Немногие из русских писателей были счастливы в браке. Немногие жёны
гениев могли назвать свою семейную жизнь благополучной. Но бывали
исключения. Анна Григорьевна Достоевская через восемь лет после свадьбы
писала мужу: «Дорогой мой, я считаю себя самою счастливою из женщин
и часто даже завидую себе». Какова цена этого счастья, знала лишь она
сама, без оговорок исполнившая апостольский призыв: дорастайте до любви.
«Мне всю жизнь представлялось некоторого рода загадкою то обстоятельство, что мой добрый муж не только любил и уважал меня, как многие мужья любят и уважают своих жён, но почти преклонялся предо мною, как будто я была каким-то особенным существом, именно для него созданным... А ведь в действительности я не отличалась красотой, не обладала ни талантами, ни особенным умственным развитием, а образования была среднего. И вот, несмотря на это, заслужила от такого умного и талантливого человека глубокое почитание и почти поклонение».
С такой скромностью говорит о себе женщина, составившая счастье величайшего из русских литераторов, создавшая тихую гавань, где Достоевский, вечно истерзанный - тяжкой болезнью, долгами, недругами-литераторами, беспокойными родственниками, - обрёл наконец тихое семейное счастье и возможность сосредоточиться на литературной работе. Она выстроила высокую стену, отделившую его от всяческих житейских волнений, домогательств кредиторов, хозяйственных хлопот. Стала ближайшим помощником в писательских трудах и с большим успехом повела его издательские дела. Всё это она делала, не отлучаясь от детей и хозяйства, не доверяя детей заботам нянек и гувернанток.
Объяснение преклонения мужа, так удивлявшего её, Анна Григорьевна нашла у Василия Розанова. «Никто, ни даже „друг", исправить нас не сможет; но великое счастье в жизни встретить человека совсем другой конструкции, другого склада, других всех воззрений, который, всегда оставаясь собою и нимало не вторя нам, не подделываясь (бывает!) к нам и не впутываясь своею душою (и тогда притворною душою!) в нашу психологию, в нашу путаницу, в нашу мочалку, - являл бы твёрдую стену и отпор нашим „глупостям" и „безумиям", какие у всякого есть. Дружба - в противоречии, а не в согласии».
Слишком многие неудачи в любви и дружбе оправдываются избитыми словами: «Мы очень разные». Но именно в этих слова Анна Григорьевна увидела формулу своей семейной идиллии. «Действительно, - пишет она, - мы с мужем представляли собой людей „совсем другой конструкции, другого склада, других воззрений", но „всегда оставались собою", нимало не вторя и не подделываясь друг ко другу, и не впутывались своею душою - я - в его психологию, он - в мою, и таким образом мой добрый муж и я - мы оба чувствовали себя свободными душой. Фёдор Михайлович, так много и одиноко мысливший о глубоких вопросах человеческой души, вероятно, ценил это моё невмешательство в его душевную и умственную жизнь, а потому иногда говорил мне: „Ты единственная из женщин, которая поняла меня!". Этим объясняется, по-моему, и то удивительное доверие, которое муж мой питал ко мне и ко всем моим действиям, хотя всё, что я делала, не выходило за пределы чего-нибудь необыкновенного».
Смирение Анны Григорьевны восхищает, тем более, что заурядной и обыкновенной женщиной её не назовёшь.
Натура цельная и доброкачественная проявляет себя с юности. Известно, что в 13-летнем возрасте, отдыхая во Пскове, Анна приняла решение вступить в монастырь - ей уже тогда хотелось посвятить себя без остатка высокому служению. Родителям удалось вернуть её в Петербург - не без обмана - сообщением о тяжёлой болезни отца.
На характер Анны наложили отпечаток настроения начала 1860-х годов - женское стремление к образованию, независимости, самостоятельному труду весьма ей импонировали. Противовесом этим «новшествам» были крепкие семейные ценности: забота о близких, идея ответственности. Свою основательность, практичность, консерватизм Анна унаследовала от матери-шведки; а жизнелюбие, радостный и благодарный отклик на бытие - от отца, происходившего из старинного казацкого рода.
Стенография
не далась ей сразу легко, но девушка проявила упорство и добилась
результата. И вскоре как лучшая ученица курса Анна Сниткина была
рекомендована в помощницы литератору Достоевскому.
Стенография в тогдашней России была новинкой. Сам Фёдор Михайлович вынужден был, по совету друзей, обратиться за помощью к стенографу, не особо веря в успех этой затеи, но крайне затруднительное положение не оставляло ему выбора. Зажатый в тиски бесчестным издателем Стелловским, он рисковал не только заплатить чудовищную неустойку, но и лишиться прав на свои сочинения в том случае, если к указанному сроку не доставит издателю новое произведение. Тот, конечно, именно на это и рассчитывал. Теперь за месяц предстояло написать полноценный роман, и для этого-то и была приглашена «стенографка».
С юности восхищаясь Достоевским, близко к сердцу принимая мир его героев, Анна вдвойне обрадовалась сотрудничеству с писателем: её мечта - зарабатывать самостоятельно - осуществилась вдруг таким сказочным образом! Конечно, у 20-летней девушки немолодой уже - 45 лет - болезненного вида литератор вызывал лишь благоговение. Он не мог по-мужски нравиться ей; более того, от первых встреч и бесед с любимым писателем впечатление у Анны сложилось угнетающее: «В первый раз в жизни я видела человека умного, доброго, но несчастного, как бы всеми заброшенного, и чувство глубокого сострадания и жалости зародилось в моём сердце». Достоевский немедленно открыл ей многие подробности своей жизни, и хотя лишь к концу месяца запомнил её имя, однако сразу говорил с ней, как со старым другом, о своей жизни на каторге, о приступах эпилепсии, от которых он долго отходит, о смерти первой жены, о долговой кабале, в которую он попал, добровольно взяв на себя после смерти любимого брата его долги... «Только впоследствии, познакомившись с его семейною обстановкою, я поняла причину этой доверчивости и откровенности: в то время Фёдор Михайлович был совершенно одинок и окружён враждебно настроенными против него лицами».
В результате напряжённой работы за 26 дней диктовки родился роман «Игрок». Несмотря на этот маленький триумф, окончание совместной работы огорчало обоих - и Достоевский предлагает стенографке продолжить работу над «Преступлением и наказанием».
В один из рабочих дней Достоевский завёл беседу - как будто бы о плане нового романа. Он интересовался мнением своей помощницы: будет ли психологически достоверным, что юная девушка ответит взаимностью талантливому, но немолодому и небогатому художнику, полюбившему её? Разговор был оживлённый, Анна Григорьевна разгорячилась. «Что в том, что он болен и беден? Неужели же любить можно лишь за внешность да за богатство?» Тогда Фёдор Михайлович, сдерживая волнение, произнёс: «Представьте, что этот художник - я, что я признался вам в любви и просил быть моей женой. Скажите, что вы бы мне ответили?» - и тут же услышал решительное: «Я бы вам ответила, что вас люблю и буду любить всю жизнь!»
Весь склад их будущей семьи уже ясен из тех чувств и устремлений, которые Анна описывает в своём дневнике. Мысль, что ей не придётся разлучаться с Достоевским, что она сможет помогать ему в его занятиях и следить за его здоровьем, оберегая его от назойливых, раздражающих его людей, - вот что было её главной радостью. Эта любовь изначально была зрячей и зрелой - хотя и ей предстояло в будущем пройти через горнило испытаний, чтобы возрасти и умножиться.
«Я безгранично любила Фёдора Михайловича, но это была не физическая любовь, не страсть, которая могла бы существовать у лиц, равных по возрасту. Моя любовь была чисто головная, идейная. Это было скорее обожание, преклонение пред человеком, столь талантливым и обладающим такими высокими душевными качествами. Это была хватавшая за душу жалость к человеку, так много пострадавшему, никогда не видевшему радости и счастья и так заброшенному близкими».
Как
всегда случается в жизни, обстоятельства реальной жизни немедленно
подвергли испытаниям столь идеалистический настрой её души. Озлобленный
против новой хозяйки пасынок Фёдора Михайловича, беспардонное поведение
родственников, живущих на его счёт, будучи в состоянии сами себя
обеспечить... Молодая супруга претерпевала все эти эскапады, не давая
сдачи, не жалуясь мужу. Чувствуя себя одинокой, ужасно страдая, считая,
что Достоевский её больше не любит, - она тем не менее не пыталась
устроить всё по-своему и мирилась со своим положением, пока сам Фёдор
Михайлович не предложил «сбежать» от невыносимого для обоих суетного
обихода, лишавшего их душевного покоя и всякой надежды на взаимное
общение. Выезд в Москву, а затем и решение о поездке заграницу
обнадёжили Анну. В решимости спасти свой брак она пошла на рискованный
шаг - заложила своё приданое, - и таким образом желанное путешествие
стало возможным. Впоследствии всё принадлежавшее ей имущество было
расхищено мошенниками, но об этой своей жертве она никогда не жалела.
Путешествие планировалось на три месяца, но продлилось около четырёх лет. За это время супруги сроднились, большие испытания закалили их любовь. Самым мучительным из них была болезнь Фёдора Михайловича. Припадки эпилепсии, от которых страдал писатель, с появлением заботливой жены стали случаться реже. И всё же... «Видеть любимое лицо синеющим, искажённым, с налившимися жилами, сознавать, что он мучается и ты ничем не можешь ему помочь, - это было таким страданием, каким, очевидно, я должна была искупать своё счастье близости к нему», - пишет Анна Григорьевна. Болезнь требовала её внимания круглосуточно: все четырнадцать лет брака она спала по ночам, чутко прислушиваясь к звукам из кабинета мужа (Достоевский работал ночью), чтобы в случае припадка прийти на помощь.
Ещё один крест, который ей пришлось вынести, - страсть мужа к рулетке. За рубежом, в надежде поправить материальное положение семьи, Фёдор Михайлович погрузился в игорный омут. Ещё во время работы над «Игроком» Анна, беседуя с автором о характерах его персонажей, строго судила безволие главного героя, игромана. Но вот ситуация повторилась в её семье, и - чудо любви - на место молодой категоричности пришла кроткая мудрость. «Я поняла, - вспоминает она, - что это не простая „слабость воли", а всепоглощающая человека страсть, нечто стихийное, против чего даже твёрдый характер бороться не может. С этим надо примириться, смотреть как на болезнь, против которой не имеется средств».
Анна Григорьевна безропотно высылала мужу последние гроши, закладывала сперва ценные вещи, потом и вещи самые необходимые - но никогда она не выказала мужу ни презрения к его слабости, ни упрёка, - одно лишь сострадательное понимание. Её фантастическое смирение и те мучения, которые испытывал он сам, отбирая последнее у семьи, со временем сделали в его душе переворот - в 1871 году Достоевский, с Божией помощью, навсегда порывает с «проклятой фантазией», мучившей его около десяти лет.
Первая дочь Достоевских родилась в Швейцарии и подарила им счастливейшие три месяца. Но от простуды девочка умерла. Эта смерть потрясла обоих супругов до величайшего отчаяния.
Их заграничная жизнь затянулась. Когда Господь послал семье вторую дочь, отец был настолько счастлив, что писал критику Страхову: «Ах, зачем вы не женаты, и зачем у вас нет ребёнка, многоуважаемый Николай Николаевич. Клянусь вам, что в этом ¾ счастья жизненного, а в остальном разве одна четверть». Оберегая здоровье девочки, супруги долго не рисковали пуститься в обратный путь на родину, но главное - для возвращения в Петербург нужна была немалая сумма денег, которых вечно не хватало. Достоевским опостылела чужбина, и Анна Григорьевна была, по её словам, «готова на все невзгоды, на бедность, на нищету даже, но лишь бы жить на столь для меня дорогой родине». При этом состоянии души она старалась скрыть свою тоску от мужа, чтоб не огорчать его и не растравливать его собственную глубокую рану от разлуки с отечеством.
Наконец в 1871 году Достоевские вернулись в Россию, и в первую же неделю по возвращении у них родился сын Фёдор. Родные и друзья заметили огромную перемену в жене писателя: «Из робкой, застенчивой девушки я выработалась в женщину с решительным характером, которую уже не могла испугать борьба с житейскими невзгодами, вернее сказать, с долгами, достигшими ко времени возвращения нашего в Петербург двадцати пяти тысяч».
Долги были по большей части чужие либо фиктивные: обмануть доверчивого Фёдора Михайловича не составляло труда, и бесстыдные дельцы пользовались его порядочностью и верой в чужое благородство. Зато Анна Григорьевна сумела занять весьма твёрдую позицию в вопросах материальных интересов семьи. Достоевский поражался, как просто она складывает в уме огромные числа и как легко пользуется тяжёлым нотариальным языком.
«Вся моя тогдашняя жизнь была омрачена постоянными размышлениями о том, где к такому-то числу достать столько-то денег; где и за сколько заложить такую-то вещь; как сделать, чтобы Фёдор Михайлович не узнал о посещении кредитора или об закладе какой-нибудь вещи. На это ушла моя молодость, пострадало здоровье и расстроились нервы».
Анна Григорьевна работала по 14 часов в день - она выполняла обязанности стенографистки, корректора, секретаря, бухгалтера. Часто ночью муж будил её и просил послушать новую главу. При её техническом содействии были написаны пять романов Достоевского.
В ту пору, когда Достоевский исполнял обязанности редактора журнала «Гражданин», ему приходилось вести обширную переписку с авторами. «Многие из них стояли за каждую свою фразу и, в случае сокращения или изменения, писали ему резкие, а иногда и дерзкие письма. Фёдор Михайлович не оставался в долгу и на резкое письмо недовольного сотрудника отвечал не менее резким, о чём назавтра же сожалел. Так как отправление писем обыкновенно поручалось мне, то, зная наверно, что раздражение мужа назавтра уляжется и он будет сожалеть, зачем погорячился, я не отправляла сразу данных мне мужем писем, и когда на другой день он выражал сожаление, зачем так резко ответил, оказывалось всегда, что „случайно" это письмо ещё не отправлено, и Фёдор Михайлович отвечал уже в более спокойном настроении».
В таких трогательных мелочах - вся Анна Григорьевна: незаметная, но незаменимая. Милая деталь: когда писателя приглашали на литературные вечера и авторские чтения, она сопровождала мужа, и с собой она непременно брала: «Книгу, по которой муж читал, лекарство от кашля, лишний носовой платок (на случай его потери), плед, чтобы закутать горло мужа по выходе на холодный воздух, и проч.». За это Фёдор Михайлович называл её своим верным оруженосцем.
В 1875 году у них появился третий ребёнок - Алексей. Чтобы поправить материальные дела семьи, Анна Григорьевна принялась за самостоятельное издание сочинений супруга. Большой успех, ожидавший эту затею, окрылил Достоевских, и на имя мужа Анна Григорьевна открыла семейное дело - книготорговлю для иногородних. Чуть больше свободы в средствах, очевидная любовь читателей, интересное дело... Но самое тяжёлое испытание для семьи было ещё впереди.
1878 года от припадка эпилепсии умер трёхлетний Алёша. Несмотря на собственное горе, Анна Григорьевна сделала всё возможное, чтобы устроить поездку Фёдора Михайловича в Оптину пустынь - зная пошатнувшееся здоровье мужа и глубину его отчаяния, она прежде всего стремилась сохранить и уберечь его. В то же время собственные её страдания были ужасны: «Я до того потерялась, да того грустила и плакала, что никто меня не узнавал... Я охладела ко всему: к хозяйству, делам и даже к собственным детям - и вся отдалась воспоминаниям последних трёх лет». Это состояние Анны Григорьевны запечатлено Достоевским в «Братьях Карамазовых» в главе «Верующие бабы», где женщина, потерявшая ребёнка, рассказывает о своём горе старцу Зосиме. В конце концов, она сумела справиться с собой - «чтобы своею экспансивною горестью не расстраивать ещё более несчастного мужа».
Совокупность душевных качеств, которыми обладала эта женщина, нельзя признать лишь данностью свыше. За прекрасным «фасадом», как правило, кроется большая работа над собой. У Анны Григорьевны было и самолюбие, и решительный характер, и порывистость, и она это прекрасно сознавала. В одном из писем она обращается к мужу: «Я такая обыкновенная женщина, золотая середина, с мелкими капризами и требованиями... И вдруг меня любит самый великодушный, благородный, чистый, честный, святой человек!» Достоевский в ответ горячо разубеждает Анну в её «обыкновенности». Из переписки супругов видно, что и между ними случались ссоры, и недоумения, и вспышки ревности. Внутренняя жизнь гения была напряжена настолько, что с ним в принципе не могло быть просто. «Часто, очень часто это был ребёнок. Больной, требовательный, капризный, не приспособленный к жизни». Тем яснее, что чувства супругов не были раз и навек законсервированы в уютном мире патриархального быта. В нежных письмах писатель признаётся жене, что за время их семейной жизни влюблялся в неё раз 15. Читавшему переписку Достоевских очевидно, что эти слова - не гипербола.
«С чувством надо бережно обращаться, чтобы оно не разбилось - говорила в конце жизни Анна Григорьевна. - Нет в жизни ничего более ценного, как любовь. Больше прощать следует - вину в себе искать и шероховатости в другом сглаживать».
Ещё с каторги Достоевский болел эмфиземой лёгких. Болезнь эта в последние годы жизни привела к осложнениям, состояние его ухудшалось, и в январе 1881 года писатель скончался. Анне Григорьевне было 35 лет.
Дом три дня был переполнен посетителями. Выслушивая сочувственные речи, Анна Григорьевна думала: «Боже, как они меня мучают! Что мне о том, „кого потеряла Россия"? Что мне в эти минуты до „России"? Вспомните, кого я потеряла? Я лишилась лучшего в мире человека, составлявшего радость, гордость и счастье моей жизни... Когда одно лицо из членов многочисленных депутаций захотело, кроме „России", пожалеть и меня, то я была так глубоко тронута, что схватила руку незнакомца и поцеловала её».
Достоевский был похоронен на Тихвинском кладбище Александро-Невской Лавры. Лавра сыграла особую роль в жизни Анны Григорьевны. Она родилась в день памяти святого Александра Невского, была крещена лаврским священником, родители её венчались в храме Лавры. Согласно желанию жены писателя, сюда же, спустя полвека после её смерти, был перенесён её прах. На могиле Фёдора Михайловича с правой стороны есть скромная надпись: Анна Достоевская.
«Идя за гробом Фёдора Михайловича, я давала себе клятву жить для наших детей, давала обет остальную мою жизнь посвятить, сколько будет в моих силах, прославлению памяти моего незабвенного мужа и распространению его благородных идей». Своё обещание Анна Григорьевна исполнила. Она семь раз издала полное собрание сочинений мужа, создала его музей, открыла школу его имени. Скончалась Анна Григорьевна в 1918 году в охваченном революцией Крыму. Тяжело болела, голодала, но до последнего своего дня разбирала рукописи мужа, занималась его архивом, помогала исследователям.
Её воспоминания - рассказ исключительно счастливой женщины. В них описаны сотни бытовых ситуаций, где в повседневных мелочах просвечивает главное - беззаветная жертвенность истинной любви. Даже не интересуясь прототипами литературных героев и истоками идей Фёдора Михайловича, воспоминания Анны Григорьевны можно читать как практическое руководство для молодой жены - как в очень непростых условиях воплотить идеал христианской семьи. Именно это удалось ей, принявшей гения в своё сердце со всем его «неудобным» грузом. И услышавшей от мужа на его смертном одре незабываемые слова: «Помни, Аня, я тебя всегда горячо любил и не изменял тебе никогда, даже мысленно!»
http://otrok-ua.ru/sections/art/show/ljudi_raznoi_konstrukcii.html
