» предшествующую историю и опровергавшие жизненность коммунистического и советского символизма, в котором к тому времени творческий импульс уже перестал угадываться. Прежние символы были дискредитированы, возникли антисимволы и иные символические комплексы, описывающие историю. Произошел раскол на различные политические группы. Этот раскол сохранился по сей день, усилившись в связи с отсутствием у власти концептуального подхода к истории.
Прослеживается четкая ориентация основных идеологических предпочтений на определенные исторические этапы, которые определяются как ключевые, а все остальные считаются второстепенными, не определяющими будущее. Коммунисты и социалисты ориентируются на символизм режима 1917-1991, в котором компартия создала разнообразный символьный ряд и разветвленную политическую мифологию. Либералы ориентированы на период после 1991 года и разоблачительный пафос в адрес коммунистической политмифологии, который предложил множество альтернативных смыслов исторических событий на рубеже 80-90-х годов, а также символические контуры будущего, подобранные в идеализированных образцах зарубежных стран. Традиционалисты ориентированы на имперский символизм и понимание истории как возрождения величия России до 1917 года. Помимо этих основных ориентаций существуют и смешанные. Кризис мировоззрения нации демонстрирует нарастание именно смешанных подходов, в которых соединяется несоединимое: православие и сталинизм, коммунизм и национализм, либерализм и социализм.
Одно из политологических определений гласит: политика - это сублимированная гражданская война. Или война, проводимая «иными средствами». Это может быть словесная парламентская схватка, полемика в СМИ, научные дискуссии по поводу того или иного понимания исторических фактов. Вместо того, чтобы поливать друг друга свинцом, противники поливают друг друга потоками слов.
В русской политике гражданская война продолжается в «холодной» форме с возрастающей интенсивностью - вплоть до формирования культовых фигур. По сути дела, выбор таких фигур предопределяет идеологический вектор, какой бы словесной эквилибристикой он не скрывался.
Наиболее остро в современной России противостояние между «красными» и «белыми». Гражданская война не исчерпывается, ролевые позиции привлекают достаточно много энтузиастов, готовых играть по прежним правилам «войнушки». Пока в словесных баталиях, переходящих в оскорбления. Но в условиях всеобщей криминализации, политика также может превратиться в обоснование преступных действий - породить «робингудов», мстителей и экспроприацию экспроприаторов. Классовая война - вожделенная цель многих политиков. Они видят себя вождями в этой войне.
Позиционирование больших масс народа в духе двухполюсной схемы было одной из технологий, разрушавших патриотическое движение. Схватка между коммунистами, пытающимися выступать от имени народных масс, и антикоммунистами, отстаивающими интересы элит и эффективную организацию современной экономики, постоянно выдвигалась вперед с целью затушевать действительно важные мировоззренческие проблемы.
В настоящее время эта поляризация, спадавшая в течение второй половины 90-х годов, снова начала обостряться. Упрощенное понимание истории вновь требует символизма гражданской войны. И вновь в этом противостоянии патриотические силы, традиционалисты, русские националисты оказываются вне игры. Собственно, «гражданская война» в форме информационных кампаний преследует именно эту цель: подменить стоящие перед страной национальные вопросы чисто социальными. И вновь разодрать Россию на куски. В самом худшем случае пустить Россию по пути Европы - в тупик деградации суверенитета и размывания национальных интересов. Только в условиях крайнего материального неблагополучия.
Поиски священных фигур в истории связаны более всего с тем, что действующие лидеры не удовлетворяют потребностям людей, ищущим во власти силу авторитета, вокруг которого можно было бы сплотиться. Владимир Путин не смог сыграть роль такой фигуры. Его авторитет разрушился в результате крайне неэффективного управления и противоречивой риторики, демонстрирующей симпатии более всего к ельцинскому периоду - самому разрушительному для страны. Угасание авторитета Путина породило всплеск интереса к фигуре Сталина, за которым тянулся шлейф символизированных смыслов, в основном привязанных к Победе 1945 года. Именно такой Сталин и нужен как символ - Сталин в момент национального триумфа. Вместе с тем, за данным символом тянется и вся прежняя смысловая ткань истории, пошитая в мастерских коммунистических политтехнологов. От символа до идеологии, его породившей, очень короткая дистанция.
Нация требует побед, а главная победа ХХ века связана со Сталиным. Нация требует жестокой кары для чиновников, и эта слава вновь за Сталиным - перелицованная историческая информация о репрессиях в таком виде становится удобным идеологическим продуктом. Эти черты сталинизма совпадают с требованиями национальной диктатуры: 1) защита русской истории, истории ее побед от фальсификации и осквернения, 2) милитаризация (возвращение в общество воинского духа и военной подготовки, а также восстановление боеспособности вооруженных сил), 3) уничтожение олигархии, обуздание бюрократии и истребление коррупционеров и организованной преступности. Но вместо всего остального, что требуется для национальной власти, символы сталинизма обещают 1) воинствующий атеизм, 2) извращение русской истории, 3) утверждение новой партийной номерклатуры, 4) агрессивность во внешней политике, 5) забвение всего русского и новый виток интернационализма. И так далее. Разумеется, Сталин из могилы не встанет, но возродятся похороненные, казалось бы, интерпретации истории и политические суждения, которые довели СССР до развала.
Сталин становится фигурой, противопоставленной Ельцину, Гайдару, Черномырдину, Чубайсу и прочим. Преимущество сталинизма - в том, что недовольство его деятельностью давно в прошлом, а идеализированный образ давно сложился в целостный символ. Как антипод олигархии он кажется очень удобным. Поэтому коммунисты становятся сталинистами, к сталинизму все больше подтягивается патриотическая публика, сталинизм пытаются совместить не только с национализмом, но и с вековой русской традицией. Это тупик.
Подобная поляризация означает, что национальные силы вновь проиграют. Лидерами сталинизма, бесспорно, останутся коммунисты. Помимо коммунистов сталинизм политических перспектив не имеет. Но мало того, коммунисты непременно проиграют противостояние с олигархией, поскольку их руководители давно встроились в олигархический режим и готовы лишь к тому, чтобы приобщиться к власти - примерно как это произошло в 1991-1992 году с лидерами демократического движения. Всплеск социального протеста имеет вождей, уже готовых к предательству. Такова цена символизма гражданской войны, в которой концентрация антиолигархических смыслов происходит вокруг фигуры Сталина.
Как историческая фигура, Сталин совмещает в себе образ палача и образ победителя. Сталин как символ не может совмещать два этих образа. Именно поэтому в настоящее время происходит интенсивное отмежевание сталинистов от всех фактов, которые каким-либо образом дискредитируют Сталина как организатора уничтожения Российского Государства в 1917 году и автора массовых репрессий, затронувших вовсе не только коммунистическую номенклатуру и партийных радикалов-интернационалистов. Либеральные, олигархические круги заказывают иной портрет Сталина - тирана и узурпатора. Но чем от имени режима больше предлагается такая смысловая нагрузка на историческую личность, тем большее отторжение она вызывает.
Фигура Сталина будет порождать гражданскую войну в России до тех пор, пока не иссякнет социальный конфликт. А он обещает быть длительным, ибо олигархия не уступит своего и бросит огромные ресурсы на подкуп лидеров антиолигархического движения, применит самые жестокие репрессии (может быть, даже демонстрируя приверженность методам Сталина в этом вопросе). Противопоставить этому кроме мифологии коммунизма будет нечего, если патриоты добровольно растворятся в коммунистических колоннах и будут грезить о некоем смысле истории, которые примиряет жертв и палачей.
Уникальность личности Сталина во многом определена его долгожительством: образовались два противоречивых для национального сознания образа - палача и победителя. Отделить Победу от Сталина можно: он не был гениальным полководцем. Но тогда его фигура должна быть замещена какой-то достаточно яркой (например, маршала Жукова). Увы, пропагандистская машина олигархического режима ни в коем случае не даст этого сделать. Потому что режиму крайне невыгодно, чтобы русская история была осмыслена как нечто, происходящее помимо воли коммунистического руководства и коммунистической доктрины. Если русский народ по своей природе коммунист, то против него все средства хороши, и они будут введены в действие с привлечением ресурсов мировой олигархии. Русские в марксистском духе будут определены как «реакционный народ».
Тупик гражданской войны состоит в том, что выхода из него нет ни с «красными», ни с «белыми». Ни со Сталиным, ни с Сахаровым (представим эту символическую фигуру как божество либералов). Покончить с гражданской войной примирением невозможно. Гражданская война оттого и возникла, что стремления примириться или договориться не просматривалось. Выход может быть только в иной плоскости: не правы и те, и эти.
Антисталинизм в либеральных кругах - это использование правды истории против России. От такой «правды» народ уже отвернулся. Но это не значит, что он повернулся к Истине. Ему тут же предложили прежнего кумира со всем «хозяйством» исторических смыслов, выдержанных в духе коммунистической пропаганды. И если народ «повелся», значит, он идет все в том же направлении - к историческому небытию.
Проблема патриотического движения состоит в том, что у него нет единого понимания смысла русской истории. А это значит, что нет и символической фигуры. Консолидация вокруг образа Николая II пока не приобрела значимого размаха. Иной символической фигуры, вероятно, у русского народа никогда не будет. Но против нее действует наследие прежнего коммунистического символизма, фальсификации истории, которые приняты также и антикоммунистическими силами.
Часть патриотически настроенной молодежи доходит до абсурда - подхватывает как символ фигуру Гитлера - палача и лузера одновременно. Тупиковость и маргинальность такого выбора очевидна: она на руку врагам России, которые подталкивают нас к решению: Сталин хуже Гитлера или «один другого стоят». В результате у России не остается смысла существовать - как не осталось никаких смыслов существования у гитлеровской Германии. Убить символизм Победы - это в том же духе, что и убийство памяти о мученичестве русского народа под пятой террористического режима большевиков.
Выход из гражданской войны может быть только один: в символизме и смыслах русской истории, заложенных в вековых традициях, сложившихся в имперский период и пронесенных русским народом до нынешних дней вопреки доминированию русофобских и нерусских начал во власти. Мы можем делать ставку только на русскую традицию, в которой есть свой собственный символизм прошлого, перед которым фигура Сталина должна поблекнуть и отступить в тень. Вместе с ней отступит и гражданская война. Сталин станет всего лишь исторической фигурой - подобно Наполеону. Его заслуги будут признаны, его преступления оценены, его роль в истории не преувеличена и не вознесена над ролью русского народа.
