У замечательного греческого поэта Константиноса Кавафиса есть стихотворение «В ожидании варваров». Оно настолько впечатлило русских читателей, что его перевели на наш язык несколько раз. Вот как оно начинается:
- Чего мы ждем, сошедшись здесь на площади?
- Да, говорят, придут сегодня варвары.
- Так почему бездействие и тишина в сенате?
И что ж сидят сенаторы, не пишут нам законов?
- Да ведь сегодня варвары придут сюда.
Сенаторам не до законов более.
Теперь писать законы станут варвары.
Стихотворение заканчивается тем, что варвары так и не приходят, и весь столичный город пребывает в полном недоумении: как теперь быть, когда вся жизнь была подстроена под варваров, а они вдруг взяли да и не явились?
А ведь Византия на самом деле так и жила, в постоянном ожидании варваров. Да, укреплялись городские стены Константинополя, изобретались новые виды оружия, совершенствовалась тактика. Но гораздо чаще, чем на поле боя, победа приходила через дипломатию и просвещение этих самых варваров. Не случайно в «Повести временных лет» мы читаем о том, как славянские варвары сначала прибили щит своего князя к воротам Цареграда, через некоторое время взяли Херсонес, а потом... потом приняли крещение и стали старательными учениками византийцев.
Сегодня Константинополь давно стал турецким Стамбулом, византийский двуглавый орел исчез с герба Греции, но он по-прежнему остается на гербах России, Сербии, Черногории и даже Албании - те самые бывшие варвары сохраняют византийское наследство. Именно потому, что когда-то византийцы дождались варваров и сумели обратить их в свою веру, передать им свою культуру, и появилась на свете Русь-Россия, какой мы ее знаем, да и вообще всё «византийское содружество наций» (термин Д. Оболенского), надолго пережившее саму Византию.
Это византийское наследство во многом определило облик нынешней России - многонациональной страны с неким единым культурным стержнем. Даже советские лозунги о многонациональной социалистической культуре, при всей их искусственности, продолжали примерно ту же линию.
Сегодня... Сегодня всё резко переменилось. Варваров мы-таки дождались: они «понаехали тут». Они метут наши дворы, таскают в наших магазинах коробки, строят наши дома, они вообще делают всю черную работу в Москве, потому что ни один москвич за такие деньги делать ее не станет. Да и не москвич, пожалуй, тоже: выходцы из Пензы, Хабаровска или Пятигорска приезжают в столицу для того, чтобы делать хорошую карьеру, а не чтобы метлой махать и заборы красить. И я вполне доверяю выводам демографов, которые единогласно утверждают: без притока дешевой рабочей силы извне наша экономика уже не будет работать, поскольку население ощутимо стареет, да и просто сокращается, если не сказать «потихоньку вымирает». Между прочим, еще в советские времена на многих московских заводах работали «лимитчики» со всего Союза и даже вьетнамцы, потому что своих рабочих рук москвичам не хватало и тогда, когда рабочий получал много больше офисного сотрудника. Словом, если нынешняя тенденция сохранится (а пока не видно причин для ее перелома), русские в Москве перестанут быть большинством.
И в этом тоже нет ничего уникального. Я помню, как однажды мне надо было провести ночь в Париже, мне заказали недорогую, совсем крохотную гостиницу в Латинском квартале, минут 15 пешком до Нотр-Дам. Шикарно, подумал я, провести целый вечер в сердце Парижа! Я вышел на улицу, чтобы поужинать, и выбор был велик: турецкий дёнер, ливанская шоарма, греческие сувлаки... В маленьком продуктовом магазинчике покупатели вели неторопливую беседу с продавцом о своей жизни - на арабском языке. Французов поблизости просто не было.
В тот свой приезд я услышал от одного француза: «В 732 году при Пуатье франки разгромили арабов и так остановили распространение ислама в Европе. Арабы сегодня снова под Пуатье, только они приезжают туда на поезде. И мы ничего, совершенно ничего не предпринимаем по этому поводу!» Нет, он вовсе не был нацистом, призывавшим к погромам и депортациям. Совсем наоборот, он был христианином, и печалила его бездеятельность христиан в деле просвещения тех самых «варваров».
Впрочем, и варварами их язык не поворачивается назвать, разве что в кавычках: те же арабы в VIII веке были носителями культуры, ни в чем не уступавшей культуре франков, просто она была совсем другой. А что до наших «понаехавших», то Самарканд и вовсе старше Москвы более, чем в три раза - в его ворота входили еще воины Александра Македонского. Но все же сегодня и мы, и европейцы смотрим на этих людей действительно как на варваров: они являются из далеких юго-восточных краев в наши города в поисках лучшей доли, присутствие их давно стало данностью, и надо с ними что-то делать...
Но при общем сходстве нетрудно обнаружить коренные отличия. Араб во Франции, пакистанец в Англии, турок в Голландии - выходцы из далеких и совершенно чужих стран. Но об азербайджанце или таджике в Москве так сказать не получается: еще 20 лет назад именно Москва была столицей их родины. Говоря «их никто не звал», мы несколько лукавим: мнения их предков не спросили, когда включили эти территории в состав Российской империи, когда потом произвели революцию и объяснили им, что вместо ханств и эмиратов будут теперь социалистические республики. И мнением этих людей не поинтересовались три славянских президента, когда в одночасье отменили Советский Союз и подарили им независимость, которой они не просили. Всегда новости приходили из российской столицы, и именно сюда протоптана у них дорожка. Они, кто старше 30 лет, учились русской грамоте по тем же букварям, что и мы, смотрели те же мультики, да и сейчас их дети их смотрят.
И в этом наше огромное преимущество перед Западной Европой и перед «правильным котлом» США: все эти люди нам уже не чужие (в отличие от тех же вьетнамцев или китайцев). Более того, они приезжают в Москву не для того, чтобы устроить тут всё, как у себя на родине, а для того, чтобы перейти к московскому образу жизни. Они стараются при возможности устроить детей в школы и институты, они готовы к интеграции в такой степени, какая не снилась амстердамским туркам и парижским арабам.
Но к их интеграции как-то не готовы мы сами. Нам проще и удобней, когда они живут в своих гетто, а мы воспринимаем их примерно так, как англичане в Индии воспринимали своих индийских слуг. Но англичанам пришлось уйти из Индии, и принять огромное количество индусов на свои острова. И вот тут будет уместно вспомнить о том, как мудрые византийцы поджидали своих варваров. Они старались, настолько возможно, привить им свою веру, свою культуру, свое миропонимание, чтобы, «когда писать законы станут варвары», эти законы всё равно оказались бы византийскими.
Готовы ли мы к такому повороту событий? Вот, к примеру, сейчас очень много говорится о миссионерстве - но у нас в Москве, прямо под боком, есть совершенно нетронутые целинные залежи. Это те самые Равшан и Джамшут, которые и по-русски говорят неважно, и работают тоже плохо (рабский труд вообще редко бывает эффективным). Главное, с ними совершенно не понятно, как себя вести, о чем говорить, что делать. Но обязательно стоит пытаться что-то сделать!
Кто мог бы поверить в первые века христианства, что столица всего Востока, великолепная Антиохия на Оронте станет какой-то провинциальной Антакьей в Турецкой республике? Кто мог предположить, что многочисленная церковь Александрии Египетской превратится в ничтожное коптское меньшинство в исламском государстве? Так и мы сегодня не можем даже догадываться, какие великие державы и столицы исчезнут в будущих веках с политической карты мира.
Но мы можем постараться сделать то, что удалось в свое время сделать византийцам: передать другим и так сберечь свою религию, культуру и историю. Не в том главный вопрос, каковы через триста или пятьсот лет будут у жителей Москвы цвет кожи и разрез глаз, а в том, как они станут относиться к православной вере и русской культуре. И тут немало зависит сейчас от нас, дождавшихся прихода «наших варваров».
http://www.ioannp.ru/publications/320271
