Немецкая политика в области защиты детей наделяет чиновников почти неограниченными правами по вмешательству в дела семей. Все чаще такие вмешательства оборачиваются трагедиями.
Жизнь маленькой светловолосой девочки по имени Талея из вестфальского промышленного городка Вупперталь была короткой и грустной. Ее родители, принадлежавшие не то к низшему среднему, не то к высшему нижнему классу, расстались, когда Талее было три года. Когда девочке исполнилось четыре, ее мать начала злоупотреблять алкоголем. Когда Талее было пять лет, девочку убили — убили в приемной семье, а именно в выбранной службой по защите детей семье мормонов, куда девочку поместили заботившиеся о ее благополучии чиновники. На протяжении нескольких месяцев, предшествовавших смерти Талеи, воспитатели детского сада, куда она ходила, неоднократно сообщали чиновникам, что ребенок приходит в синяках и порезах, что у девочки выдраны целые клочья волос, что ее в очередной раз искусала хозяйская собака. Служба по делам защиты детей, однако, не находила времени прореагировать на сигналы.
18 марта 2008 года реагировать стало поздно.
Судьбу приемной матери, которой предъявлено обвинение в убийстве, суд Вупперталя пока не решил: этот скандальный по своей сути процесс привлек широкое внимание общественности Германии.
Особую пикантность делу придает то, что в отношении работников службы по делам защиты детей вердикт уже вынесен. Оба сотрудника, принимавшие решение об изъятии Талеи у матери и размещении ее в семье, где девочку ждала смерть, полностью оправданы за отсутствием состава преступления. Эти чиновники могут и дальше принимать решения об изъятии детей у родителей и размещать их в отобранных, проверенных и надежных семьях.
Логика быстрого выстрела
Смерть пятилетней Талеи была трагической, но не удивительной, полагает правозащитник из Вупперталя Пауль Блудау — один из лидеров местной общественной организации, объединяющей родителей, пострадавших от действий службы по защите детей. «Последние изменения в законодательстве привели к тому, что только в Северном
Невысокий худощавый правозащитник знает, о чем говорит. В свое время, когда ему было 18 лет, служба забрала его детей — «они посчитали, что я слишком молод». К счастью для Блудау, его семья была знакома с хорошим адвокатом, и дети вернулись домой уже на следующий день. «Но тогда я поклялся, что с моими детьми такого больше не произойдет», — говорит Блудау. Сегодня он регулярно сталкивается со случаями необоснованного изъятия детей у других родителей.
«Последнее время служба по делам защиты детей реагирует слишком быстро и без раздумий. Это поведение ковбоя: сначала я тебя убью, а потом буду разбираться, представлял ли ты для меня угрозу. Число изъятых детей настолько велико, что в Вуппертале чиновники уже не могут найти семьи для временного содержания. В Северном
Впрочем, рост числа изъятий детей наблюдается по всей Германии. По официальным данным федерального министерства по делам семьи, престарелых, женщин и молодежи, за прошлый год в Германии сотрудники службы по делам защиты детей отобрали у родителей 28,2 тыс. детей и подростков. Это на 8,4% больше, чем годом раньше. Согласно тем же данным, в настоящее время от 5 до 10% (или от 250 до 500 тыс.) детей в возрасте до шести лет испытывают «недостаток ухода» со стороны родителей. Подчеркнем, что в 50% случаев вмешательства государства в дела семьи именно «недостаток ухода» являлся центральным фактором угрозы благополучию ребенка, побочным фактором он являлся в 65% случаев.
Таким образом, потенциальными кандидатами на перемещение в приюты являются как минимум 125-250 тыс. находящихся на территории Германии детей.
Просьба закрутить гайки
Значительное учащение случаев вмешательства в семьи признают и чиновники, работающие на местах. «Если ко мне придет семья и скажет, что готова взять ребенка, то прежде всего я страшно обрадуюсь, потому что таких семей не хватает», — признается «Эксперту» Инге Бюттнер, начальница службы по защите детей во франкфуртском районе Заксенхаузен.
В зоне ответственности отдела фрау Бюттнер и трех десятков ее подчиненных проживает 106 тыс. человек — это шестая часть населения Франкфурта, и проблем здесь больше чем достаточно. «Фактически мы работаем на пределе возможностей, — говорит Инге Бюттнер. — В последнее время у нас резко вырос объем работы. После трагической гибели Кевина люди стали гораздо более чувствительны к подобным вещам, стало гораздо больше тревожных сигналов, которые надо обрабатывать».
Кевин — двухлетний мальчик, чье имя стало в Германии символом халатности службы по делам защиты детей. В 2005 году годовалый Кевин попал в приют города Бремен из дома приемного отца — с переломанными ногами и многочисленными ушибами. Несколько месяцев Кевин провел в приюте, затем его — несмотря на активные протесты руководства приюта — вернули приемному отцу, при формальном сохранении опеки над ребенком со стороны государства. Хотя мальчик находился под защитой государства, чиновники проверяли дела в семье крайне редко — последний раз служба по делам защиты детей навещала Кевина в апреле 2006 года. Когда чиновники пришли к Кевину второй раз, в октябре 2006?го, ребенок был уже давно мертв. Его труп с двадцатью переломанными костями лежал в морозилке отчима.
Один только этот чудовищный случай мог заставить немцев потребовать больше — гораздо больше! — государственного контроля за семьями с детьми. Но, к ужасу жителей Германии, смертью Кевина дело не ограничилось. 20 ноября 2007 года сотрудники службы по делам защиты детей города Шверин (столица федеральной земли
В свои пять лет
Спустя всего две недели, 5 декабря, на новостных лентах появилось сообщение еще об одном провале службы по делам защиты детей. В северонемецком городке Плён находившаяся под наблюдением службы по делам защиты детей психически больная 31?летняя мать убила пятерых своих детей — мальчиков в возрасте от трех до девяти лет. Всего, согласно официальной немецкой статистике, ежегодно от рук родителей в Германии гибнет от 80 до 120 детей — по одному ребенку каждые
«Громкие случаи гибели детей последних лет привели к настоящей истерике и в обществе, и в службе по защите детей. Общественность, разумеется, возложила вину на службу, которая реагировала на сигналы с мест с большим запозданием. Теперь чиновники исповедуют принцип "лучше раньше, чем позже"», — резюмирует в интервью «Эксперту» профессор психологии Уве Йопт, преподаватель Университета Билефельда и один из ведущих специалистов в вопросах представления детей на суде в Германии.
Просто, как забрать ребенка
Требования общественности усилить контроль государства за семьями достигли цели. Никогда раньше за всю историю ФРГ изъять ребенка у родителей не было так просто. Сегодня достаточно, чтобы чиновник службы по защите детей, посещающий семью даже в первый раз, пришел к заключению, что благополучию находящегося в семье ребенка угрожает опасность. При этом толкование опасности оставляется на усмотрение чиновника — в результате под опасностью может пониматься грязная одежда ребенка или небольшая площадь родительской квартиры.
Если мнение чиновника разделяет сопровождающий его напарник, то сотрудники службы вызывают полицию — полицейские обязаны забрать ребенка у родителей и перевести его в указанный чиновниками приют или выбранную им приемную семью. После этого родители могут начинать многомесячную судебную тяжбу с государством за право вернуть ребенка или даже просто увидеться с ним.
«Потерять ребенка в сто раз проще, чем вернуть его назад. Если же изымается маленький ребенок, то в 99 процентов случаев родители его никогда больше не увидят, даже если им удастся доказать, что изъятие было ошибочным, — рассказывает "Эксперту" Уве Йопт. — А ведь служба может изъять — и изымает — детей даже из родильных отделений больниц — и не только в том случае, если мать страдает наркоманией или алкоголизмом, но даже тогда, когда чиновник полагает, что женщина не готова стать матерью
Проблема возвращения детей родителям настолько остра и значима, что ею лично занимается президент Конференции неправительственных организаций при Совете Европы Аннелизе Эшгер. «Германия открыто игнорирует решения европейских судебных властей относительно права детей вернуться к своим родителям. Немецкая служба по делам защиты детей методично нарушает европейское законодательство. Это нарушение прав человека, и в данной сфере я не наблюдаю никакого прогресса — скорее, один регресс», — холодно констатирует в разговоре с корреспондентом «Эксперта» госпожа Эшгер.
Презумпция виновности
Журналистка уважаемой газеты Frankfurter Allgemeine Zeitung Катрин Хуммель не первый год занимается проблемами нарушения прав родителей и детей. Раз за разом вскрываются совершенно неправомерные действия службы по делам защиты детей — в отношении детей самого разного возраста.
«Когда я рассказываю своим знакомым о таких ситуациях, мне обычно не верят, говорят: как же так, это же просто невозможно! Но чем больше я занимаюсь этой проблематикой, тем больше я понимаю, что таких случаев очень много. После каждой статьи на тему изъятия детей мне приходит все больше писем от семей, переживших такую же ситуацию», — говорит «Эксперту» госпожа Хуммель и начинает один за другим приводить примеры человеческих трагедий, произошедших по вине чиновников.
В баварском Эрлангене 15?летнего школьника, страдавшего от травли со стороны одноклассников, служба по делам защиты детей под прикрытием полицейских силой перевезла в детский дом — якобы «для защиты от авторитарной матери». Полгода мать добивалась возвращения ребенка, и только помощь психолога, специализирующегося в области подростковых конфликтов, помогла ей доказать свою невиновность и вернуть сына.
В том же Эрлангене служба по делам защиты детей изъяла из семьи 15?летнюю школьницу, пожелавшую обучаться дома, — девочка вернулась к родителям лишь через четыре недели.
В вестфальском городке Зёст многодетная семья немцев после рождения седьмого ребенка (и получения полагающегося по закону в такой случаях детского пособия в 500 евро) стала объектом пристального внимания со стороны службы по делам защиты детей. Угрожая забрать детей, чиновники заставляли родителей покупать нужную, как они полагали, бытовую технику, перепланировать дом и менять рацион питания детей. Контроль за выполнением указаний осуществляла практикантка социальной службы.
«Сотрудники службы по делам защиты детей перегружены работой, завалены бумагами. Кроме того, у них очень плохое образование — обычно четыре семестра социальной педагогики. При этом они должны быть в одном лице полицейским, психологом, социальным работником. Неудивительно, что регулярно принимаются ошибочные решения. Первая и часто единственная их реакция: забрать ребенка — и дело закрыто. Разумеется, все должно решаться через суд, но в случае изъятия ребенка судья обычно подписывает все, что предложит служба по делам защиты детей, — размышляет Катрин Хуммель. — Я не могу огульно обвинять всю службу по делам защиты детей. Многие ее сотрудники действительно работают не покладая рук на благо детей. Но отдельные случаи регулярно выходят
Приехавшая из России 25?летняя Анна живет в гессенском городке Гисен и не понаслышке знает, как выглядит повышенный интерес со стороны службы по делам защиты детей. Мы сидим у нее на кухне. Голос очаровательной, модельной внешности брюнетки с огромными глазами непроизвольно дрожит, когда начинает рассказывать историю своей дочери.
Год назад служба по делам защиты детей потребовала от Анны явиться на профилактическую беседу после сигнала из детского сада. Тогда Анна еще не знала, что ее ждет. Как выяснилось, воспитатели сообщили в службу, что мать перегружает свою дочку занятиями, что угрожает ее здоровью. «Мы интенсивно занимались ее развитием — и я, и бабушка. Дочка ходила на английский для детей, занималась балетом, посещала игровую группу для русскоязычных детей, и еще мой
Анна вспоминает, как курировавший ее дело чиновник активно давал указания, как именно ей надо заниматься развитием дочки, но при этом признался, что у него самого нет детей. «Но зато я учился в университете на социального педагога», — с гордостью добавил он.
Похоже, такое мнение главенствует в немецких социальных службах. «Это не вопрос для дискуссии. У нас есть стандарты. У нас есть формуляры для оценки потенциала угроз для ребенка. Это стандарты производства, с помощью которых можно определить, угрожает ли ребенку опасность. На основании этого формуляра любой может оценить степень угрозы ребенку — все равно, есть у этого человека дети или нет», — удивленно отвечает Инге Бюттнер на вопрос корреспондента «Эксперта» о том, сколько из ее подчиненных имеют собственных детей.
«Я думаю, причина во многом была в том, что я мигрантка, к тому же родила ребенка рано — в девятнадцать лет, — добавляет после недолгой паузы Анна. — Чиновникам же невозможно объяснить, что это был желанный ребенок».
Иностранцы действительно особенно уязвимы перед службой по делам защиты детей. Только в этом году — после крайне агрессивных демаршей польского МИДа
Служба по делам иностранцев мотивировала запрет на родной язык боязнью того, что мать может попытаться оказать на ребенка давление или склонить его к побегу,
Несколько лет борьбы и более чем жесткие обвинения в попытке повторить опыт 40?х годов по «онемечиванию» поляков заставили немецкие власти выделить дополнительные деньги на приглашение на подобные встречи переводчиков. Но когда Анна находилась под наблюдением службы по делам защиты детей, новые правила еще не вступили в силу — и значит, в случае возникновения проблем ей, скорее всего, предстояло бы потерять право общаться с дочкой
Несколько месяцев, испытывая пристальное внимание чиновников, Анна и ее друг провели в страхе за своего ребенка. «Мы всерьез подумывали о том, чтобы сбежать из Германии. У нас осталась квартира в Москве, и я бы точно не стала продолжать жить здесь, если бы увидела, что у чиновников появилась мысль забрать мою девочку», — говорит Анна.
Свобода оценки
Главная причина сложившейся тупиковой ситуации состоит в том, что чиновники имеют право давать крайне субъективные оценки положения дел в семье и фактически не подотчетны никому в своих действиях.
«Решение об изъятии детей часто принимается на основании факторов, совершенно не относящихся к собственно отношениям родителей и детей. Например, на основании образования родителей, их материального положения, качества жилья, — перечисляет профессор Уве Йопт из Университета Билефельда. — Если семья однажды попала в поле зрения службы по делам защиты детей, чиновники так и будут считать ее неблагополучной. Дальше свою роль играет чисто человеческое нежелание признать себя неправым. И поверьте: даже задним числом всегда можно найти аргументы относительно того, что ребенку действительно угрожала опасность "недостаточного обеспечения", особенно если речь идет о бедной семье. Проблема заключается и в том, что судьи, которые занимаются подобными делами, обычно не хотят портить отношение со службой по защите детей, ведь им работать с этими чиновниками всю жизнь. Поэтому порой, даже если судья видит, что материал, подготовленный службой, не выдерживает критики, он принимает псевдокомпромиссное решение, которое не обидит чиновников. Например, судья говорит: ребенка надо вернуть родителям, но сделать это не сейчас, а через три месяца».
Профессор Йопт давно является одним из наиболее активных критиков как имеющейся системы оценки рисков для детей, так и самой концепции безоговорочного примата государства в сфере семейных отношений. «Вмешательство службы по делам защиты детей в семью — это всегда огромный стресс и для родителей, и для детей. Фактически речь идет о государственном вторжении в автономию семьи, закрепленную в немецком законодательстве. Последствия такого вмешательства часто просто ужасны», — говорит Йопт, и это не преувеличение. В середине 1990?х годов именно Йопт был экспертом на одном из самых громких процессов, инициированных службой по делам защиты детей и окончившихся колоссальным скандалом — так называемом Вормсском процессе.
В воробьином гнезде
Вормсский процесс начался в 1993 году, а закончился фактически только в 2007?м. За эти годы чиновники из службы по делам защиты детей успели сломать судьбы более чем трех десятков невинных людей.
Все началось с того, что служба по делам защиты детей стоящего в среднем течении Рейна города Вормс объявила о раскрытии активной сети
Следствие и суд продолжались четыре года. За это время одна из подозреваемых скончалась в изоляторе. Большинство обвиняемых потеряли работу, разорились на адвокатах или были покинуты оставшимися на свободе супругами. В 1997 году суд оправдал всех обвиняемых за полным отсутствием состава преступления и закрыл дело, заключив, что показания детей были неверно интерпретированы.
«Оказалось, что во время следствия была полностью проигнорирована такая особенность детей, как возможность попадать под влияние психолога. В таких стрессовых ситуациях, как регулярные опросы, тем более в отсутствие родителей, дети легко попадают под внешнее влияние. Ужасно то, что сам психолог может не замечать, как он начинает контролировать ребенка и фактически вкладывает ему в уста те слова, которые хочет от него услышать», — поясняет профессор Йопт.
Но самое страшное началось потом. После четырех лет пребывания в приюте шестеро из пятнадцати изъятых детей наотрез отказались возвращаться домой. «Руководитель приюта был совершенно неадекватным человеком. Все эти годы он настраивал детей против родителей. Даже после того, как суд доказал невиновность родителей, он продолжал фанатично верить в то, что родители насиловали детей. Он говорил: "Я отрежу себе руку, если они их не насиловали"», — вспоминает Йопт.
По словам свидетелей, руководитель приюта частенько подводил детей к забору приюта и, показывая на внешний мир, повторял: «Там живут ваши злые родители. Они сделали вам много ужасного, но теперь с вами я, и я буду вас защищать».
Согласно немецкому законодательству служба по делам защиты детей не имела права вернуть родителям детей, явно выразивших свое нежелание возвращаться домой к «злым маме и папе». Так что промывание мозгов в приюте продолжилось и после оправдательного вердикта. Более того, оправданным родителям было запрещено пытаться наладить с детьми любой контакт, ведь дети явно высказались против него. «Самая младшая из изъятых девочек — ей было восемь месяцев, когда ее забрали у мамы, — говорила мне, что она ненавидит родителей. Она в деталях рассказывала о самом грязном сексуальном насилии, которое она якобы пережила со стороны родителей. Разумеется, это все были истории, которые ей внушили. Она не могла их пережить в реальности, будучи восьмимесячной девочкой. Понятно, что она ненавидела родителей и не хотела возвращаться к ним. Только сейчас, через 14 лет после изъятия из семьи, эта девочка начинает шаг за шагом восстанавливать контакт с матерью», — продолжает профессор Йопт.
Параноидальный мир «Воробьиного гнезда» существовал вплоть до осени 2007 года, когда на компьютере главы приюта случайно были обнаружены фотографии маленьких голых девочек, некоторые из них были идентифицированы как воспитанницы приюта. Со временем полиции стало известно, что педагог, любивший также организовывать летние лагеря для детей, регулярно приглашал своих воспитанниц ночевать к себе в комнату, а также настаивал на собственноручной проверке гигиены девочек, в том числе часто лично мыл их.
В феврале 2008 года педагог, руководивший приютом на протяжении 14 лет, был взят под стражу по обвинению в педофилии. В августе он был признан виновным в совращении малолетних и приговорен к одному году заключения условно. «Если бы эта история была выдумана, это была бы плохая выдумка», — сокрушается профессор Йопт.
Тупик без выхода
Руководительница службы по делам защиты детей во франкфуртском Заксенхаузене Инге Бюттнер разводит руками: «Мы всегда оказываемся виноватыми. Либо потому, что слишком активны, либо потому, что недостаточно активны. Никто никогда не скажет, что мы делаем все правильно. Единственное, что мы можем делать, это продолжать защищать детей настолько профессионально, насколько это позволяют нам наши знания и наши полномочия».
Удивительно, но во многом чиновница права. Широчайшие легальные полномочия, взвинченное общественное мнение и общенациональная убежденность в том, что государство — это всемогущий, всеведущий и всеблагой господь, загнали немецкую службу по защите детей в тупик, выйти из которого практически невозможно.
Нелогичная и громоздкая система, то проявляющая явно излишнюю жесткость, то закрывающая глаза на откровенные угрозы жизням детей, становится жертвой собственных безграничных полномочий — чиновники, проработавшие здесь не один десяток лет, отлично это чувствуют. Трагедия в том, что главной жертвой системы оказываются дети, которых она призвана защищать.
http://www.expert.ru/printissues/expert/2008/50/u_nih_est_formulyary
