У Церкви всегда будет много врагов

В этом году мы отмечаем 90-летие со дня рождения усопшего в 1995 году митрополита Иоанна (Снычёва). Его слова, его проповеди, его многочисленные обращения к нашему народу — вдохновляли русских людей, подкрепляли, умножали их духовные силы. В те годы разрухи Патриарх Алексий II говорил, что чем больше будет в России храмов, тем меньше будет тюрем. Святейший говорил, что до тех пор, пока в душе у русских людей (русских — не только по национальности) не будет духовного начала, пока наш ежедневный труд и наши ежедневные дела не будут освящаться молитвами, не будут освящаться именем Божиим, никакие материальные блага не поднимут Россию с колен.

Впрочем, в обществе всегда найдутся люди, которым не нравятся действия и жизнь нашей Православной Церкви, а тем более ее выдающихся иерархов. Поэтому они будут клеветать и клевещут. Посмотрите, какую несуразицу пишут сегодня в Интернете о Святейшем Патриархе Кирилле. Потому что есть силы, которые отрабатывают западные деньги. Они были, есть и будут. Наша Церковь у них как кость в горле, поскольку именно Русская Православная Церковь является стержнем России.

Если вспомнить умершего Збигнева Бжезинского, бывшего госсекретаря Америки, он ведь что сказал? «Нам следует в первую очередь в России сломать хребет Русской Православной Церкви. А Россию мы после этого раздробим», — и прикидывал, что земли до Уральских гор возьмет Америка, а земли за Уральскими горами нужно поделить между Китаем, Японией и другими странами. Поэтому Русская Православная Церковь и ее ведущие духовные лидеры будут всегда объектом нападок.

Я нисколько не сомневаюсь, что клевета на митрополита Иоанна тоже не прекратится. Но мы, верующие люди, знаем владыку Иоанна, знаем Святейшего Патриарха Кирилла, поэтому для нас это не страшно. Есть такая пословица: собака лает, а караван идет. Для нас самое главное — соблюдать единство Церкви, стремиться соответствовать, особенно епископату и духовенству, тому, на что мы поставлены. Блюсти народ свой, вести его к Богу, и тогда нас никто не сломает…

Впервые я встретился с митрополитом Иоанном (Снычевым) 1 мая 1983 года. В то время он управлял Куйбышевской и временно Ульяновской епархиями, а я работал заведующим поликлиникой в Выборгском районе Ленинградской области. Но хотя у меня было медицинское образование, я всегда хотел быть священником и монахом. В Церкви я с детских лет, и на всех этапах моей жизни: и когда я учился в школе в городе Красноярске, и когда служил в армии, и на студенческой скамье, и будучи врачом, — я не переставал ходить в храм, причем всегда пел и читал на клиросе.

И вот когда я работал в Выборге, один из священников моего прихода, отец Александр Телегин, поехал к себе на родину, в Куйбышев. Там он встретился с владыкой (в то время архиепископом) Иоанном и, помимо прочего, завел речь обо мне — что есть такой-то человек, который давно хочет стать священником. После этого мне позвонили и пригласили приехать в Куйбышев.

Я прилетел туда 1 мая. Владыка Иоанн был дома, и меня пригласили на обед к нему.

За столом мы сидели вместе с владыкой. После обеда, поговорив со мной буквально минут 20, владыка сказал: «Вы можете увольняться и приезжать для рукоположения».

Это было удивительно: человек увидел меня в первый раз — и сразу дал свое благословение на священство. Я за свою жизнь видел многих иереев, в том числе и тех, которые подвергались репрессиям, видел священников высокой духовной жизни. Но при первой же встрече с владыкой Иоанном у меня сложилось впечатление, что этот человек необыкновенный, что он обладает каким-то духовным прозрением свыше. Чтобы вот так, при непродолжительном знакомстве, суметь увидеть в другом человеке внутреннее, сокровенное — на это обычные люди неспособны…

И вот я уволился с работы, сдал свои дела и в середине июня вновь приехал в Куйбышев. Пока я купил материалы на подрясник, пока его пошили, прошло дней десять. И 26 июня, в день Святой Троицы, в Куйбышевском Покровском кафедральном соборе Владыка рукоположил меня в сан диакона. После этого я дня три жил в епархиальном управлении в комнате для ставленников, а затем Владыка поехал служить в Ульяновскую епархию, которой он временно управлял (вообще временное управление этой епархией длилось 30 лет, с 1959-го по 1989 год), и взял меня с собой. Там он назначил меня диаконом в храм иконы Божией Матери «Неопалимая Купина», о котором митрополит Мануил сказал, что этот храм будет стоять до скончания века.

В сане диакона я прослужил три месяца, с 26 июня по 21 сентября 1983 года, а на праздник Рождества Божией Матери Владыка, опять же в Куйбышевском Покровском кафедральном соборе, рукоположил меня целибатом в сан иерея. До 1985 года я был рядовым священником в том же Неопалимовском храме, а затем Владыка назначил меня настоятелем этого храма и благочинным Ульяновской епархии.

В те годы наше общение с Владыкой было регулярным. Я стал его духовным сыном.

Что я могу сказать о своем духовном отце? Это был человек высочайшего православного духа. Человек смирения и любви. В своем общении и с духовенством, и с мирянами он был очень прост. Владыка никогда не показывал, какой он большой начальник или какой у него великий сан. В каждом человеке он видел Божие создание. Поэтому мы никогда не слышали от него каких-либо оскорбительных слов, не видели, чтобы он смотрел на кого-то свысока. Всегда со всеми он общался ровно. Конечно, бывали моменты, когда кто-то провинился или поступил не так, как он благословил. Но и в таких случаях Владыка не кричал, не ругался, голос не повышал, однако при этом мог так сказать, что провинившийся вмиг осознавал степень своей вины. Я испытал это на себе. Если мне случалось совершить какой-то проступок, то от слов Владыки у меня пот катился от макушки до самой поясницы, хотя ничего оскорбительного в его словах не звучало. А когда Владыка наказывал, то всегда говорил одни и те же слова: «Марья (или отец Петр, или отец Иван — неважно), ты прими мое наказание как от руки Божией для твоего же исправления». Вот так он всегда говорил.

Даже когда владыка был назначен митрополитом Ленинградским и Ладожским и по сути стал третьим человеком в Синоде (Патриарх — первый, второй — Киевский митрополит и третий по должности — митрополит Ленинградский), он остался все таким же простым в общении и столь же высокодуховным архипастырем, и все, кто с ним соприкасался, видели это его высокое состояние души. Те же, кто знал его близко, кто был его духовным чадом, прекрасно понимали, что это человек от Бога, для которого Церковь и Господь — это всё, что составляет смысл его жизни и внутреннее ее содержание. Мы понимали, что Владыка — старец, каких сейчас мало, духоносный старец. И окормляясь у него, мы знали, что он человек прозорливый.

Когда я служил в Ульяновске, Владыка часто приезжал к нам, и перед его приездом мы обязательно мыли храм, там, где нужно, красили… Если во время службы Владыка поднимал куда-то глаза — я сразу же начинал следить за его взглядом и переживать: «Неужели мы там не помыли?» Мы думали не о том, что Владыка за это накажет, а помнили его наставление: «Дом Божий — это святыня, за которой нужно всегда смотреть, чтобы она была в чистоте». Мы Владыку не боялись. Мы его уважали за его духовные подвиги, за его высокую духовную жизнь, за его прозорливость. Боялись же — огорчить, причинить ему боль. Знали, что, увидев какое-то нерадение, он будет переживать, у него может заболеть сердце, через которое он пропускал всякий поступок, всякое нестроение церковное…

Тогда ведь было советское, безбожное время, в то время в городах были еще уполномоченные совета по делам религий, и когда на приходах возникали какие-то недоразумения, они старались использовать ситуацию и столкнуть духовенство с церковным советом… Сколько горя причинили они Владыке! Правда, случались какие-то недопонимания и между духовенством. Я, как благочинный, тут же выезжал в такие приходы, разбирался с произошедшим, однако Владыке докладывать об инциденте не спешил. Выжидал, когда пройдет неделька-вторая, все понемногу успокоится, и только тогда докладывал о случившемся (потому что не доложить правящему архиерею о церковных нестроениях я попросту не имел права). Почему я медлил? Только жалея Владыку. Зная, что если бы я доложил по горячим следам, Владыка сразу бы распереживался, волнение отразилось бы на его сердце, ему пришлось бы принимать капли, таблетки, возможно, и до больницы дело дошло бы...

Как священник, я неоднократно принимал участие в богослужениях, которые возглавлял владыка Иоанн, и всегда чувствовал высоту его служения, его ответственность. Сам же он, осознавая свою немощь и недостоинство, проявлял такое смирение в богослужении, что порою слезы текли из его глаз. Несколько раз я видел, как он плакал во время совершения им евхаристического канона, и в те моменты — трижды — я ощущал какое-то особое благоухание в храме. Я удивлялся, но в то же время понимал, что это Господь посещает Своего служителя Своею благодатью.

Я уже говорил, что Владыка никогда никого не ругал. Хотелось бы сказать еще и о том, что Владыка практически никогда никого не хвалил. Он всегда говорил нам: «Ты, отец, служи Богу, а Господь тебя никогда не забудет никогда не оставит. Ваши награды на небесах». Всегда так говорил.

Конечно, те, кто хотел окормляться у Владыки, прислушивались к каждому его слову. Однако не все могли у него духовно окормляться. Ведь несмотря на то, что Владыка был прост в общении, он был довольно строг к выполнению обязанностей христианина. Давая молитвенное правило, он требовал его неукоснительного исполнения. Вот, например, придет к нему какой-нибудь раб или раба Божия: «Владыченька, возьмите меня к себе в духовные чада». — «Хорошо. Ты будешь исполнять правило?» — «Буду». — «Вот тебе первое послушание. Нужно, проснувшись, читать утренние молитвы, а вечером — молитвы на сон грядущим. Приедешь ко мне через месяц и расскажешь».

Приезжает человек: «Ой, Владыченька, так трудно было! Как начинаю читать правило, так сразу же и засыпаю». — «А ты читай на коленях. Или привяжи к ноге табуретку, и как только начнешь засыпать, табуретка упадет и тебя разбудит. А ты продолжай читать дальше. Ну хорошо, приедешь ко мне еще через месяц». Приезжает опять: «Ой, Владыченька, ничего не помогает, никак не получается». — «Ну, дочь моя (или отец), ты же хочешь спасаться? Я предлагаю тебе спасительный путь. Дал одно только малое послушание. Но раз ты не можешь исполнить малое, то не можешь духовно окормляться. Помогай тебе Господь». Вот так Владыка благословлял.

Стоит еще сказать, что никто никогда не видел Владыку праздным. С утра он молился. Затем практически каждый день принимал людей в епархии. Вечером опять молитвы. Конечно, в какие-то дни, особенно летом, ему удавалось выбраться на рыбалку (он любил порыбачить), и тогда он хоть немного отдыхал телесно, но духовно не отдыхал никогда. А ведь он был обременен многими телесными немощами: у него было заболевание сердца, вдобавок сахарный диабет, а от диабета — язвы на голенях… Однако телесное никогда не преобладало над его духом.

Это был высочайший подвижник. Поэтому в каком бы состоянии он ни был, он ни одного часа, ни одной минуты не проводил в каком-то рассеянном состоянии или в безделье. Он всегда работал. Даже когда врачи категорически настаивали на госпитализации или убеждали хотя бы несколько дней соблюдать постельный режим, чтобы язвы хоть немного зажили, он в это время, даже лежа, все равно работал: писал статьи, книги, отвечал на письма... Поэтому все наветы, все разговоры о том, что владыка Иоанн был настолько немощен, что не мог ни управлять епархией, ни писать, — это от беса… Это абсолютная ложь. Владыка был силен духом, и он был способен делать — и делал — то, на что он был поставлен, потому что им руководил Господь и Дух Святый.

В 1990 году, после избрания Патриархом Московским и всея Руси митрополита Ленинградского и Новгородского Алексия он на первом же заседании Синода 20 июля 1990 года назначил владыку Иоанна, который был тогда архиепископом Куйбышевским и Сызранским, на Ленинградскую кафедру и возвел его в сан митрополита. На этом же заседании Собора мне было определено быть епископом Уфимским и Стерлитамакским. Начались смутные 90-е годы, когда могучая держава Советский Союз распался, Церковь находилась в бедственном положении, а в стране царил хаос, разброд, разруха.

Тогда, будучи на Ленинградской кафедре, владыка Иоанн выпустил множество трудов, в которых он говорил о могучем духе русского народа, о нашей Русской Православной Церкви, о русском православии и его значении для мировой цивилизации. Он говорил, что наша Церковь сохранила все те преемства и традиции, которые нам передали святые апостолы. В те годы он был, можно так сказать, духовным вдохновителем нашего народа. Конечно, роль Святейшего Патриарха Алексия II тоже нельзя отрицать, но он правил тогда кораблем, которым являлась наша Русская Православная Церковь, а мы, правящие архиереи, были его помощниками. Но духовным руководителем, духовным лидером был в то время владыка Иоанн.

Об этом же говорил и владыка Иоанн, стараясь поднять духовность народа. В последующем мы увидели правоту и Святейшего Патриарха Алексия II, и блаженнопочившего владыки Иоанна. Мы увидели правоту этих мыслей, как и сейчас видим, сколько сил направляет Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл для того, чтобы в своих проповедях, в своих трудах, в своем служении поддержать эту мысль и вдохновить, настроить наш народ прежде всего на духовную жизнь. То есть это направление совершенно правильное, и деятельность митрополита Петербургского и Ладожского Иоанна, конечно, дала и дает до сего времени свои плоды. Его труды доселе печатаются массовым тиражом, и люди их читают и изучают.

Мы знаем, как поначалу, когда Владыка был только назначен на Ленинградскую кафедру, многие соблазнялись его неимпозантной, непредставительной внешностью. Но уже вскоре всем, и не только петербуржцам, стало понятно, какой это мощный колосс духовный! Его стали уважать, и не только уважать, но и любить по всей стране, прислушиваясь к каждому его слову.

В те смутные годы в Петербург, как в самый западный, самый открытый город России, хлынули многочисленные сектанты. Сколько сил и трудов приложил владыка Иоанн к тому, чтобы бороться с их лжеучениями, чтобы не дать сектантам развернуться в нашей стране. И Святейший Патриарх Алексий II в то же время подчеркивал, что в России более тысячи лет существуют свои коренные, традиционные религии — православие, ислам, — и мы не нуждаемся в чуждых учениях, которые насаждают нам западные проповедники, как-будто у нас нет своих традиционных религий и Россия - это не пустыня Саха́ра!

Владыка придавал очень большое значение этому виду своей деятельности. Конечно, из-за этого он потерял очень много здоровья, постоянно болел, потому что, повторюсь, всякое событие, всякого человека, вообще все, что происходило вокруг, он пропускал через свое сердце. Вот поэтому он рано ушел. Но он оставил, конечно, неизгладимый след в жизни нашей Церкви, в жизни всех тех людей, которые с ним соприкасались. Вот таким мы знали и знаем, и помним, и будем помнить до конца своих дней владыку Иоанна, нашего духовного отца, которого многие называли дедушкой…