Что может объединить русских?

Дискуссия о монархии, запущенная провокативной статьёй Владимира Блинова приняла постепенно характер, ну, конечно ещё не лавины, но, как минимум, новой волны. Выступили и отстрелялись публицисты и сотрудники РНЛ Николай Бондаренко, Павел Тихомиров и главред РНЛ Анатолий Степанов. Залп напалма со страниц «Русской идеи» Мих. Назарова дали стратегические орудия философа Виталия Даренского. Наконец, мой скромный ответ опубликовал сайт «Завтра».

Владимир Блинов, в свою очередь, ещё раз ответил своим яростным оппонентам, показав тем самым, качества настоящего бескомпромиссного бойца.

Правда с философским обоснованием позиций дела обстоят похуже.

Прочитав ответ на свою статью, я, честно говоря, не знаю, как на него реагировать. Автор просто ещё раз повторил тезисы предыдущей статьи, которые я уже подробно разобрал и контр-аргументировал в своем ответе. Причем так, как будто мою статью вовсе не читал.

И в этом, надо сказать, вообще главная проблема русских споров. Русский человек - сам себе царь. В голове его - собственное царство, а все иные прочие ему просто не надобны. Потому всякий спор у нас превращается в разговор слепого с глухим. Всякий человек в России ведет себя как абсолютный суверенный монарх с собственной картиной мира в голове, раз и навсегда утвержденной. Все, что еще надо ему от мира (чаще нет, но иногда да) - разослать гонцов и объявить своим подданным свой монарший указ. Исчерпав на сем свою миссию, русский человек с чувством исполненного долга возвращается на персональный трон.

Что, кстати, еще раз доказывает, что в сердце каждого русского (назови он себя хоть партократом, хоть груздем) живет монархия, и в глубине души каждый считает законным прецедентом на русский трон (уж я бы показал! расставил бы все по своим местам!)

И потому же, невзирая на пресловутый коллективизм (конечно, нет, коллективизм – у немцев, у нас – каждый себе суверенная монархия), русских невозможно по-настоящему собрать ни в какую партию, союз, даже артель (еще Пушкин говорил о том, как царственно ведет себя в России всякий крестьянин).

И если евреи мгновенно готовы собраться (если это сулит им гешефт) в любую партию: большевиков, эсеров, союз правых сил или кружок чтения Торы; если немцам достаточно идеи (например, объединяющей всех немцев идеи национал-социализма), то что может объединить русских?

Да почти ничего. Разве что только образ более великий, чем он «сам себе персональный монарх»: Спас Нерукотворный, Пушкин, Царь. И никак иначе. Никакие жалкие потуги идеократий, партократий и прочих безликих идеологем, какими бы томами «капиталов» или «кратких курсов» они ни поддерживались, объединить русских людей невозможно.

Только – Лик.

Сталин кстати, в отличие от Ленина, это прекрасно понял, обожествив (в 1937 году) Пушкина. Ленина, правда, он тоже обожествил. Но то был бог партократии, а Пушкин - стал богом русского сердца. Это был выстрел в десятку, и он сработал. С Пушкиным во главе Россия смогла преодолеть и большевистский ад партократии, а также выстоять и остаться Русью-Россией даже в не менее адские времена постпартократии и постмодернизма.

Итак, в России Лик - всё, Идея (а уж тем более идеология, идеократия) - ничто. Конституцию у нас всегда будут путать с женой великого князя Константина, и на этом все будет заканчиваться.

На Руси был, есть и будет только один верховный лик и его верховное слово, все остальное - суета и томление духа. Нравится-не нравится, хорошо-плохо, но это так. И с этим всем придется считаться.

Любой кружок читателей торы, назовись он Союзом правых сил, РКП(б), КПСС, Государственной думой или либеральной оппозицией (зачеркнуто) демократией, обречен, если во главе его не будет мелькать какая-нибудь крайне харизматичная рожа. Да и с рожей, рано или поздно, будет обречен. Ибо русское сердце успокоится, а Русь-Россия взыщет и исторгнет из своих недр ему навстречу либо Царя, либо великого Вождя. Третьего не дано.

Есть, правда, и ещё одна проблема на Руси. Сколь бы и какие споры ни велись здесь, до каких бы высот обобщений или истерик они ни поднимались, всё они равно канут в лету, не произведя ни малейшего всплеска, не потревожив ни русского уха, ни ока. Русь останется всё той же - безмолвной, бестрепетной, недвижимой. Как и тысячу лет назад. Ей всё - Божья роса.

В России за десять лет меняется всё, за сто лет ничего - золотые слова. В России один день как тысяча лет, и тысяча лет как один день. Полтысячелетия вдох, полтысячелетия выдох - таков ритм русской жизни. Русский – вечный Обломов, с глазами, вполовину полными русской ленью, вполовину – божественным созерцанием. Западным шольцам-фаустам, пытающимся заново перетворить природу, здесь смерть.

Россия – особое место, где сквозь время проступает вечность. Россия граничит с Богом, Россия граничит с бездной. И если немец понял это (Рильке, Шубарт, Шпенглер, Ильин), он навсегда стал русским, отрекшись от немецкого деятельного духа. Так же, как путник, томимый духовной жаждою, достигнув пределов на путях мира, вступает в монастырь духа.

Россия - это Индия духа в своих созерцаниях; и это - турецкий базар в своих хлопотах. (Проще всего, захоти мы превратиться в европейца ли, азиата ли, превратится нам именно в Турцию). А еще более Россия – это Древний Египет, и дальше, дальше, в самый палеолит. Потому сфинксы Аменхотепа на берегах Невы и Пальмира на Северном полюсе - это не сбой парадигмы, это – конец времен, глядящий в свое начало. Потому России внятно все, сама же она – безмолвствует. Россия знает всех, ее же - никто не знает.

«Тебе ж нет отзвука, поэт…». Помните конец сцены «Колокол» в «Страстях по Андрею» Тарковского? Колокол вот-вот ударит, Русь затаила дыхание, и только на переднем плане балаболят на своем тарабарском языке двое европейцев, приятелей князя… Такова бездна между Русью и Европой (да и Азией тоже) с её идеологиями, партиями, идеократиями и абстрактными философиями. Царь-Колокол – единственное, что здесь будет услышано. Единственное, что вообще будет иметь смысл в созерцательной покое этой тысячелетней «безоконной монады» (по Лейбницу).

И потому, наверное, Русь не услышала вовремя даже Пушкина, который был на три головы выше славянофилов. Не услышала и славянофилов, которые были на две головы выше либералов. Да и масонский «орден русской интеллигенции» никогда бы не услышала, не смотря на все громадные в него вложения, тотальную пропаганду газетных листков и невероятную активность его идеологов-комиссаров, если бы мировой масонерии, при помощи организованной ею мировой войны, революций и хаоса, не удалось спились Великий Дуб русского Лукоморья - русского бытия и русской монархии…

Лишь тогда Русь окунулась в эсхатологический ад европейско-иудейской партократии-идеократии. Окунулась потому, что пришло её время. Её, как катехона, как Сфинкса, молчаливо устремляющего свой тысячелетний взор в самый конец времен и созерцающего багровый эсхатологический закат мира… Катехона, призванного к тому, чтобы именно в этот, последний час мира, проснуться, встать со своей тысячелетней печи, стать самой собой, и – ударить в свой вечный колокол: единственный и последний раз.

Так, чтобы все рыбки в прудах своих персональных империй, своих маленьких идеологий, своих крошечных абсолютистских монархий – вздрогнули, вострепетали. И - тоже проснулись. Ибо пришёл час – последний час мира, последний час царства, последней трибуны для последнего Русского слова.

«Россия - судебный приказ Европы», - заметил Пушкин. И вот приходит час России высказать последнее слово своего суда. Не только Европе, но и миру в целом. И оно обязательно прозвучит, отразившись в Великом Сфинксе – от конца времен к самому их началу…

Вот, наверное, и все, что хотел бы я добавить к ранее сказанному, ознакомившись с новой статьей Владимира Блинова.

Россия не терпит суеты. В России надо жить долго. Россию нельзя судить по европейским или еще каким бы то ни было законам. Россия сама кого хочешь засудит. С этой великой Вещью-в-Себе надо просто иметь дело. Или не иметь – себе же дороже. Оставив русских в покое – самим решать свои тысячелетние дела, и свои семи-тысячелетние споры. Благо, последний час последнего тысячелетия на дворе.

И да, это все, что хотелось сказать по существу.

Что же касается нашего маленького спора, то можно просто еще раз артикулировать те несколько тезисов, которые уже были озвучены. И если уважаемый Владимир Блинов на них всё же ответит, то – посмотрим, может быть и продолжим его.

Итак, первое. Царь – это, прежде всего, хранитель космического порядка вещей. Космический порядок – это то «хорошо весьма», которым утвержден мир. Это та «жизнь по правде и справедливости», которую Египет называет словом «Маат». Категория, которая открывает человеческую цивилизацию на самой-самой ее заре. Которую Египет несет сквозь тысячелетия, посредством идеи Царства (Царь – хранитель Маат и проводник в царство вечности), и непосредственно передает Византии. А та, посредством духовной преемственности, России. Идею «жизни по правде и справедливости» олицетворяли (плохо ли, хорошо ли – всякое бывало) русские монархи. В форме крестьянской общины она дожила до 30-х годов ХХ века, пока не была уничтожена вместе с самим крестьянством. Но в качестве Русского духа (уже почти отлетающего), в качестве «пушкинской культуры» она дожила даже до 1990-х… В 1990-е она была вытоптана, казалось, почти окончательно.

Но сегодня у нас как будто опять затеплилась надежда? Как ведь и обещали святые: «перед концом будет рассвет»? И если наши надежды не тщетны, могут ли воплотиться они в нечто иное, нежели Русское царство?

Не может «идеократия» хранить космический порядок. Тем более не может это делать идеология. Даже парламент и великий принцип демократии не смогут уберечь космический порядок от энтропии и хаоса. Страшно сказать, но даже «правам человека», выше всех солнц поднявшимся над падшим миром, не дано удержать сакральный порядок над бездной хаоса. А царь космический порядок хранить может. Именно для этого он и поставлен Абсолютной причиной бытия: он должен быть хранителем онтологического порядка, во-первых. И быть проводником тех, кого он представляет (да, каждый из нас – маленький монарх, и всех нас он в некотором роде представляет – такова метафизика царства) в мир абсолютного Нового порядка (Царство небесное) - во-вторых.

Следующее. Существует метафизика истории, смысл истории (для тех, конечно, для кого он существует; прочие же и сами, как они верят, не имеют большого смысла). Смысл же истории предполагает начало и конец. А также яростную борьбу между ними: борьбу блага и зла, Христа и Антихриста.

Естественно было бы ожидать, что именно в конкретных лицах будет воплощена и разыграна и последняя драма мира, не так ли? Впрочем, личина Антихриста (поскольку является именно личиной, а не лицом) может быть воплощена и в партократии, и в идеократии, и цифрократии, или в любом, том или ином, симулякре: государства ли, ТНК ли, или цифровой метавселенной.

Но образом Христа является Царь. Трудно себе представить иное. Может ли Христа воплотить партократия, идеократия, цифрократия? Нет. Ибо Христос – Личность. И человек – личность. И человечество воплощается в лицах, не так ли? И живет (спасается или гибнет) именно человек, а не идеократия, партократия, ТНК или Центробанк. Итак, личность выше идеократии, партократии и даже (о, боги!) государства. Если, конечно, эта личность «во Христе». Образом такой личности и является Царь. Готов порассуждать на эту тему с уважаемым оппонентом.

Наконец, последнее. Царь, как уже было замечено, - хранитель высшего онтологического порядка. И проводник народа в этот высший порядок. Но соответствие такому порядку требует зрелости. Люди должны созреть: они должны из наличного (увы) состояния стада вновь стать народом. То есть, неким духовным организмом, имеющим нравственные основы и высокие цели. А это требует времени. То есть, как уже говорилось:

«Возвращению монархии должна предшествовать национальная диктатура. Лишь в этом смысле можно говорить о некой "идеократии", которая могла бы предшествовать национальному возрождению. Однако, во избежание очередной партократической мясорубки, замыкаться такая "идеократия" должна на личность вождя, в котором твердость диктатора сочеталась бы с благородным аристократическим милосердием. Нам представляется, что если России действительно суждено возрождение, а миру будет дано еще какое-то время на осознание произошедшей с ним катастрофы, то чаемые изменения должны занять не менее 20–30 лет».

Итак, 20-30 лет деятельной работы по оздоровлению страны и народа. Еще раз призываю уважаемого оппонента обратить внимание на эти слова. Поскольку, если плодотворная дискуссия и возможна, она возможна, думается, только в этом конкретном контексте: каким именно видится этот переходный период? От России нынешней пост-партократической, постмодернистской, с обрюзгшими, отработанными постсоветско-новиопскими «элитами» к России новой – России нового, высшего порядка вещей.

Если же уважаемый оппонент будет и дальше упорствовать, настаивая, что мир онтологического порядка не так важен, или, что он может быть ограничен какой-нибудь, скажем, партократией или идеологией, ответим ему, чуть перефразировав нашего нынешнего верховного правителя: у мира космического порядка вещей нет границ, только горизонты – это во-первых; а, во-вторых, - мир, в котором нет космического порядка вещей нам не нужен.

Владимир Ильич Можегов, православный публицист

Впервые опубликовано на сайте газеты «Завтра»