© Фото предоставлено Российской академией образования
Академик РАО, президент РАО Ольга Васильева. Архивное фото
О том, что на самом деле скрывалось за Болонской системой и громкими заявлениями о единых программах, двойных дипломах и академической мобильности, в каких отраслях будет наиболее активный переход от бакалавриата к специалитету, какой была история в украинских школьных учебниках, и как в новых регионах воспринимают помощь РФ в интеграции в российское образовательное пространство, рассказала в интервью РИА Новости президент Российской академии образования Ольга Васильева. Беседовала Полина Ковалева.
– Ольга Юрьевна, вы говорили, что Российская академия образования займется оцифровкой педагогических журналов – российских, советских, соберет с 1834 года. Такая оцифровка коснется только раритетных изданий, или же она может коснуться и современных учебников?
– Давайте начнем, все-таки, издалека. Мы с вами живем в очень интересное время, вы знаете, что 2023 год – это Год педагога и наставника, 200-летия со дня рождения великого русского ученого, основателя русской педагогики Константина Дмитриевича Ушинского. Символично, что в октябре этого года мы также будем отмечать 80 лет Российской академии образования, правопреемницы Академии педагогических наук Европе научная педагогическая библиотека. Миллион 700 тысяч экземпляров ценнейших книг, журналов, рефератов, статей и раритетных изданий – вся наука об образовании представлена здесь. И поэтому, конечно, для нас очень важно показать людям ее сокровища.
Оцифровке должны, в первую очередь, подлежать журналы, потому что самые главные ведущие журналы, как вы правильно заметили, выпускались с середины 30-х годов XIX века. В частности, это были журналы министерства просвещения Российской Империи, "Журнал для воспитания", "Педагогический сборник", "Народная школа". В этих журналах закладывалось педагогическое наследие России. И в этих журналах, что очень важно для нас, появлялись первые статьи Константина Дмитриевича Ушинского. Они требуют бережного отношения, и, конечно, лучше, если исследователи будут работать с цифрой. Это же относится к трудам Петра Францевича Лесгафта, Петра Федоровича Каптерева – это великие имена, достояние российской педагогики. Еще я с удовольствием назову имена Николая Ивановича Пирогова, который оставил огромное педагогическое наследие, Владимира Яковлевича Стоюнина и многих других. Сегодня наша основная задача – сделать их бесценные труды доступными читателям со всей страны.
Второе, что мы собираемся оцифровать, – это учебники. Дело в том, что в последние годы растет интерес у родителей, в первую очередь, и у детей к старым учебникам. Это не только так называемые советские учебники, да, советского периода, но и дореволюционные. Планируется оцифровать 200 учебников советского периода по всем предметам, 90 учебников дореволюционного периода, опять же по всем предметам, и 120 книг дореволюционного периода, которые посвящены, прежде всего, методике и дидактике. Это большая работа, она уже начата. Мы надеемся, что благодаря усилиям сотрудников библиотеки сможем выполнить ее в короткое время. Это очень важно, очень нужно, потому что это кладезь знаний, с которым, к большому сожалению, и молодые и некоторые маститые исследователи, и педагоги, в общем-то, мало знакомы.
– Вы сказали, что растет интерес к советским учебникам. А с чем он может быть связан?
– Объясню. Я часто вспоминаю Людмилу Алексеевну Вербицкую – нашего выдающегося ученого, филолога, лингвиста, президента Российской академии образования, долгие годы ректора Санкт-Петербургского государственного университета. Когда-то я задала ей вопрос: Людмила Алексеевна, какой учебник является лучшим? Она, нисколько не задумываясь, мне ответила: "Лев Владимирович Щерба, учебник 1939 года издания". Почему? Потому что он уникален гениальной простотой, ясностью изложения, прекрасным языком.
Да, сегодня мы должны говорить с детьми о последних достижениях науки, и современная программа это предусматривает. Но многие базовые вещи, фундаментальные предметные основы остаются неизменными на протяжении десятилетий. И если они изложены красивым русским языком, то ребенку проще их понять, они становятся доступнее. Поэтому стремление родителей достать сегодня советские и даже дореволюционные учебники совершенно понятно. Наша работа по их оцифровке, думаю, будет большим подспорьем и для родителей, и для педагогов.
– А возможен ли переход на цифровые или электронные учебники в школах? Стоит ли вообще это делать, может быть, чтобы как-нибудь облегчить рюкзаки и портфели?
– Вы знаете, облегчить, конечно, можно рюкзаки, и даже, наверное, нужно. Один из вариантов – организовать работу так, чтобы один комплект учебников оставался в школе, а второй был у ребенка дома. В моем далеком детстве это решалось именно таким образом. У нас было, как правило, два комплекта. Один всегда лежал на парте, посередине. Не важно, была ли это парта с крышкой, был ли это стол… Повторюсь, это – лишь один из вариантов.
А что касается "цифры", то все мы помним опыт 2020-го, самого "ковидного" года, когда дети занимались перед монитором. Тогда система образования выстояла, и в этом огромная заслуга наших учителей, которые смогли очень быстро освоить информационные технологии. Но данные, которые ученые получили по итогам дистанта, говорят нам о том, что полная цифровизация занятий на постоянной основе в школе просто невозможна. Особенно для малышей. Поэтому мое мнение: электронные версии учебников могут быть полезным вспомогательным инструментом, но никогда не заменят "бумагу".
– Недавно в состав России приняли четыре новых региона. И вы говорили о том, что Российская академия образования с ними сотрудничает. По каким направлениям ведется работа?
– Первое, что мы начали делать, это вместе с Минобрнауки, Южного федерального университета, который работает с нами много лет. Курсы для педагогов истории, вузовских педагогов. Было 46 человек. Причем обучение шло и онлайн, и с присутствием в аудитории. Коллеги были очень благодарны, потому что в ходе двухнедельных занятий обсуждались самые важные вопросы, которые их интересовали, как педагогов-предметников. Мы готовы, и будем продолжать эту работу. Подчеркну: наши слушатели – вузовские педагоги, которые преподают студентам.
– А почему именно преподаватели истории прошли курсы повышения квалификации?
– Понимаете, история, которая писалась в тех (украинских – ред.) учебниках, она далека от той истории, которая была в реальности. Да. И поэтому наиболее сложные вопросы, связанные и с историей Второй мировой войны, Великой Отечественной войны, с историей Малороссии, безусловно, волновали коллег. Все, что связано с Русским миром. Это те вопросы, которые очень интересовали преподавателей.
Кроме того, мы плотно сейчас работаем с Луганским государственным педагогическим университетом по наставничеству и по воспитанию. У них есть, чему поучиться, с точки зрения методики, прежде всего. Там дети, которые жили в иных условиях, они ко многому относятся иначе. Все, что касается воспитания, оно там очень живое, очень, если правильно подобрать слово, человеческое.
Ведь задача какая сегодня стоит? Создать единое образовательное пространство. На это нацелена и деятельность профильных министерств, и наша, в том числе, как стратегического, научно-методического, прогностического центра. Это и переход на единые стандарты, то есть единое образование. Это преемственность содержания как на уровне общего образования, так и профессионального, и высшей школы. Единые подходы, естественно. И все это воспринимается очень благодарно и очень эффективно, на мой взгляд. На самом деле мне кажется, что результаты будут очень, очень быстро. Мы хорошо работаем с Луганском, Донецком и с Горловкой. У них –исторически мощные институты еще единой, когда-то единой страны (СССР – ред.). Там действительно очень большая научная школа педагогическая в каждом из вузов. Поэтому не только методические, но и другие формы взаимодействия, которые мы сейчас определяем, выстраиваются на многие годы. Очень отзывчивые наши коллеги: с большим интересом идем навстречу друг другу, работаем. Уверена, что результаты будут.
– В РАО также готовят для московских учителей программу по организации грамотной наставнической работы в школах. Может быть, можете подробнее о ней рассказать?
– Наставничество на самом деле – явление очень старое. В свое время Ушинский писал, что хорошее русское просвещение и образование страдает от отсутствия наставников, особенно в младших классах. Потому что наставник – это человек, который не только дает возможность познавать что-то новое. Он передает, прежде всего, свой нравственный опыт. Сегодня наставничество возвращается в нашу жизнь в разных формах: "учитель – учителю", "учитель – ученику", "ученик – ученику" и других. Эта разновекторная направленность дает определенный результат, хотя еще раз повторяю, Ушинский начинал заниматься наставничеством, подходя к нему с научной точки зрения. И сам он вошел в историю как наставник всех российских педагогов.
А вообще наставничество как явление, которое мы сейчас обсуждаем, ярко проявилось в 1953 году, после войны, когда ленинградские рабочие предложили очень интересную вещь. Они решили, что молодого рабочего нужно не только учить профессиональным навыкам, но и передавать ему, прежде всего, свой жизненный и нравственный опыт. Затем это стало всесоюзной практикой. У нас были герои соцтруда, были специальные знаки отличия для лучших наставников. В 1971 году наставничество уже в школе, молодому педагогу помогают более опытные, старшие товарищи.
Сейчас это нужно обязательно возвращать, и оно возвращается, потому что мы все ратуем за то, чтобы молодые педагоги оставались в школе, но забываем часто, что самое главное – это создать молодому учителю "климат" и возможность работать. И вот здесь наставничество проявляется в полной степени, мере.
– Чему в РАО будут учить педагогов?
– Мы рассказываем учителям, что такое наставничество, как самому стать наставником и для детей, и для молодых педагогов. И отчасти – для родителей, которые тоже обращаются за советом.
Современному педагогу необходима информация о психологических и физиологических особенностях детей разных возрастов. Учитель должен не только хорошо знать теорию воспитания, но и применять ее на практике, уметь найти подход и выстроить, если хотите, коммуникацию. Как установить прочную связь между старшим поколением и учениками, между маститыми педагогами и молодыми – всему этому надо учить. Это уже разработанная программа. Я думаю, что она будет работать не только на Москву, но тиражироваться и дальше, потому что, действительно, это правильные вещи, основанные на историческом и научном опыте.
– А возможно ли расширение такой программы на педагогические колледжи, ведь студентам-педагогам тоже важно?
– Это не только возможно, это необходимо. Потому что сейчас вновь с прежней силой, что очень здорово, возрастает роль классного руководителя, кураторов в институте, в колледже. И для выпускников колледжей, профессионалов своего дела, это очень важно. Уметь передавать, наставлять, обучать, помогать – здесь все глаголы прежде всего связаны, на мой взгляд, с человечностью.
Меня часто спрашивают, а чем, допустим, "коуч" отличается от наставника? Столько же есть разных курсов, где эти "коучи" рассказывают вам про все, что захотите: и как стать счастливым, и добиться успеха. Но есть одно маленькое "но": вам привьют, наверное, какие-то специальные, профессиональные или не очень, навыки, но не смогут дать главного: прочную жизненную, ценностную основу.
– Вы сказали про выпускников колледжей, что это профессионалы своего дела. Видит ли Российская академия образования тенденцию на рабочие профессии?
– Вы знаете, очень часто выбор в пользу колледжа делают родители, а не дети, хотя потом они и соглашаются с тем, что он был сделан правильно. В некоторых случаях выпускников колледжей действительно с большей охотой берут на работу, чем, допустим, выпускника вуза. Казалось бы, парадокс, но так оно и бывает, потому что профессиональных навыков у этого молодого человека может быть значительно больше. Считаю, что траектория образования через колледж – хорошая история. Она себя оправдала еще в советские времена, потому что, ну что греха таить, большинство колледжей – это бывшие советские техникумы, хорошие, такие крепкие техникумы.
Еще в 1976-78 годах мы смотрели цифры. Из выпускников школ в год окончания со всего Советского Союза поступало (в вузы – ред.) примерно 17%. А остальные шли по самостоятельной траектории через техникумы, через освоение профессии, допустим, в профтехучилищах, потом техникумах, вузах заочно-вечерней формы, которая себя оправдывала. Может, стоит к ней вернуться.
Если говорить про день сегодняшний, то здесь очень важна социальная база. Очень часто дети, которые учатся в колледжах, они родом из небольших городов или из семей со средним уровнем жизненного достатка. Учеба в вузе в большом городе часто накладывает на родителей определенные обязательства, прежде всего, финансовые. Это тоже нужно учитывать.
– В 2023 году российская академия образования проводит исследование: портрет современного студента, будущего педагога. Может быть, вы можете подробнее рассказать про него?
– Это очень важный проект, наше государственное задание. Нас интересует вопрос, чему и как учат будущих педагогов. Первое направление большого проекта мы завершили в прошлом году. Оно было связано с анализом вузовских программ. Дело в том, что сейчас большая часть студентов педагогических направлений учится по программам бакалавриата, и 55% из этих программ – гуманитарной направленности.
В этом году планируем опросить порядка семи тысяч студентов. Нас будет интересовать их мотивация: для чего ты пришел в вуз, хочешь ли работать по профессии, нравится ли тебе учиться, и что нужно изменить. То есть весь наш большой проект связан с развитием педагогического образования, повышением его качества. Эти вопросы мы обсуждали и на II Всероссийском форуме "Педагогическое образование в российском классическом университете", который прошел в РАО.
И здесь надо сказать, что наша педагогика всегда опиралась на мотивированных ребят, на педагогические династии. Прямо сейчас восстанавливается очень хорошая традиция, основоположником которой тоже являлся Ушинский. Еще в Смольном институте он первый открыл педагогический класс. Сегодня у нас в стране уже несколько тысяч психолого-педагогических классов, которые готовят выпускников, намеренных связать свою жизнь с педагогикой. Мы также работаем с этими детьми, которые станут студентами и затем придут в школы.
– Вы также говорили ранее о том, что в вузах необходимо вводить больше программ специалитета для учителей. Может быть, вы можете сказать, это необходимо только для педагогов или же…?
– Во-первых, во многих российских вузах, в том числе медицинских, специалитет некуда не уходил. Во-вторых, те отрасли, где это все-таки произошло, я уверена, постепенно будут к нему возвращаться. Так же, как мы когда-то перестраивались на систему "бакалавриат-магистратура", потихонечку будем переходить к специалитету. Особенно активно это будет происходить в жизненно важных для экономики и технологического развития страны отраслях. И, конечно, жизненно необходимы для страны педагоги.
– А какая, по-вашему мнению, главная проблема Болонской системы?
– На самом деле Болонский процесс и для европейской системы образования в результате оказался неожиданно негативным. Если вспомнить историю 80-90-х годов, то до принятия Болонской декларации европейские вузы говорили о своей автономии, каждая из стран ратовала за национальную систему образования. Затем в Европе стали оглядываться на англосаксов: ВТО. Все громче у них зазвучала идея, что образование – это товар, услуга. То есть изначально это была не наша история, абсолютно.
В итоге оказалось, что за громкими словами о единых программах, двойных дипломах, академической мобильности педагогов и студентов скрывалось не что иное, как большой бизнес-проект, который потихонечку "съедал" национальные системы образования. Слава богу, мы этого избежали, выходим из него совсем с небольшими потерями.
Замечу, что первыми что-то поняли итальянцы. Они сказали, что обучить врача или хорошего юриста за три-четыре года не в состоянии, "услугу" оказать нельзя, и тихо ушли в сторону. Думаю, что это только начало. Для Европы вопрос осмысления результатов Болонского процесса еще впереди.
– А какой, кроме того, что уже было сказано про специалитет, вы в целом видите российскую национальную систему образования?
– Мы всегда были сильны фундаментальным образованием и наукой. Без них не может быть ни прикладных исследований, ни прорывных разработок.
На мой взгляд, мы не должны отказываться ни от чего хорошего, но при этом четко понимать, что без движения вперед, даже при консервативной парадигме, ничего хорошего тоже не будет. Поэтому, нужно, сохраняя ту сердцевину, которая есть, правильную сердцевину, двигаться вперед с использованием тех технологий, без которых мир не может существовать. И тогда добьемся результатов.
– Сейчас активно обсуждается необходимость вернуть в школы трудовое воспитание. Стоит ли это делать и в каком формате?
– Ни сейчас, ни будучи министром, я никак не могла понять: почему этот вопрос вообще дискутируется? Человек просто должен уметь заниматься самообслуживающим трудом. И точка. Никогда не забуду случай, произошедший в ходе одной из моих поездок по стране. Обычная региональная школа. Родительское собрание. Одна мама мне говорит с дрожью на губах: "Знаете, Ольга Юрьевна, моего сына в четвертом классе учительница попросила стереть тряпкой с доски мел. Но это же рабский детский труд!" Я округлила глаза: "А дома он помогает вам что-то делать?" В ответ – пауза, большая пауза.
Понимаете, во-первых, должно быть самообслуживание, во-вторых, элементарные навыки, которые должны быть привиты и девочке, и мальчику. Вот так же, как ты дышишь, ты должен чистить зубы, убирать свое рабочее место, свою постель и делать много других мелочей, которые делает каждый человек. Когда ты приходишь в школу, где ты проводишь 11 лет своей жизни, нужно, чтобы место, где ты находишься и живешь, было также в чистоте. Пожалуйста, вот тебе тряпка и доска. А вот, допустим, приусадебный участок, на котором ты с удовольствием работаешь на воздухе, если это сельская школа. И не только сельская. Возникает вопрос: ну что же здесь плохого? Когда я его задаю, как правило, внятного ответа не получаю. Иногда слышу: "Да, да, конечно. Но все-таки, мой ребенок тряпкой вытирать не должен…". С такими родителями надо терпеливо разговаривать.
– С начала этого учебного года для школьников проводятся занятия "Разговоры о важном". Решено проводить их и для родителей. О чем по-вашему стоило бы рассказать мамам и папам?
– Просвещение родителей – очень хорошая история, потому что они должны быть включены в ту самую жизнь, которую сейчас наши дети ведут. Поймите, конфликт отцов-детей никто не отменял, он будет во все времена. Сейчас декорации другие. Дети, может быть, и те же, но условия, в которых они живут, они иные. Родители про эти условия должны знать, потому что чаще всего ты проецируешь на свое прошлое, и, когда это никак не "бьется" с настоящим, начинается резкий диссонанс. Чтобы такого диссонанса не было, конечно, нужна просветительская деятельность. Здесь она очень важна. Я лично "за".
О чем говорить с родителями? К сожалению, в силу отсутствия времени, мы многое упускаем, многое проходит мимо нас. Как-то незаметно дети растут, меняются их физиологические и психологические особенности, меняются интересы. Зачастую ребенок долгое время остается для нас маленьким, потом неожиданно вырастает, и мы уже не знаем, что делать с подростком, руки опускаются. Физиология и психология – это одна сторона медали.
Вторая сторона – тот нравственный опыт, который мы как родители, как бабушки и дедушки, должны передать ребенку, дать ему опору в новом, уже, зачастую, цифровом мире, в котором он растет. В отличие от моего поколения и вашего, они живут полностью в информационной среде, которую ни родители, ни я, ни вы не контролируем.
В уставе академии с момента ее основания была просветительская деятельность. Она была направлена не только на педагогов, но и на мам и пап, бабушек и дедушек, всех, кто заботится о молодом поколении. Вы знаете, что сейчас два раза в месяц у нас в прямом эфире в социальных сетях проходят "Академические вечера". Туда мы приглашаем не только наших членов-корреспондентов и академиков, но и коллег из всех областей: медиков, физиологов, психологов, специалистов в области дидактики и методики преподавания, которые рассказывают родителям о том, как растут и развиваются их дети, как с ними говорить, о чем.
И здесь мы опять же возвращаемся к наставничеству, будь то учитель, старший друг или родитель. В свое время Петр Федорович Каптерев сказал, что учитель является проводником между наукой и ребенком. Педагог – единственный, кто может показать, где найти то самое знание. А жизнь – это и есть познание мира.
