Что объединяет Дугина и Прилепина? Ленин.
Что объединяет Ленина, Прилепина и Дугина? Ненастоящесть.
Текучесть, несубстанциальность существования. Постмодернистская, карнавальная готовность к смене идеологий, как если бы речь шла о смене одежды.
Когда мы говорим о Ленине, Прилепине, Дугине, мы говорим не о личности, но о личине; не о лике, но о проекте.
О двойном дне. О том, что некто не дарит миру свое подлинное содержание, но вовлекает мир в с/мутную игру, предлагая имитацию своего дара. При этом он, сознательно или бессознательно, служит воплощением чужой скрытой воли, своей спиной прикрывает настоящего субъекта исторического процесса.
Тогда трагедия превращается в игру парадоксов. Традиционалист-антизападник, например, проповедует антитрадиционные-западные идеи.
Отсюда ненастоящая любовь к народу Ленина, ненастоящая история Прилепина, ненастоящий традиционализм, ненастоящее православие и ненастоящее старообрядчество Дугина.
Отсюда открытая ненависть к простой, себя являющей, а значит, Божественноподобной, идентичности умученных в 1918 году алапаевских страдальцев, отца Философа Орнатского? К тем, кто не носит маску.
Возможно ли вообще примирение между Церковью и представителями левой идеологии? Не будем спешить с ответом. Но одно ясно уже сейчас. Примирение без покаяния как изменения сознания - симулякр. Пока мы оправдываем тех, кто целенаправленно уничтожал цвет нации, (а наши новомученики были лучшими представителями духовенства, пастырями, распятыми народным горем), или создаем имитацию отечественной истории, примирение тоже будет ненастоящим.
У меня спросили: «И что? Мы-то что можем? Все идет своим ходом».
Я ответил: «Мы можем понимать».
Священник Дмитрий Трибушный
Приложение
Дугин: «Раньше я не любил Ленина.
Все вокруг говорили "Ленин, Ленин..." А большинство всегда ошибается.
Я читал Эволу и был убежден, что речь идет о подлом контринициатическом агенте "современного мира", разрушившим последний оплот Традиции - Российскую Империю.
Я водил маленького сына плевать на памятники Ильичу, презирал ленинистов и, видя цитаты из него, был готов облить авторов, их употребляющих, крутым кипятком. Напомню: подавляющие большинство нынешних реформаторов тогда были заядлыми ленинцами. Своими угодливыми язычками, извиваясь в пиджаке, как в уютной сырой норке, они напропалую воспевали большевистского вождя.
Я не застал времени, когда в Ленина - и Сталина - верили всерьез. Я застал разлагающийся омерзительный "Совдеп", где никто уже ничего не знал, ничему не верил, но все подстилались под то, что есть. Я думал, Ленин - это темный идол ("тагут"), насилующий позднесоветских недочеловеков к их вящему удовольствию...
Я ошибался.
Я тоже был слишком захвачен общей атмосферой гниения, хотя и делал из конформистской дури обратный (впрочем тоже совершенно не адекватный) вывод. Я думал "ленинизм" - и есть имя антитрадиционного гипноза.
Просто я не был на Западе, и не мог себе представить, что без ленинизма человечество может опуститься значительно ниже. Я предполагал, что четвертое пролетарское сословие ниже третьего буржуазного (на этом настаивал Эвола), и поэтому - относясь к далекому и неизвестному капитализму как ко злу (но второй категории) - я искренне считал, что Ленин - один из ликов антихриста, русофоб, западник и враг традиционализма.
Мое отношение к Ленину изменилось в перестройку. Особенно после первых поездок в Европу. Та картина, которая открылась моему взгляду там, была феноменально отталкивающей, закоренело тоталитарно дегенеративной. Причем дегенерация Запада, в отличие от Советов, была не страдательной и абсурдистской, но триумфальной: самовлюбленной и оптимистической, законченной и агрессивной.
В Европе я встретился с поклонниками Эволы, "видными традиционалистами". Часть из них оказалась неопрятными шизофрениками, другая часть - послушными и политкорректными обывателями. Они не способны ни на яркое рассуждение, ни на поступок, ни на теракт, ни на какое бы то ни было мало-мальски эффективное историческое действие. Они лишь ноют, грызутся друг с другом по пустякам и сопят на внешний мир, которого совершенно не понимают и безумно бояться. Любой полоумный террорист из Красных Бригад или РАФа в сто раз привлекательней плеяды европейских "традиционалистов".
Вместе с тем и в самой России самое омерзительное отребье - физиогномически и типологически наиболее раздражавшие меня в "позднем Совдепе" персонажи, подалось в "демократы" и "реформаторы". Чем более услужливой и гадкой была фигура (например, творец лживейшей "ленинианы" Егор Яковлев, или его однофамилец - "архитектор перестройки" из Политбюро), тем более бесстыдно и подло она оплёвывала поверженного кумира. И напротив, в позиции упорных советских консерваторов явно проглядывало не известно откуда взявшиеся достоинство, этика, стоицизм и верность.
Постепенно эти эмоции укреплялись исследованием геополитических закономерностей. Некоторая - пусть небольшая - дистанция от позднесоветского периода позволила посмотреть на всё отстраненно. И тогда у меня стала складываться своеобразная концепция: советское общество было отнюдь не выражением современного духа, но особой, путанной и странной, но все же яростной попыткой великого народа вывернуться из-под железной пяты современного мира. Марксистскую модель нельзя назвать "традиционной", но в отличии от модели либеральной, она имеет значительно больше черт традиционного общества. И когда дело доходит до исторического выбора, это различие приобретает особый смысл. Мне стали совершенно понятны и близки просоветские позиции эмигрантов-евразийцев и национал-большевиков. История подтвердила их правоту, тогда как узко коммунистические конструкции или белогвардейские мифы обнаружили свою несостоятельность...
Итак, Ленин мутировал?.
Я думаю, что просто история повернулась таким образом, что его подлинное значение обнаружилось само собой. Когда его череп перестали, наконец, обсасывать, как доходный леденец, грязные толпы, ушедшие в канализационные просторы "либеральных реформ", на горизонте тайной линии вещей стали проступать черты континентального Титана.
Странного, заблудившегося Титана, одержимого великой силой - Starke von oben - магического евразийского карлика, объявившего немыслимый невозможный джихад мировой процентной паутине, миру эксплуататоров финансовой энтропии и гнетущего порока и... и... триумфально выигравшего Великую битву!
Ленин разгромил мозг обывателя, сравнял с землей биржи и банки, вывел дочиста дореволюционных неусыпающих червей (тогдашних гусинских и березовских), опрокинул кадровую, отчужденную, позднеромановскую Россию, выстроенную на трупах староверов, заложенную перезаложенную европейским ничтожествам...
Ленин мобилизовал нацию на тотальное потрясение.
Да, это было кроваво. Но рождение предполагает кровь.
Да, это было иносказательно. Но традиционное мировоззрение уже много веков вынуждено рядиться в сомнительные компромиссные формулы, иначе дегенеративное человечество просто ничего не расслышит - отупело и оскотинило оно выше всякой меры...
Однако, новое прочтение Ленина и ленинизма дело не простое. Вульгарность, простая ностальгия или безрефлекторный догматизм также неуместны здесь, как и плоские штампы антисоветчиков. Кстати, сегодняшние антисоветчики - это самые гадкие вчерашние советчики. Не случайно реальным диссидентам и искренним борцам с режимом не нашлось места в современном политическом истеблишменте.
Новый ленинизм должен быть прочитан магически, евразийски, эсхатологически и геополитически.
Ленин - это торжественная и скорбная фигура, тонкий маньяк, сквозь которого выли безудержные ветра Континента. Картавый, беспокойный, подвижный, хитрый, остолбенелый, хищно плотский, с половиной мозга и буравящими глазками - он полноценней и совершенней любых атлетов и краснобаев, живее, возвышенней, идеалистичней любых демагогов от "идеализма" или "традиционализма".
Ленин - трагический и мощный Ангел, один из Ангелов Апокалипсиса, изливающий на одурелую землю грозное содержимое финального фиала. Ангел последних ветров... Ангел крови и боли...
Я думаю, что Владимир Ильич Ленин был малой евразийской аватарой.
Он хотел остановить время и открыть цикл Великого Возвращения.
Это был наш Ленин. Но он умер. Вы убили его. Вы и я».
Прилепин: «Патриаршество сначала восстановил, конечно же, не Сталин, а Ленин. Он его восстановил первым после того, как Петр Великий патриаршество отменил. Более того, до 1922 года в Советской России наблюдался расцвет Церкви, именно что расцвет… Храмы не просто не закрывались в большинстве своем, но еще и новые строились, и пострадавшие в ходе гражданской войны реставрировались. В Советской России первых лет ее существования была крайне насыщенная религиозная жизнь.
Мы пока опускаем большую и очень больную тему гибели священников в ходе гражданской войны, но здесь сразу надо оговориться, что подавляющее большинство смертей случилось не в силу циркуляров, направляемых из Москвы, а в силу бешеного политического и военного противостояния на местах, на которые Москва подействовать была не в состоянии в силу царившего тогда хаоса».
