Спасибо нашему замечательному автору Евгению Суперу за текст про Сколково ( "Закачка денег на Запад вместо развития собственной науки. Почему органы взялись за «Сколково»"), который содержит адекватно изложенную аннотацию наезда (точнее, двух наездов на Сколково по линии Счётной палаты и по линии Следственного комитета).
Как известно, я полностью разделяю скептическое отношение к самой концепции «медведевской модернизации». Это во-первых. Во-вторых, ни в коем случае не считаю, как уже говорил, проект Сколково судьбоносным рычагом, способным двинуть страну на рельсы некоего «инновационного развития». Тем не менее, с проектом, как-то так получилось, знаком и поэтому считаю необходимым прояснить некоторые существенные позиции.
Начнём с того, что договор с между Сколково и MIT (Массачусетским технологическим институтом) о партнёрстве по «Сколтеху» прошёл все возможные юридические экспертизы и абсолютно юридически корректен. И не только договор, но и все кадровые позиции согласовывались со всеми, простите за выражение, компетентными органами.
MIT - лучшая в мире образовательная и научная школа по современной технологической тематике. Это лучший в мире бренд, партнёрство с которым дорогого стоит - в том числе и с точки зрения привлечения серьёзных заказчиков и инвесторов (например, Johnson& Johnson, Microsoft и др.). При этом MIT живёт на собственные средства и никакой благотворительностью заниматься не способен. Всю его работу надо оплачивать.
В Сколково по прошлому году работало 65 профессоров из MIT. Создание одной профессорской позиции стоит $10 миллионов. В MIT работает проектный офис из 42 человек, занимающийся Сколково. В текущем году ещё десять профессоров и 40 ведущих исследователей MIT отработают в Сколково. Ректором «Сколтеха» на постоянной основе согласился стать Дэвид Кроули - профессор MIT, человек из НАСА и, вообще, действительно штучный персонаж.
Если сравнить «Сколтех» с аналогичными совместными проектами MIT в Сингапуре, Гонконге, Эмиратах и Саудовской Аравии, у «Сколтеха» наименьшее финансирование по строительству инфраструктуры и сопоставимое финансирование лишь с саудовским университетом науки и технологий им. короля Абдуллы, который немножечко имел в качестве первоначального вклада 20 млрд долларов (в Сколково - 130 млн). При этом Сколково - чемпион по приросту количества профессоров. И, кстати, Казахстан, предлагавший MIT партнёрство и готовый сразу вложить в это миллиард долларов, получил отказ. Не доросла ещё казахская наука до MIT.
Далее. Имея некоторый опыт общения с менеджментом MIT (в частности, программе «Главрадио» на радиостанциях «Маяк» и «Вести FM»), не услышал ни одного (!) невнятного и нечёткого ответа на самые что ни на есть жёсткие профессиональные вопросы - и по организации сколковских конкурсов, и по системе финансирования и структурам задач. Причём вопросы задавал не столько я, сколько Михаил Юрьев - человек, мягко говоря, сведущий и в организации бизнеса, и в организации науки и не испытывающий никаких привязанностей не только к Медведеву, но и к действующему президенту. То есть всё, что касается Сколково, производит на самом деле откровенно дельное впечатление.
Теперь о наезде. Прозрачна политическая подоплёка «наши на медведевских» - хотя «медведевский» характер Сколково весьма относителен. Даже с учётом этого, если признать безусловно толковый и дельный характер проекта, принцип «вы мочите наше, а мы мочим ваше», мягко говоря, не совсем государственный. Так у нас ничего живого не останется. Собственно, его особенно и нету.
На самом деле в самой идее с учётом такого «наездного» подхода содержалась очевидная засада. Венчур - это всегда риски. В американских венчурных фондах нормальным считается, когда реализуется один из десяти проектов. Учитывая, что стартапы не очень дорогие, а эффект успешных проектов весьма значителен, это всё вполне окупается. Но одно дело частный бизнес, который сам отвечает за свои риски, другое дело - когда этим занимается государство. У нас по известным причинам частный бизнес в венчурные проекты не рвётся. А когда государство созрело, чтобы взять на себя эти риски, ему немедленно можно через контролирующие органы выставить претензии. Карая любые риски, вы убиваете венчурный бизнес в зародыше.
И, кстати, одна уникальная особенность Сколково, прямо связанная с его государственным зачатием: практически всякий венчурный фонд основан на том, что инвестор отнимает проект у разработчика. Сколково является исключением - очевидным и опасным прецедентом для венчурного бизнеса, что не может не быть одним из существенных источников его проблем. И вообще, как говорил Чапай, «командир обязан думать, а не шашкой махать».
