Шесть погибших. Десятки пострадавших. По телевизору показывают обугленный остов автобуса, фото террористки-смертницы и ее русского «гражданского мужа». Репортеры - молодцы: за неполные сутки добрались и до дагестанского села, в котором выросла шахидка, и до квартиры в подмосковном Долгопрудном, где прописан ее друг-славянин. И с горцами, соседями родителей Наиды, пообщались, и маму ее сожителя-подрывника нашли, и что-то сказать в камеру уговорили. И историю взаимоотношений Димы и Наиды, насколько возможно, восстановили. Хорошо сработали коллеги, я без всякого сарказма это говорю: труд журналистов все-таки приближает произошедшее к каждому из нас, заставляет как-то пережить, понять, обдумать. Но это - сегодня, сейчас. А завтра...
- Да вроде они присмирели последнее время, эти террористы,- сказала я, обсуждая волгоградский теракт с коллегой,- справились немножко с ними наши силовики. С самого Беслана ничего не...
Как - не было?.. Было что-то и после Беслана. Да, в московском метро. На Лубянке... Да, еще в Назрани, там, кажется, было много погибших... И Домодедово...
После Беслана не было, слава Богу, массового захвата заложников, но теракты были. Я забыла о них. Конечно, не совсем забыла, вспомнила-таки, будто очнувшись, но какое-то время этих трагедий не существовало для меня.
А вот чего я вспомнить не смогу - когда, по какому из трагических случаев и кто именно из журналистов написал то, что сам тут же назвал рассуждением несколько циничным, однако же отражающим истину: «На что рассчитывают террористы? Они хотят нас запугать? Не получится. Не прошибешь нас терактами. Страна огромная - не то что Израиль, к примеру,- и мы через три дня, много - через неделю просто забудем, что произошло в какой-то ее точке, с далекими от нас людьми».
Следует добавить: как ни расценивай происходящее на Ближнем Востоке, в израильтянах чувствуется особая национальная солидарность. А какая солидарность у нас?.. Нет единства - нет сопереживания или оно слабо, недолговечно: вспыхивает, оживает и вновь гаснет. Нет душевного переживания - значит, не удержится трагедия в живой, эмоциональной зоне памяти, провалится в сумрак полузабытого.
- И все же это не совсем справедливо,- возражаю я сама себе,- что мы неспособны ни о чем помнить и ничему сопереживать. Вспомни, как всей страной оплакивали подлодку «Курск», не говоря уж о Беслане. Если иметь в виду не только терроризм, но и стихийные бедствия - сколько добровольцев тушило лесные пожары 2010 года, а Крымск?.. Здесь уже не только сопереживание - содействие. В обществе сегодня есть силы, способные к нему!
Но есть и другое, конечно. То самое «не прошибешь». Что победит?
Почему я забыла про теракт в московском метро? Потому что у меня масса проблем, дел, стрессов, переживаний: моя душа, сознание, память все время заняты, и в этом смысле я нисколько не оригинальна. Ничего удивительного! Но можно ли с этим мириться? Мы стараемся беречь память о Великой Отечественной войне, многие люди сегодня делают эти воистину благородные усилия: снимают документальные и художественные фильмы, организуют поисковые экспедиции, устанавливают новые памятники, продолжают исторические исследования. Чем дальше война, тем труднее удерживать память в «рабочем состоянии» - то есть в состоянии, когда она способна что-то в человеке менять. И тем нужнее что-то для нее делать, оживлять ее изо дня в день. Но история - процесс непрерывный. Новые войны - новые жертвы. И новые герои, конечно - те, кто воинский долг до конца выполнил. Кто из нас может сходу ответить на вопрос, сколько саратовцев погибло на первой и второй чеченских войнах? Кто может назвать хоть одно имя - если только это не имя его (или её) сына, мужа, брата, друга, одноклассника? В 1994-95 годах я работала в ежедневной городской газете, и мы с коллегами задались целью - рассказать на ее страницах хоть немного, но - о каждом: «Тем более, что ни одного подлеца среди них не было» - как сказала тогда вдруг наша совсем юная, начинающая журналистка. «Почему ты так уверена?» - «Потому что подлецы выживают». Не вспомню сейчас, о скольких погибших мы тогда успели рассказать - потом что-то изменилось, кто-то уволился и т.д. Слабые усилия, но они были сделаны. Они были сделаны, но они оказались слабыми...
В 95-м году в Чечне погибла саратовская строительная бригада, отправленная туда, в Грозный, с целью восстановления разрушенных войной домов. Строительные организации в Центральной России умирали, работы для каменщиков и отделочников не было, и они рвались в эти «бригады по восстановлению Чечни» - просто чтобы семьи прокормить. Грозный в тот момент контролировался федералами, но потом в него внезапно ворвались боевики. И угнали наших мужиков к себе в плен. Часть бригады спаслась. Я встречалась с теми, кому повезло: их спрятали от боевиков чеченские женщины «буквально за своими детьми» - так сказал один из этих счастливцев. Ну а их товарищи погибли в горном лагере военнопленных, устроенном боевиками,- от голода, побоев и издевательств. Троих последних, оставшихся в живых, удалось выменять на машину продуктов. Их привезли в одну из саратовских больниц. «У них у всех ребра переломаны»,- с трудом произнесла по телефону молоденькая докторша. Я пришла в палату, но кавказские пленники очень попросили меня ничего про них не писать. Они боялись. И за себя, и за тех, кто остался еще там, в руках боевиков.
Кто сегодня помнит о мученичестве этих людей - кроме их родных и тех, кто тогда, в те черные для России годы, пытался их спасти, но не смог?..
А ведь об этой трагедии должны помнить - все. И русские. И чеченцы, среди которых сегодня - и дети боевиков, и те выросшие уже дети, за которыми матери прятали русских парней. И все остальные народы должны помнить, и весь мир. Эта память есть условие сохранения государства - русского и многонационального - и условие мирного, нормального сосуществования тоже, а не стремиться к нему мы не можем.
Нет, не так у нас все безнадежно с памятью. В области есть, слава Богу, памятники военным и людям МВД, погибшим в горячих точках. И в стране этих памятников немало, в Рязани, например - просто великолепный мемориал, перечислены все имена, начиная с Афганистана. И на месте страшных терактов строятся мемориалы, православные храмы. И подводная лодка «Курск» не обойдена внешними знаками памяти. Но нужно еще что-то делать такое, чтобы мы не ходили мимо этих памятников, как мимо обычных столбов. Нужно исходить из опыта сохранения памяти о Великой Отечественной. Этот опыт доказывает: память требует постоянного труда. И творческого подхода.
Я не знаю, что сделают с обугленным остовом волгоградского автобуса. Лично мне представляется, что его надо поставить в центре города-героя на пьедестал - таким, какой он сейчас, навеки. И имена погибших на пьедестале написать...
Впрочем, кого я учу. В этом городе умеют хранить память. Не просто хранить, как некий запас, а поддерживать изо дня в день - как огонь.
«Избави меня от неведения и забвения, и малодушия, и окамененнаго нечувствия»,- это из молитвы Иоанна Златоуста. И это относится не только к сугубо внутренней жизни.
Фото - РИА «Новости», ria.ru
http://www.eparhia-saratov.ru/pages/2013-10-27-23-26-42-izbavi-nas
