Сергей Александрович Рачинский (1833-1902) создал систему национального воспитания детей, в основе которой лежало воспитание религиозно-нравственное. Ему в Татево писали письма из разных концов России, советовались, спрашивали о самом важном.
Сергей Рачинский был учителем-подвижником. Оставив профессорское поприще, он уехал из столицы и начав заниматься педагогической деятельностью в сельской школе в Татево. Об этом Рачинский рассказал в одном из писем: «Со мной случилась вещь, от которой я не могу опомниться. Запрошлою осенью сестра, занимавшаяся школою, оставила Татево, и мне вздумалось помочь учителю в преподавании арифметики. Теперь у меня в Татево шестьдесят учеников при четырех учителях. В окрестностях возникли еще две школы, и я буквально с утра до вечера учу и учусь - русскому языку, арифметике, Закону Божию».
Профессорское звание и практика не давали Рачинскому права учительствовать в сельской школе, поэтому ему пришлось сдавать специальный экзамен, установленный для получения звания сельского учителя.
Через пять лет своей учитель¬ской деятельности он писал К. Победоносцеву: «То, что я делаю, превышает мои денежные средства. Для того чтобы продолжать (а остановиться невозможно - столько на мне нависло человеческих существований), нужно отказаться на всю жизнь от личных издержек, одеться крестьянином, перейти на крестьянскую пищу. Через несколько лет будет поздно - приближается старость. В нравственном отношении это также необходимо. Нужно завоевать себе право читать Евангелие детям, не краснея за себя».
В школе Рачинского, урок устного счета
Кончину С.А. Рачинского оплакивала вся Россия. В памятной речи на акте церковно-приходских школ в Смоленске, в день празднования славянских первоучителей Кирилла и Мефодия, преосвященнейший владыка Петр сказал: «Имя Сергея Александровича принадлежит отныне истории, и позволяем себе думать, что везде, где сознается польза народного образования, чувствуется настоятельная в нем необходимость, имя это будет поставлено высоко». По признанию современников, для отечественной педагогики рубежа XIX-XX веков Рачинский был поистине «школьным апостолом».
В письмах С.А. Рачинского к сельской учительнице Александре Алексеевне Штевен, в замужестве Ершовой, поднимаются вопросы организации обучения в сельской школе и школьно-просветительской деятельности посредством устройства обществ трезвости. Эти письма исполнены тепла и участия к адресату, а ответы Рачинского на вопросы А.А. Штевен актуальны и интересны современным педагогам.
Татево, 30 августа 1889 года.
Многоуважаемая Александра Алексеевна.
Прежде всего простите меня, если на Ваше милое, сердечное письмо я отвечу слишком поверхностно и кратко. Кроме вопроса о пьянстве Вы затрагиваете в нем ряд школьных вопросов первостепенной важности. Обстоятельный ответ разросся бы до целого тома, а я временем своим не располагаю.
Александра Алексеевна Штевен (Ершова)
Начну с пьянства. Не думаю, чтобы учеников сельской школы было прежде¬временно ограждать от него торжественным молитвенным обещанием. Вижу из Вашего письма, что и в Вашем крае существует пагубный обычай поить водкой детей с самого раннего возраста. Это - величайшее зло, подготовляющее зло еще горшее - случаи болезненного, неизлечимого пьянства. Я уверен, что всякий из Ваших учеников на втором году учения способен понять и всю гнусность пьянства, и всю святость обещания, данного при целовании иконы. Сроком обещания мог бы послужить на первых порах срок учения. Но само собой разумеется, что общество трезвости, состоящее из одних школьных ребят, представляет мало залогов прочности. Необходимо привлечь к обществу несколько взрослых крестьян, которые помогали бы вам поддерживать, расширять дело. Еще желательно было бы привлечь к нему какое-либо уважаемое лицо нашего сословия - но увы!.. В этом отношении мы еще более рабы привычки, чем крестьяне.
Самым же лучшим помощником в этом деле может сделаться для Вас местный священник. Вы пишете, что он молод. Попытайтесь его завербовать. Привычка к спиртным напиткам в молодых летах побеждается легко. Вам поможет то обстоятельство, что на днях вышел указ Священного Синода, настоятельно напоминающий духовенству о его обязанности бороться против пьянства.
Вопрос о трезвости естественно приводит к вопросу, несравненно более широкому, затронутому Вами, - о способах воздействия школы на бывших, уже взрослых ее питомцев. Полагаю, что поддержать в них связь со школою - школьными увеселениями - невозможно. Нужно постоянное дело, близкое сердцу, для поддержания этой связи. Таким делом могло бы послужить прежде всего - церковное пение, и, в связи с ним, участие в богослужении чтением. Школьный хор становится приятным лишь при участии муж¬ских голосов. У Вас найдутся сельские грамотеи с голосами, чтобы петь в церкви...
Остановлюсь: не знаю, насколько Вы музыкальны. Но предполагаю, что музыка Вам не чужда: Вы, если не ошибаюсь, - внучка Владимира Федоровича Львова. Затем не знаю, есть ли в Вашем селе церковь. Не знаю также, может ли Вам дать земство вместе с священником-законоучителем и учителя-регента. Последнее было бы необходимо. Сил молодой девушки не хватило бы и на ведение школьного учения, и на управление хором.
Само собой разумеется, что постоянное участие питомцев школы (наличных ребят и уже взрослых юношей) в церковных службах есть лучшая школа богослужения. Но, кроме того, частое и правильное посещение школы бывшими ее питомцами с целию религиозною и художественною приносит им нравственную пользу.
Поддерживается живое общение с руководителями школы, любовь к чтению, интерес ко всему духовному. В частности, устройство обществ трезвости значительно облегчается существованием такой поющей школьно-церковной братии. Трезвость, в свою очередь, способствует ее умножению, ибо возбуждает потребность в достойном наполнении праздничных досугов.
Сергей Рачинский
Перехожу к вопросу самому трудному - о преподавании Закона Божия. Это - больное место всех наших школ. Большинство наших законоучителей относятся к делу формально и небрежно. Большинство учителей не имеют ни знаний, ни нравственного авторитета, ни времени, нужных для восполнения этого жалкого учения. Дай Бог, чтобы Ваш будущий молодой законоучитель в этом отношении составлял исключение. Как бы он ни был хорош, Вам все-таки придется восполнять его уроки устными беседами, доступным пониманию детей чтением.
Я, со своей стороны, в последние две зимы, имея на руках кроме учеников школы юношей, готовящихся к учительскому званию, был вынужден приглашать молодых людей, окончивших курс в Духовной семинарии, исключительно для преподавания Закона Божия пяти группам, образовавшимся в моей школе.
Должен сознаться Вам, что правильное решение этого вопроса в настоящее время представляется мне невозможным. Мы пока можем только подготовлять такое решение. Закон Божий есть не только предмет школьного учения, а прежде всего дело нравственного влияния, которое в полной мере может действовать на ребенка не в школе, а в семье. Школа может только выяснить, укрепить то, что получает ребенок от отца и матери... Мы должны почесть себя счастливыми, если нам удастся в некоторых из наших учеников заронить на всю жизнь жажду Божественной правды, христианской жизни. Только их дети будут способны воспринять вполне наше школьное преподавание Закона Божия. Быть может, даже не дети, а внуки. Дело, коему мы служим, бесконечно медленное и трудное. Не нам дожить до плодов наших учений.
Учение как всякое сеяние требует веры. Нет нужды настаивать на глубоком смысле этого подобия, постоянно употребляемого в Писании. То же Писание напоминает нам, что из малого семени может вырасти великое дерево. Вы трудитесь четыре года, я - четырнадцать. Это - сроки, бесконечно малые в тысячелетней жизни нашего народа. Бесконечно мал и срок целой нашей жизни. Постараемся же наполнить этот срок достойно, сея добро и веруя, что доброе семя принесет добрый плод, в той мере, в то время, которое определено Богом для совершения дел человеческих. Вы увидете, что еще при Вашей жизни, вера Ваша будет подкреплена отрадными признаками, которые укажут Вам на последствия Вашего делания в будущем...
Да хранит Вас Бог.
Преданный Вам С. Рачинский.
Рекомендую Вам, в видах привлечения взрослых грамотеев к обществу трезвости «Троицкие листки» и книжку О. Наумовича «Как устроить общество трезвости».
Татево. 4 ноября 1889 года.
Многоуважаемая Александра Алексеевна.
Радуюсь водворению в Вашей школе церковного пения. Вы увидите, до какой степени оно ее оживит, усилит к ней сочувствие окрестного населения.
Пению, конечно, можно учить, не уча по нотам. С такого учения во всяком случае следует начинать. Но без знания нот в пении далеко не уйдешь. Желательно, во всякой школе насадить хотя бы знакомство с цифирною нотациею, дающейся легче линейной, с ее различными ключами и совершенно достаточной для изображения наших церковных песнопений. Позволяю себе послать Вам пять экземпляров прекрасного курса хорового пения Смоленского, содержащего в цифирной нотации почти все, что мыслимо исполнять в сельской школе. Не смущайтесь этим маленьким подарком. В моем распоряжении теперь случайно много экземпляров этой книги.
Что касается до книжечки Наумовича, то едва ли Вы в ней найдете приложимые в Вашей местности указания на практические подробности устройства обществ трезвости. Наумович - галичанин и говорит на основании своего галицкого опыта. Полагаю, что все подробности должны определяться местными возможностями и условиями. Так, узнаю из Вашего письма, что нижегородские священники не могут не пить. Это весьма прискорбно, но составляет особенность чисто нижегородскую. Множество из моих корреспондентов-священников из разных краев России заводят в своих приходах общества трезвости, начиная, как и следует, с того, что они лично безусловно отказываются от спиртных напитков. Не говорю уже о священниках, действующих у меня на глазах.
Случаи нарушения обетов трезвости всегда были, есть и будут. Но при религиозном характере обетов, при внимательности допущения к ним - они весьма редки. Нормальный руководитель таких обществ - священник - располагает могучим орудием: исповедью, имеет право наложить епитимию.
Очень желал бы я помочь Вам приготовлением одного из Ваших учеников в учителя. Но это физически невозможно. С 1 октября я так болен, что едва могу давать два урока в день в школе, и не предвидится возможности вернуться к прежней многосложной деятельности.
Жить Вам, как я, с крестьянскими мальчиками - немыслимо. Скорее могли бы Вы приблизить к себе школу женскую, конечно, не живя в ней, а поселив в ней надежного адъютанта - женщину, и постоянно следя за всеми подробностями дела...
Да хранит Вас Бог.
Преданный Вам С. Рачинский.
Татево. 4 декабря 1889 года.
Многоуважаемая Александра Алексеевна.
От души поздравляю Вас с открытием при Вашей школе общества трезвости. Вас, кажется, смущает малое число его членов. Но число это для начала совсем не малое, да и поверьте - всякое доброе дело имеет начало едва заметное и скромное. Именно на таких зернах горчичных почиет благословение Божие.
Продолжаю получать массу писем, доказывающих мне, что дело наше находит сочувствие во всех углах России. Между корреспондентами моими до 25 священников. Едва успеваю отвечать, а отвечать нужно немедленно, обстоятельно и внимательно. Дело стоит на той точке, где и ничтожный толчок может привести его в движение. В Татеве не проходит литургии без новых присоединений.
Благодарю Вас за участие к моему здоровью. Оно улучшается. Могу учить в школе, хотя не столько, как прежде... Но все мы измучены инфлуэнциею. Болезнь эта, непродолжительная и сама по себе не опасная, становится истинным бедствием по количеству болеющих, не позволяющему выздоравливающим беречься, как следует. Боюсь, что эта эпидемия оставит за собою целый хвост болезней более серьезных.
Да хранит Вас Бог.
Преданный Вам С. Рачинский.
Татево. 25 октября 1890 года.
Многоуважаемая Александра Алексеевна.
Постараюсь отвечать, по крайнему моему разумению, на разнообразные запросы, из коих состоит Ваше интересное письмо.
Та вольность обращения, которую начинают обнаруживать в Вашем присутствии Ваши ученики, должна быть безусловно устранена. Нужно это не только для Вашего спокойствия, но и для их пользы. Ибо мы обязаны прививать по мере сил нашим питомцам то чувство меры и нравственных приличий, которое составляет одно из главных преимуществ людей образованных. Я уверен, что в этом отношении Вы встретите почву благодарную. Ученики наших сельских школ всегда чутки к настроению любимого учителя, и от него зависит задать им желательный тон.
Вопрос о ранних браках - вопрос очень сложный, едва допускающий решение огульное. Нужно взвесить в отдельности всякий индивидуальный случай. Но при этом не нужно опускать из виду, что на ранних браках основан весь нравственный и экономический строй наших крестьянских семей, что ранний брак спасает молодых крестьян от весьма серьезных опасностей нравственных, что сентиментальная влюбленность, считающаяся у нас при браке обязательною, нисколько не есть залог семейного согласия, а что, напротив того, прочнее чувства более спокойные и трезвые.
Конечно, огромное большинство браков в крестьянстве заключается по выбору и инициативе родителей. Однако при этом редко насилуются склонности молодых людей, по большей части этому выбору подчиняющихся охотно. Это, конечно, объясняется развитием индивидуальности, преобладанием характера семейного над характером личным...
Но в виду всего этого мне кажется, что вмешиваться в эти дела нам следует лишь с крайней осторожностью, лишь в тех случаях, когда нужда в нашем вмешательстве очевидна. Иначе мы рискуем внести в семьи элемент несогласия, в душу молодых людей заронить недовольство тою семейною жизнью, которая им неминуемо предстоит.
Впрочем, в нашей местности между юношами, подлежащими военной
повинности, очень заметно стремление отлагать брак до возвращения со
службы, и, по большей части, родители им в этом не препятствуют.
О моей школе Вы составили себе понятие преувеличенное. Учение в ней
продолжается четыре зимы вместо обычных трех, причем общая программа
начальных училищ нисколько не расширена. Стараюсь только о том, чтобы
она была несколько прочнее выполнена. Дальнейшим преподаванием
пользовались только те из моих учеников, которых я оставлял при себе по
окончании школьного курса, для приготовления их к учительству,
духовному званию, карьере художественной.
Никаких учебников при преподавании не употребляю, ибо по ним учить не умею... В извинение мое напомню Вам, что я был когда-то профессором и что в мои лета от дурных привычек отделываться трудно.
Впрочем, всему этому близок конец. Здоровье мое так плохо, что едва ли удастся мне дотянуть эту зиму (то есть в качестве учителя, жизнь моя пока не в опасности). Уже теперь учение для меня очень тяжело.
Мне очень нужно было бы в течение зимы съездить в Петербург, но при наличном составе моей школы это невозможно. Всех взрослых помощников у меня разобрали, и адъютанты мои - дети. Если представится возможность, напишу Вам: я был бы сердечно рад, если бы поездка в Петербург доставила мне случай познакомиться с Вами лично.
Пишете Вы еще о молитве. Предмет этот ускользает от точных определений. Это - тайна между нами и Богом. Но весьма верно Ваше замечание, что мы лучше молимся с другими, чем наедине. И это согласно с волею Божиею. Эта солидарность веры прекрасно выражена в католическом слове religio (связь), еще лучше в православном слове «спасение» (сопасение). «Спаси мя» - не значит - «избавь меня от зла», но «направь меня вместе с другими к благу». Вот где ключ к глубокой связи и между нашим делом, и молитвою, между школою и Церковию.
Да хранит Вас Бог.
Преданный Вам С. Рачинский.
Татево, 20 декабря 1890 года.
Многоуважаемая Александра Алексеевна!
Вопреки Вашим приказаниям, позволяю себе отвечать на Ваше письмо, чтобы сказать Вам, как сожалею я о невозможности увидеть Вас в Петербурге.
Мать моя серьезно больна. Ей 81-й год, и в эти лета опасны и недуги менее значительные. Выехать из Татева теперь для меня немыслимо.
Сердечно радует меня разрастание Вашего общества трезвости. Радуют меня и те черты, коими его устройство разнится с устройством общества татевского. Дело это - живое и новое, и всякое однообразие в нем пока преждевременно. Масса писем, продолжающих сыпаться на меня со всех концов России, доказывает мне, что для этого дела наступил момент благоприятный.
Могу порадовать Вас доброю вестию. Отец Никон (издатель «Троицких листков») предпринял писать Толковое Евангелие, совершенно доступное сельским грамотеям. Он прислал мне в рукописи первые главы, и я прочел их с громадным успехом моим певцам и чтецам. И взрослые юноши, и малые дети, и учителя, и ученики слушали с восторгом. Судя по этому началу, книга выйдет превосходная, для всех нас драгоценная.
Да хранит Вас Бог. Отдохните в Петербурге и возвращайтесь со свежими силами в Яблонку к Вашему святому делу.
Преданный Вам С. Рачинский.
Публикацию подготовила Ольга Потаповская
http://pokrov.pro/pisma-sergeya-aleksandrovicha-rachinskogo/
