Праведный Феодор Ушаков
«Бой
был жесток и для нас славен тем паче, что...
контр-адмирал
Ушаков атаковал неприятеля, вдвое себя
сильнее... разбил сильно и гнал до самой
ночи... Контр-адмирал Ушаков отличных достоинств.
Я уверен, что из него выйдет великий морской
предводитель», - так в донесении Екатерине
ІІ характеризовал доблесть и мужество святого
праведного воина Феодора Ушакова князь Потемкин.
Конечно, есть и другие характеристики добродетельной
личности святого воина. Мы знаем, что он «бедным
и нищим творил всегдашние милостивые подаяния и
вспоможения», в Отечественную
войну 1812 года всё, что имел, отдавал «на
воспомоществование ближним, страждущим от разорения
злобствующего врага...» и, наконец,
«остаток дней своих адмирал провел крайне
воздержанно и окончил жизнь свою как следует истинному
христианину и верному сыну Святой Церкви». А
когда гроб с телом усопшего адмирала при большом
стечении народа был вынесен на руках из города, его
хотели положить на подводу, но народ продолжал нести
его до самой Санаксарской обители - места его
упокоения.
Сочетание таких, казалось бы, разных понятий, как «воинское служение» и «святость, праведность», нередко повергают в смятение даже людей глубоко верующих. Тем более усиливают недоумения разные критические высказывания по этому поводу поборников «истинной евангельской любви». Вопрос действительно серьезный: как совместить воинское служение с образом святости, который мы познаем из Евангелия? В чем заключается логика Церкви в этом случае?
Прежде всего, мы должны осознать, что Церковь в своих суждениях всегда опирается на истинную оценку действительности и правильное соотношение видимого и реального. Основанием такого взгляда на мир является Евангелие. А оно решительно и определенно говорит о том, что реалии земной жизни очень часто искажают даже самые благие намерения, обращая их на погибель человеку. С ужасом мы слышим из уст Спасителя, что «наступает время, когда всякий, убивающий вас, будет думать, что он тем служит Богу» (Ин. 16: 2). Совсем неожиданными для нас оказываются слова любящего Господа: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее» (Мф. 10: 34-35). Наконец, мы недоумеваем, слыша: «Не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!", войдет в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного. Многие скажут Мне в тот день: Господи! Господи! не от Твоего ли имени мы пророчествовали? и не Твоим ли именем бесов изгоняли? и не Твоим ли именем многие чудеса творили? И тогда объявлю им: Я никогда не знал вас; отойдите от Меня, делающие беззаконие» (Мф. 7: 21-23). Оказывается, что и те, кто именем Господним творили многие чудеса, изгоняли демонов, в конечном итоге могут быть признаны Богом «делающими беззаконие». Что говорить, даже самый верный критерий, которым мы часто оцениваем истинность наших отношений с ближними, - любовь - и он, оказывается, может быть искажен, поскольку: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мф. 10: 37)...
Сочетание воинской доблести со святостью возможно в контексте евангельского восприятия реалий нашего мира. Церковь допускает такое сочетание, поскольку оно свидетельствует о том, что земная жизнь человека далека от райских условий. Здесь даже любовь, искренность намерений не могут быть окончательным критерием истинности пути. В нашей жизни всё истинное является плодом усилий, борьбы, преодоления, среди которых неизбежны и падения, и защита слабых, и отстаивание христианских ценностей. Это мир, который невозможно оценить, основываясь лишь на собственных искренних убеждениях отстаивать только правду, поскольку Сам Господь предупреждает каждого: «Смотри: свет, который в тебе, не есть ли тьма?» (Лк. 11: 35).
В Евангелии нет плоской оценки земных реалий. Господь ясно показывает, что Он понимает сложность нашей жизни, когда говорит: «Горе миру от соблазнов, ибо надобно придти соблазнам...» (Мф. 18: 7). И предупреждает, чтобы мы не решались судить других и себя с помощью критериев, истинность которых определяем, исходя из собственного опыта или благих намерений.
К сожалению, в мире есть много должного, необходимого, вынужденного, на что человек обязан реагировать и отвечать. И этот необходимый ответ, вынужденное применение силы, ума не противоречит Евангелию. Об этом ясно говорил Спаситель: «Отдавайте кесарево кесарю, а Божие Богу» (Мк. 12: 17). В нас самих не всё так просто и однозначно, чтобы мы могли полностью довериться чему-то исходящему из нашего сердца. Любовь для нас во многом непонятна и часто недостижима. Она не так деликатна и безобидна, как нам кажется, потому что приносит в мир меч и разделение (см.: Мф. 10: 34-35). К любви мы должны проделать долгий путь преодоления себя и неправильного отношения к миру, которым очень легко подменить истину. Поэтому Церковь смотрит на нашу жизнь, основываясь на евангельском реализме борьбы человека со своим стремлением во всем утвердить собственное «я». Ее опыт предупреждает от непоправимых ошибок на этом пути: «Преждевременное стремление к развитию в себе чувства любви к Богу есть самообольщение. Шествие ко Христу начинается и совершается под водительством страха Божия» (святитель Игнатий (Брянчанинов)).
Критерием истинности пути в Царство Небесное являются не внешние отношения с миром, а правильность ориентиров, свет Христов.
И в этом смысле возможность сочетания воинского служения со святостью является подтверждением истинности Православия, сохранившего евангельский реализм. Церковь признает, что критерием истинности пути в Царство Небесное являются не внешние отношения с миром, их формальная сторона, а правильность ориентиров, свет Христов, который может преодолеть любой покров обстоятельств и своим лучом достигнуть до самых глубин житейской суеты и мирских соблазнов, лишь бы там было сердце, жаждущее его увидеть.
