Источник: Журналистская правда
В детстве я страшно мечтала жить в пространстве его текстов. Я же познакомилась с ним не через песни, а через книгу, с твердой шершавой обложкой с острыми углами, желтоватой бумагой, и тексты его мне представлялись такими же твердыми и шершавыми. Ясность, вот что в них было.
Сорок лет со дня смерти Высоцкого. Я почему-то, не подсчитывая, думала, что больше: он как будто окончательно принадлежит другой эпохе, немыслим ни среди блестящих джипов и алкогольной нищеты девяностых, ни среди твиттерских революций сегодняшнего дня. Умерший молодым неизменно оплакивается речитативом «сколько бы еще мог создать», но Высоцкий окончательно остался не здесь, вышел вон и хлопнул дверью, недобро посмеялся над остающимися.
По правде говоря, конечно, он был как-то больше, несуразнее, угловатее нашего сегодня с его обтекаемыми формулировками, новой этикой и девизом невмешательства. Недавно я видела текст, доказывающий, что антигерой «Баллады о борьбе» — ну, который «в жизни был ни при чем, ни при чем» — это, не смейтесь, как раз «тот, который не стрелял» из не менее известной песни. И разворачивалось подробное доказательство: мол, те, кто «и злодея следам не давали остыть» — у них бы не дрогнула рука при расстреле…
Новая этика. Гуманизм, невмешательство, уход от слишком крупных и радикальных категорий вроде, например, «добро и зло». Смешно, согласитесь, в 2020 всерьез говорить про добро и зло – это какие-то понятия из фэнтези о Черном Властелине, разве нет? Мы знаем, что мир устроен намного сложнее; мы знаем, что нужно заниматься своей жизнью, а не вмешиваться в глобальные конфликты, потому что глобальные конфликты – удел фанатиков, что собственный уют – на первом месте. Все это родилось из неплохих, в общем, предпосылок, но породило масштабный тренд… ну, инфантилизма, назовем это своими именами.
Потому что для того, чтобы не стрелять, когда все стреляют, нужен прочнейший внутренний стержень и понимание того, что для тебя правильно, а что нет. Такой стержень невозможно сформировать, «если в жизни ты был ни при чем», он кристаллизуется, когда человек растет, бьется головой о границы пространства, набивает шишки. Это представление проходит через все творчество Высоцкого; и его герои становятся то героями, то уголовниками, но никогда обывателями. Ну, не считая комических песен, да.
Сейчас обывательство возведено в культ. Поп-психологи подробно объясняют, почему это правильный путь, обыватели сбиваются в стайки, остроумно и ядовито высмеивая тех, кто не укладывается в их парадигму.
Я не имею в виду, что обывателей – подавляющее большинство. Нет, их всегда было подавляющее большинство, но раньше обыватели как-то не подводили идеологическую площадку под свою позицию. Вероятно, потому что раньше не было интернетных поп-психологов с их культом эгоцентризма, я так полагаю. Не было площадок, где обыватель мог публично транслировать свое мнение и получать поддержку других обывателей. В итоге это порождает ложноножки протеста, когда подросткам с их возрастной непримиримостью к миру некуда деть свою пассионарность и неустроенность, а этим пользуются взрослые циничные люди, чтобы поставить их под свои знамена, м-да… Впрочем, я не о том. Я о Высоцком.
В детстве я страшно мечтала жить в пространстве его текстов. Я же познакомилась с ним не через песни, а через книгу, с твердой шершавой обложкой с острыми углами, желтоватой бумагой, и тексты его мне представлялись такими же твердыми и шершавыми. Ясность, вот что в них было. Простые слова при безупречной технике и абсолютно ясный этический кодекс. Возможность нырнуть в пространство этой ясности завораживала. В жизни, конечно, было сложно. В жизни она казалась недостижимой.
Высоцкий, конечно, сам был сложнее, запутаннее, неоднозначнее, чем его герои, но все же его роднила с ними пассионарность и гордость, гордость человека, который был способен ответить западным журналистам: «У меня есть претензии к моей стране, но обсуждать я их буду не с вами». И, умерев сам, он вписал эту часть себя в русскую литературу, взял и швырнул на ее страницы свое нутро.
Ай, пафос.
Пафос – понятие, которое нынче носит исключительно негативные коннотации. Хотя героический пафос песен Высоцкого общепризнан. Он, великий, без шуток, поэт, пафоса не боялся, мы же предпочитаем пафос вышучивать – настолько он несовместим с нынешней парадигмой, настолько он сейчас далек от публики и ее одобрения.
Именно поэтому так плохо совместим Высоцкий с нашей реальностью. Реальностью, в которой люди всерьез начинают оправдывать антигероя «Баллады о борьбе», ощущая схожесть с ним; и в этом нет ничего странного, все больше тех, кто предпочитает в жизнь быть ни при чем, ни при чем…
Но ведь – до сих пор звучат, уже не на пластинках, а на компьютерах и автомобильных радиолах, песни – те, яростные упрямые.
Но ведь – помнят, и слушают, и цитируют, и знают наизусть, и поют, перепевают…
Значит – что-то неистребимо в нас.
Обращаем ваше внимание что следующие экстремистские и террористические организации, запрещены в Российской Федерации: «Свидетели Иеговы», Национал-Большевистская партия, «Правый сектор», «Украинская повстанческая армия» (УПА), «Исламское государство» (ИГ, ИГИЛ, ДАИШ), «Джабхат Фатх аш-Шам», «Джабхат ан-Нусра», «Аль-Каида», «УНА-УНСО», «Талибан», «Меджлис крымско-татарского народа», «Мизантропик Дивижн», «Братство» Корчинского, «Тризуб им. Степана Бандеры», «Организация украинских националистов» (ОУН).
