Чтение Евангелия можно сравнить с восхождением на Эверест: издалека белоснежные вершины вызывают восхищение, но по мере приближения к ним непривыкший человек начинает испытывать нарастающую тревогу и дискомфорт. Тому, кто слышал о Христе краем уха, Его учение кажется романтическим рассказом о свободе, любви и всепрощении. Но тот, кто честно попытается построить свою жизнь по Евангелию, скоро убедится: этот «маршрут» относится к высшей категории сложности. В словах Спасителя можно встретить такие истины, принять которые оказывается крайне трудно.
 |
Логика немецкого философа проста: христианское учение враждебно жизни, но его носители продолжают жить, ибо они лицемеры.
В действительности все гораздо сложнее. Быть может, Ницше не знал этого, но слова «вырви и отбрось от себя» буквально исполняли те, кто входил в секту скопцов, основанную Кондратием Селивановым в XVIII веке. И вот какое дело: практика именно этой секты показала, что так называемая «первая печать», или оскопление, не приводит к подлинному целомудрию. Человек, лишенный физической возможности блудить лично, очень скоро убеждается в том, что можно разжигаться, наблюдая за тем, как это делают другие. И вот уже глаз - совсем другая часть тела - становится причиной все того же соблазна. Его, конечно, тоже можно удалить, но и это не отнимет возможности грешить, предаваясь сладострастным фантазиям и воспоминаниям.
Первыми слушателями Нагорной проповеди были жители древнего Израиля, то есть религиозно просвещенные люди, которым был знаком опыт воздержания. А потому, слушая о «глазе и руке», соблазняющих человека, они прекрасно понимали, что причину соблазна следует искать совсем не в теле. Может быть, «соблазняющим глазом» аллегорически называется душа? Но душу невозможно вырвать и отбросить от себя. Так о чем все-таки говорит Христос?
Тому, кто изучал экономическую теорию, известно два латинских термина: «инфляция» и «девальвация». По сути, оба слова с разных сторон описывают один и тот же процесс обесценивания денег. В культуре время от времени тоже происходит подобное обесценивание - только вместо денег девальвируются человеческие поступки. Если какой-либо грех становится массовым и распространенным, то в глазах людей он «теряет вес», начинает воприниматься как безобидная шалость. Как и в экономике, девальвация здесь может быть скрытой или официальной. В последнем случае грех допускается уже на уровне традиции или закона.
Человек действительно способен убедить себя в том, что грех - это не страшно. Ложная культура помогает нам забыться. Однако оптимизм страуса не способствует выживанию и не содействует спасению. Поэтому в Евангелии появляются суровые слова: «Если глаз твой соблазняет тебя, вырви его и брось от себя: лучше тебе с одним глазом войти в жизнь, нежели с двумя глазами быть ввержену в геенну огненную» (Мф.18:9). Здесь Спаситель указывает нам на подлинную, а не спекулятивную цену греха. Он словно говорит легкомысленным людям: «Не обманывайтесь: грех - это катастрофа. Мир устроен так, что лучше лишиться глаза или руки, чем поддаться искушению».
 |
Ночью под видом странницы девушка пришла к Мартиниану, прося ночлега. Монах впустил ее, так как погода была ненастная. Под утро гостья переоделась в дорогую одежду и приступила к исполнению своего плана. Посмотрев на нее, Мартиниан вышел из келлии, зажег костер и встал босыми ногами на пылающие угли. Какое-то время он терпел молча, но потом не выдержал и закричал: «Трудно тебе, Мартиниан, терпеть этот временный огонь, как же ты будешь терпеть вечный огонь, приготовленный тебе диаволом?» Этот вопль потряс Зою до глубины души. Она раскаялась и позже удалилась в монастырь в Вифлееме.
Исцелившись от ожогов, святой Мартиниан поселился на необитаемом скалистом острове, где его изредка навещал друг-корабельщик. Однажды во время сильной бури неподалеку от острова разбился корабль и волны выбросили на берег девицу. Святой Мартиниан помог ей выбраться на остров. «Оставайся здесь. Вот хлеб и вода, а через два месяца приедет корабельщик» - с этими словами Мартиниан бросился в море и поплыл прочь.
Для того, чтобы прочувствовать страх подвижника перед грехом, который многие из нас совершают легко и привычно, стоит отчетливо представить себе этот эпизод: человек говорит со спасенной им женщиной, затем просто поворачивается и уходит в бушующую почину - как мы, попрощавшись с приятелем, спускаемся в метро.
«Лучше умереть, чем согрешить». Так оценивали грех святые. Средневековый человек боялся Бога больше, чем князя. Современник, наоборот, полагается уже на социальные силы и власти, именно их считая подлинной реальностью. Зло в представлении гуманиста - это не более, чем вред ближнему. «А потому, - считает он, - я могу делать все, что мне угодно до тех пор, пока это не мешает другим». Само понятие «грех» в гуманистическом мире кажется архаичным и перестает что-либо обозначать; место «покаяния» в лексиконе занимает «извинение» или «возмещение ущерба».
В этом мире живет и Церковь. Человек, входящий в Нее, задается вопросом: «Освободился ли я от мира? Как узнать, стал ли я вполне христианином?» Узнать это проще, чем кажется: мир сам ежедневно дает нам не один повод решить этот вопрос со всей определенностью. Он и сейчас вкрадчиво вопрошает из глубины своих удовольствий: «Что тебе лучше - умереть или согрешить?»
http://www.pravoslavie.ru/jurnal/59462.htm
