Особого разговора заслуживает уничтожение Русской Императорской Гвардии под Ковелем. В боях в Восточной Пруссии, Польше и Литве 1914-1915 гг. гвардейская пехота потеряла более половины своего личного состава. Гвардейские части, известные своей отличной выучкой, безстрашием и безграничной верностью Престолу, преступно не жалели.
Командир Гвардейского корпуса генерал от кавалерии В. М. Безобразов еще в октябре 1914 г., по свидетельству Вел. Кн. Николая Михайловича, жаловался на то, что «вся его кавалерия находится на Северо-Западном фронте, что это для него обидно, что Гвардию теребят без толку, что потери уже громадные, - особенно в Гвардейской стрелковой бригаде, - что необходимо, чтобы Иванов и Верховный обратили на это внимание и пощадили цвет русских войск»1.
Лишь со вступлением на пост Верховного Главнокомандующего Императора Николая II в целях сохранения и реорганизации гвардейских частей, по Высочайшему приказу, они были выведены в Его личный резерв и отведены с линии фронта. К лету 1916 г. Гвардия полностью восстановила свою боеспособность. Во главе ее был поставлен генерал от кавалерии В. М. Безобразов.
Подчиненные величали его уважительно «Воеводой», что соответствовало его «древне-барским манерам». «Физически Владимiр Михайлович был большой и несколько грузный человек, с крупными чертами лица, со слегка вьющимися седыми волосами на голове и с еще темной бородкой. […] Из особенностей, напоминающих старину, помню необычайное число образков и крестов, которые Безобразов носил на груди, под рубашкой, на золотой цепочке. Это было собрание величиною с кулак. Оно было видно, когда Владимiр Михайлович расстегивал китель и ворот рубашки, сидя в своем блиндаже в жару. И именно в жару этот металлический клубок на голой груди должен был давать себя чувствовать»2.
Генерал-адъютант В. М. Безобразов в Гвардии был популярен. По свидетельству людей, близко стоявших к нему, он «принадлежал к числу редких старших начальников, сумевших стать близко к войскам. Его знали ценили офицеры, а через них верили в него и солдаты. Объяснялось это доступным, человечным и заботливым характером Владимiра Михайловича. Известная мягкость не мешала его служебной требовательности, которая в Гвардии выражалась в достижении во всем отчетливости и в поддержании особого духа, построенного на том, что кому больше дано, с того больше и спросится.
Безобразов считал, что Гвардию на войне нужно беречь для крупных задач и не трепать ее по мелочам. Это ему она была обязана выводом в стратегический резерв в 1916 году для приведения в порядок, почти напоминавший мирное время, и в настоящую численность военного времени»3.
Разумеется, «без помощи благоволившего к "Воеводе" Государя меру эту едва ли удалось бы провести. Но Безобразов ее добивался и добился, напоминая, что Гвардия не только "ударное" войско, но и оплот Престола. Государь поддержал»4.
Так был, по словам ген. Б. В. Геруа, сдержан «ополз гвардейства», когда «Гвардию истощали и обезличивали, постепенно лишая ее той "отборности", которая оправдывала ее существование, и вместе с тем отдаляя от естественной ее роли опоры Престола». Был восстановлен «строевой дух» Императорской Гвардии5.
Съехавшееся 29 мая 1916 г. на полковой праздник Л.-Гв. Измайловского полка «гвардейское капризное начальство», по словам командира части, было удовлетворено: «Роты проходили церемониальным маршем в развернутом строю, имея тогда после пополнения 100 рядов! Равнение и шаг поразили гвардейских командиров, набивших себе руку и глаз на красносельской парадности и отчетливости. Примерно через месяц такое же впечатление произвел полк на походе, "бурей" пройдя мимо Безобразова в Молодечно. Несмотря на пыль, жару, потные лица, люди выглядели бодро и молодцами, а колонны, носка ружья и свободный шаг не оставляли желать лучшего»6.
Еще 26 июня Ставка отдала директиву Юго-Западному фронту овладеть Ковелем. То была личная идея ген. М. В. Алексеева. Однако удачный момент для этого удара ген. А. А. Брусиловым был упущен: сильная германская ударная группировка под командованием А. фон Линзингена заступила ему дорогу. Однако ген. М. В. Алексееву, не отличавшемуся гибкостью ума, уже трудно было отступиться. Гвардия получила приказ грузиться в эшелоны, которые шли к Ровно и Луцку. «С музыкой и песнями, весело, торжественно», по словам очевидцев, выступили гвардейцы7.
Иное настроение создалось у командного состава Гвардии по приезде на место. Участвовавший в совещании 4 июля у ген. А. А. Брусилова генерал-квартирмейстер штаба войск Гвардии ген. Б. В. Геруа так передавал свои впечатления: «Совещание оказалось коротким, так как роль Гвардии была предрешена. […] С грустью и недоумением взглянули мы на поле нашей будущей атаки. Сначала открытая и плоская, как ладонь, полоса Суходольских болот, необходимость форсировать реку, а затем лесисто-болотистые дефиле, которые тянулись до самого Ковеля, и которые можно было защищать малыми силами с достаточным числом пулеметов и орудий против превосходящих сил. Сомнениям нашим не дано было развиться и вылиться в спор, так как вслед за общими указаниями последовало со стороны Брусилова и его оперативного штаба прямое указание, - что делать. […]
Почему штаб Юго-Западного фронта так точно и узко обозначили нашу задачу, выяснилось впоследствии. Директивой Ставки было указано "атаковать Ковель с юга". […] Штаб фронта торопил и хотел, чтобы мы атаковали через пять дней! […] Впоследствии нас обвинили наверху в неудачном выборе участка для удара. Хорошо еще, что сохранилась на бумаге эта фраза позднейшей директивы Ставки "атаковать Ковель с юга"»8.
Безцельность и гибельность для Гвардии операции ясно представлял и генерал М. В. Безобразов. По свидетельству одного из офицеров, он «не хотел» атак на Стоходе, «неустанно уведомляя Ставку, что шансов на успех нет никаких, что у немцев долговременные укрепления, которых при числе и калибре нашей артиллерии разрушить и думать нечего, что подступов удобных нет, что между нашей и немецкой линией в некоторых местах около километра расстояния неудобного грунта и т. д.
Ставка приказала атаковать»9.
Общая атака была назначена на 13 часов 15 июля в день именин ген. В. М. Безобразова. Не взирая на бурю вражеского огня, батальоны шли по-гвардейски, цепь за цепью. Успехи были несоизмеримы с потерями: 50% нижних чинов и 80% офицеров. Атаковали в течение нескольких дней - до полного исчерпания резервов. Однако ген. М. В. Алексеев требовал от Юго-Западного фронта продолжения наступления. Приказывали даже спешить гвардейскую кавалерию, чтобы и ее спалить в безсмысленных действиях. Но этому решительно воспротивился ген. В. М. Безобразов, называя это «святотатством»10.
Болотистая пойма реки Стоход стала братской могилой тысяч солдат и офицеров Русской Императорской Гвардии. «Безцельно и безсмысленно, - вспоминал об этих боях гвардеец, - погибли, как это всегда бывает, лучшие люди…»11
Еще одно наступление на Ковель, по решительному требованию ген. М. В. Алексеева, провели 3 сентября, но завершилось оно также безуспешно, с такими же чудовищными потерями. Дальнейшее наступление грозило полным истреблением Гвардии. И его прекратили.
«Так печально закончилась Ковельская операция, - с горечью вспоминал ген. Б. В. Геруа, - в которой погибла, возродившаяся было, Гвардия. Будто злые силы погубили ее, преследуя в будущем какие-то свои цели… Винить солдат и офицеров не приходится: и те и другие честно исполнили свой долг и тому доказательством - безчисленное количество новых могил по всему гиблому болоту реки Стохода»12.
Говоря о «злых силах», генерал был недалек от истины.
«Во главе этих врагов» ген. В. М. Безобразов, по свидетельству того же ген. Б. В. Геруа, «ставил М. В. Алексеева. […] Теперь, когда самостоятельное, в армейском масштабе, употребление войск Гвардии не принесло блестящих плодов; когда заданного им Ковеля они не взяли, оставшись почти на месте, можно было доложить Царю: "Вот видите, Безобразов со своей пресловутой Гвардией ничего не сумел сделать".
Что Алексеев, сын фельдфебеля, "протрубивший" в строю армейского полка до Академии 13 лет, действительно не любил Гвардию с ее преимуществами, сомневаться трудно. Это можно было заметить даже в Академии, наблюдая отношение профессора Алексеева к слушателям - гвардейцам.
Насколько, однако, данная Ставкой Безобразову задача, заранее определившая ограниченность ее выполнения, являлась результатом недоброжелательства - остается вопросом. Но вот что безусловно: после боев 15-16 июля Ставка в своих ежедневных бюллетенях отметила их мимоходом и совершенно умолчала о существенных трофеях, взятых на фронте армии Безобразова»13.
Боясь ответственности, участники этого несомненно существовавшего преступного комплота решили свалить вину за Ковельскую бойню не на тех, кто разрабатывал операцию и осуществлял ее, кто, видя ее провал, с упрямством, достойным лучшего применения, настаивал на продолжении преступных (из-за безсмысленности огромных жертв) атак, а на ничего не ведавших исполнителей этого замысла, от которых требовали совершить невозможное.
Обычная манера чернить своих сослуживцев в относящихся к Ковельской бойне месте воспоминаний ген. А. А. Брусилова превосходит всякую меру: «…Гвардейский отряд, великолепный по составу офицеров и солдат, очень самолюбивых и обладавших высоким боевым духом, терпел значительный урон без пользы для дела потому, что их высшие начальники не соответствовали своему назначению. […] …Командующий "особой" армией генерал-адъютант Безобразов был человек честный, твердый, но ума ограниченного и невероятно упрямый. Его начальник штаба, гр. Игнатьев, штабной службы совершенно не знал, о службе Генерального штаба понятия не имел, хотя в свое время окончил Академию Генерального штаба с отличием. Начальник артиллерии армии, Герцог Мекленбург-Стрелицкий, был человек очень хороший, но современное значение артиллерии знал очень неосновательно, тогда как артиллерийская работа была в высшей степени важная и без искусного содействия артиллерии успеха быть не могло. Саперные работы, имеющие столь большое значение в позиционной войне, также производились неумело. Командир I Гвардейского корпуса, Вел. Князь Павел Александрович, был благороднейший человек, лично безусловно храбрый, но в военном деле решительно ничего не понимал; командир II Гвардейского корпуса, Гаух, человек умный и знающий, обладал одним громадным для воина недостатком: его нервы совсем не выносили выстрелов, и, находясь в опасности, он терял присутствие духа и лишался возможности распоряжаться»14.
Один он хорош, умняга Алексей Алексеевич - оккультист и масон, а в будущем - еще и клятвопреступник.
Далее, не стесняясь, ген. Брусилов признается в своем прямом участии в безчестной коллективной интриге: «Я все это знал и писал об этом Алексееву, но и ему, тем более мне, было очень трудно переменить такое невыгодное положение дела. По власти главнокомандующего фронтом я имел право смещать командующих армиями, корпусных командиров и все нижестоящее армейское начальство, но Гвардия с ее начальством были для меня недосягаемы. Царь лично их выбирал, назначал и смещал, и сразу добиться смены такого количества гвардейского начальства было невозможно. Во время моей секретной [sic!] переписки по этому поводу частными [sic!] письмами с Алексеевым, на мой фронт приехал председатель Государственной думы Родзянко и спросил разрешения посетить фронт, именно - "особую" армию. Уезжая обратно, он послал мне письмо, в котором сообщал, что вся Гвардия вне себя от негодования, что ее возглавляют лица, неспособные к ее управлению в такое ответственное время, что они им не верят и страшно огорчаются, что несут напрасные потери без пользы для их боевой славы и для России. Это письмо мне было на руку [sic!], я препроводил его при моем письме Алексееву, с просьбой доложить Государю, что такое положение дела больше нетерпимо и что я настоятельным образом прошу назначить в это избранное войско, хотя бы только на время войны, наилучшее начальство, уже отличившееся на войне и выказавшее свои способности. В конце концов все вышеперечисленные лица были сменены…»15
С поддержкой интриги против ген. В. М. Безобразова выступил и Вел. Кн. Николай Михайлович, написав Государю специальное письмо от 13 августа 1916 г.16 (Ген. Б. В. Геруа характеризует это письмо, как резюме петербургских настроений, возникших в результате «незрелых тактических рассуждений» гвардейской молодежи, заполнившей после сражений под Ковелем столичные госпитали)17.
Кроме уже перечисленных лиц, чувствуется присутствие здесь и неназванного «соблазнителя генералов» А. И. Гучкова18, в свое время основательно изучавшего использование армии в свержении Монарха на примере младотурецкой еврейско-масонской революции19. Этот личный враг Царя, как известно, часто бывал на фронте. Широко известна его скандальная тайная переписка с ген. Алексеевым, так же как и тесные связи ген. Брусилова с деятелями Всероссийского земского союза и Союза городов20, организаций, под прикрытием которых, как известно, действовали политические заговорщики.
Не забудем, что будущие революционные генералы в большинстве своем вышли из военно-масонской ложи А. И. Гучкова, образованной еще в предвоенную эпоху.
«По инициативе А. И. Гучкова и генерала Василия Гурко, - писал ген. А. И. Деникин, - под председательством последнего, образовался военный кружок из ряда лиц, занимавших ответственные должности по военному ведомству, который вошел в контакт с умеренными представителями Комиссии по государственной обороне. Многие участники кружка, как ген. Гурко, полковники Лукомский, Данилов и другие, играли впоследствии большую роль в первой мiровой войне. […] …За ними… утвердилась шутливая кличка "младотурок"»21. (Но именно ген. В. И. Гурко, после отставки ген. В. М. Безобразова, был поставлен во главе Императорской Гвардии. После февральского переворота 1917 г. его назначили главнокомандующим Западным фронтом. Гурко протежировал военный министр «временщиков» Гучков, высоко ценивший его и знакомый с ним еще со времен англо-бурской войны 1899-1901 гг.: Гучков воевал на стороне буров, Гурко же состоял при англичанах)22.
Роль генералов из этого кружка в феврале 1917 г. была не только, что называется видной, но и, в определенном смысле, решающей. Недаром А. Ф. Керенский, которого уже после октябрьского переворота 1917 г. упрекнули в руководстве «великой безкровной» (помогшей Германии вывести из строя Русскую армию), вполне определенно заявил: «Революцию сделали не мы, а генералы. Мы же только постарались ее направить в должное русло»23.
Итак, сегодня мы можем поименно назвать людей, причастных к гибели в июле-сентябре 1916 г. Русской Императорской Гвардии, что, по их замыслу, должно было лишить в решительный час Царя надежной опоры: Вел. Кн. Николай Михайлович, депутат Думы А. И. Гучков, начальник штаба Верховного Главнокомандующего ген.-адъютант М. В. Алексеев, главнокомандующий Юго-Западным фронтом ген.-адъютант А. А. Брусилов, председатель Государственной думы М. В. Родзянко.
Судя по письмам Государыни, Она хорошо понимала, что с Гвардией происходит что-то неладное.
«…Гвардия, - читаем в обзоре Ее писем П. П. Стремоухова, - вызывает особую заботу Императрицы. Она хочет, чтобы Государь находился в более тесном общении со Своею Гвардиею и чтобы последнюю более берегли. Если внимательно присмотреться к тем лицам, которые ближе других стояли к Государыне, в частности из военной среды, то становится ясно, что Гвардия интересовала Императрицу не как среда более аристократическая в своем офицерском составе, а как оплот Престола, буквально, как Гвардия - la gаrde Царя. И как права Она была в этом! Гвардия истреблялась и удалялась от Царя. Находись она в столице и даже оставайся она на фронте в прежнем своем составе, разве события марта 1917 года могли бы совершиться!
"…Когда Ты поедешь в Гвардию?" - спрашивает Императрица 27 апреля 1916 года (N 253).
На следующий день, 28 апреля, Она повторяет этот вопрос:
"…Я не понимаю, почему Ты еще не уехал, чтобы повидать Гвардию; они все так нетерпеливо ожидают, а теперь погода вдруг изменилась" (N 254).
По-видимому, что-то помешало Царю осмотреть Гвардию. По этому поводу Императрица пишет Ему:
"Жалею насчет Гвардии, но у Тебя, без сомнения, основательные причины" (N 255). Через день, 1-го мая, Она вновь пишет: "Я также разочарована из-за Тебя, из-за Гвардии, из-за Н. П.; они так хотели, чтобы Ты приехал" (N 257). И опять, 24 мая: "Мне очень грустно, что Ты, вероятно, не увидишь Гвардию; почему Тебе не дали посмотреть ее прежде, чем ее отправили? " (N 266).
Гвардия постоянно озабочивает Императрицу. 8-го августа Она пишет: "Хотела бы знать, что Ты предпринял по поводу Гвардии, - будет ли она теперь некоторое время отдыхать?" (N 327).
9 сентября Императрица пишет: "Я в отчаянии, что Гвардия опять понесла большие потери, - но, по крайней мере, подвинулась ли она вперед? "
13-го сентября Она добавляет: "Павел (Вел. Кн. Павел Александрович) огорчен потерями в Гвардии, их посылают в такие невозможные места" (N 348).
15 сентября Императрица пишет: "Необходимо спасти и щадить гвардию" (N 350).
Того же числа Императрица сообщает Государю содержание писем, полученных Ею от Дрентельна и Родионова:
"Три раза в течении одного дня они все должны были атаковать (кажется 4-го сентября) и позиция была неприступна, немцы были совершенно спрятаны, и их тяжелые орудия стреляли без перерыва. Пленный сказал им, что немцы вырыли окопы на глубине десяти метров и каким-то образом, по мере надобности, подымают и опускают свои орудия, так что наша артиллерия им не повредила; - они (немцы) - все знают, что против них наша Гвардия, - они чувствуют, что ею безцельно жертвуют" (N 351)»24.
Нельзя не сказать о дальнейшей судьбе отставленных: ген. В. М. Безобразова и его начальника штаба ген. Н. Н. Игнатьева (1872†1962).
«Безобразов, - вспоминал ген. Б. В. Геруа, - связал духовно существование свое и Гвардии настолько, что, уйдя в эмиграцию, не переставал в своих мечтах о возвращении старого порядка в России видеть в первую голову Императорскую Гвардию под своей командой. Он даже совершил поездку по Европе, составляя из эмигрантов список скрытых кадров Гвардейского корпуса, преимущественно из тех, кого лично знал. […] Это наивно романтическое мечтание все же симпатично и характерно для Безобразова, в воображении которого, очевидно, командование Русской Гвардией являлось полным завершением его земных желаний»25.
В ген. Н. Н. Игнатьеве, как и в ген. В. М. Безобразове, «ничего не было иностранного, что так часто встречалось в России на верхах общества, армии, чиновничества и особенно Двора. […] Он много читал и постоянно себя образовывал; хорошо знал историю. Был религиозным, опять-таки по-русски, - с иконами, с нерассуждающей верой, с глубоким духовным философским мышлением. У Игнатьева бывали минуты, когда он вдруг становился "не от мiра сего". Он даже определенно говорил мне, что мечтает… о монашестве!
Совершенно несомненно, что его честолюбие оставалось в зачаточном состоянии и его немалые служебные достижения - Государева Свита, командование первым, старейшим [Преображенским] полком, Георгиевский крест и оружие, штаб "войск Гвардии", впоследствии, уже после революции, командование 1-й Гвардейской пехотной дивизией, - все это скользило по нем, совершенно не затрагивая его духовной сущности.
В последний раз я видел его в эмиграции, в Англии, в 1920 году на работе в саду своего брата, который арендовал тогда ферму близ Гастингса, переименованную им, к ужасу английский почтальонов и лавочников, в "Круподерку", - так называлось киевское имение графов Игнатьевых.
Николай Николаевич, в русской рубахе, мастерил курятник, во все горло распевая русские народные песни. Если бы не эти песни, я легко мог представить себе Игнатьева за этой работой в монашеском подряснике - и вполне счастливым. […]
Довольно скоро судьба улыбнулась ему и послала место по душе: болгары, в память его отца [гр. Н. П. Игнатьева, заключившего в 1878 г., после русско-турецкой войны, Сан-Стефанский мир], предоставили ему должность библиотекаря в военном министерстве
Приходилось слышать, что русские люди, встречаясь с ним в Софии, поражались его отвлеченности и безстрастному отношению к тому, как "русский народ сам устроил свою судьбу"»26.
Такие это были люди…
25 июля, в полдень после мощной артподготовки корпуса 9-й армии пошли в наступление. Началось сражение под Станиславом. III австро-венгерская армия вынуждена была отступить по всему фронту. Одновременно в Карпатах войскам ген. Лечицкого приходилось отражать атаки южной группы Пфланцера. «Задача Лечицкого, - комментирует эти бои русский военный историк, - была самой трудной на всем фронте - и он эту трудную задачу решил лучше всех»28.
Успехи русских войск были для неприятеля полной неожиданностью. Один из попавших в плен летом 1916 г. австрийских офицеров вспоминал, как накануне начала боев он, будучи абсолютно уверенным в неприступности их позиций, заявил сослуживцам, что, если они будут все-таки взяты русскими, то на этом месте следует установить грандиозный памятник, на котором должно быть высечено предупреждение потомкам: никогда не воевать с Россией29.
В августе, заслонившись в долине Прута от разбитой под Станиславом III австро-венгерской армии XII армейским корпусом, командующий 9-й армией приступил к организации силами двух армейских и III конного корпусов горного похода в Трансильванию, входившую тогда в состав Австро-Венгрии.
18 августа все армии Юго-Западного фронта перешли в общее наступление. «С 18 по 29 августа, все время отражая яростные контратаки неприятеля, 9-я армия неуклонно продвигалась вперед, многотрудными боями преодолевая вершину за вершиной, перевал за перевалом. […] …Армия вела в Лесистых Карпатах бои, которые иначе чем геройскими история не назовет. С 4 сентября войскам пришлось драться в глубоком снегу. Армия Лечицкого билась на фронте в 240 верст, в горах и облаках. […] Историки восточнопрусских полков только что прибывшей сюда из-под Вердена 1-й германской пехотной дивизии свидетельствуют об этих боях у Дорна-Ватры, Якобен и Кирлибабы как о самых тяжелых за всю войну. Последняя августовская неделя у Кирлибабы обошлась этой дивизии дороже, чем два месяца у Мортомма и на высоте "304". О верденских боях знает весь мiр - о буковинских не знает никто. Русская армия презирала рекламу»30.
Именно эти Буковинские победы генерала П. А. Лечицкого побудили к выступлению Румынию.
Примечания
1 Записки Н. М. Романова // Красный архив. Т. 47-48. М. 1931. С. 180.
2 Геруа Б. В. Воспоминания о моей жизни. Т. II. С. 122.
3 Там же. С. 120-121.
4 Там же. С. 121.
5 Там же. С. 90, 91, 140.
6 Там же. С. 108.
7 Адамович Б. Трыстень. 15-28/VII - 1916 год. Париж. 1935. С. 10.
8 Геруа Б. В. Воспоминания о моей жизни. Т. II. С. 127, 129, 130.
9 Макаров Ю. В. Служба в Старой Гвардии // Военно-исторический журнал. М. 2002. N 6. С. 52.
10 Геруа Б. В. Воспоминания о моей жизни. Т. II. С. 132, 136.
11 Макаров Ю. В . Служба в Старой Гвардии. С. 52.
12 Тихомиров А., Чапкевич Е . Братская могила на болоте. Гвардия в боях на реке Стоход летом 1916 года // Родина. Специальный выпуск. Петербург - гвардейская столица. М. 2003. С. 38.
13 Геруа Б. В . Воспоминания о моей жизни. Т. II. С. 140.
14 Брусилов А. А . Мои воспоминания. М. 2001. С. 188-189.
15 Там же. С. 189.
16 Николай II и Великие Князья. (Родственные письма к последнему Царю). С. 79.
17 Геруа Б. В . Воспоминания о моей жизни. Т. II. С. 142.
18 Берберова Н. Н . Люди и ложи. Русские масоны ХХ столетия. М. 1997. С. 43-45.
19 Маргулиес М . Талаат и Гучков // Последние новости. N 283. Париж. 1921. 2-3 марта. С. 2; Марков Н. Е . Войны темных сил. М. 2002. С. 161-163.
20 Брусилов А. А . Мои воспоминания. С. 158.
21 Деникин А. И . Путь русского офицера. С. 186.
22 Геруа Б. В . Воспоминания о моей жизни. Т. II. С. 171.
23 Из воспоминаний ген. А. С. Лукомского // Архив русской революции. Т. II. Берлин. 1921. С. 32.
4 Стремоухов П. П . Императрица Александра Феодоровна в Ее письмах // Русская летопись. Кн. 6. Париж. 1924. С. 85-86.
25 Геруа Б. В . Воспоминания о моей жизни. Т. II. С. 123.
26 Там же. С. 123, 124.
27 Керсновский А. А . История Русской Армии. Т. 4. С. 77-78.
28 Там же. С. 80.
29 Из боевого прошлого Русской Армии. Документы и материалы о подвигах русских солдат и офицеров. М. 1947. С. 322.
30 Керсновский А. А . История Русской Армии. Т. 4. С. 86, 89-90.
Командир Гвардейского корпуса генерал от кавалерии В. М. Безобразов еще в октябре 1914 г., по свидетельству Вел. Кн. Николая Михайловича, жаловался на то, что «вся его кавалерия находится на Северо-Западном фронте, что это для него обидно, что Гвардию теребят без толку, что потери уже громадные, - особенно в Гвардейской стрелковой бригаде, - что необходимо, чтобы Иванов и Верховный обратили на это внимание и пощадили цвет русских войск»1.
Лишь со вступлением на пост Верховного Главнокомандующего Императора Николая II в целях сохранения и реорганизации гвардейских частей, по Высочайшему приказу, они были выведены в Его личный резерв и отведены с линии фронта. К лету 1916 г. Гвардия полностью восстановила свою боеспособность. Во главе ее был поставлен генерал от кавалерии В. М. Безобразов.
Подчиненные величали его уважительно «Воеводой», что соответствовало его «древне-барским манерам». «Физически Владимiр Михайлович был большой и несколько грузный человек, с крупными чертами лица, со слегка вьющимися седыми волосами на голове и с еще темной бородкой. […] Из особенностей, напоминающих старину, помню необычайное число образков и крестов, которые Безобразов носил на груди, под рубашкой, на золотой цепочке. Это было собрание величиною с кулак. Оно было видно, когда Владимiр Михайлович расстегивал китель и ворот рубашки, сидя в своем блиндаже в жару. И именно в жару этот металлический клубок на голой груди должен был давать себя чувствовать»2.
Генерал-адъютант В. М. Безобразов в Гвардии был популярен. По свидетельству людей, близко стоявших к нему, он «принадлежал к числу редких старших начальников, сумевших стать близко к войскам. Его знали ценили офицеры, а через них верили в него и солдаты. Объяснялось это доступным, человечным и заботливым характером Владимiра Михайловича. Известная мягкость не мешала его служебной требовательности, которая в Гвардии выражалась в достижении во всем отчетливости и в поддержании особого духа, построенного на том, что кому больше дано, с того больше и спросится.
Безобразов считал, что Гвардию на войне нужно беречь для крупных задач и не трепать ее по мелочам. Это ему она была обязана выводом в стратегический резерв в 1916 году для приведения в порядок, почти напоминавший мирное время, и в настоящую численность военного времени»3.
Разумеется, «без помощи благоволившего к "Воеводе" Государя меру эту едва ли удалось бы провести. Но Безобразов ее добивался и добился, напоминая, что Гвардия не только "ударное" войско, но и оплот Престола. Государь поддержал»4.
Так был, по словам ген. Б. В. Геруа, сдержан «ополз гвардейства», когда «Гвардию истощали и обезличивали, постепенно лишая ее той "отборности", которая оправдывала ее существование, и вместе с тем отдаляя от естественной ее роли опоры Престола». Был восстановлен «строевой дух» Императорской Гвардии5.
Съехавшееся 29 мая 1916 г. на полковой праздник Л.-Гв. Измайловского полка «гвардейское капризное начальство», по словам командира части, было удовлетворено: «Роты проходили церемониальным маршем в развернутом строю, имея тогда после пополнения 100 рядов! Равнение и шаг поразили гвардейских командиров, набивших себе руку и глаз на красносельской парадности и отчетливости. Примерно через месяц такое же впечатление произвел полк на походе, "бурей" пройдя мимо Безобразова в Молодечно. Несмотря на пыль, жару, потные лица, люди выглядели бодро и молодцами, а колонны, носка ружья и свободный шаг не оставляли желать лучшего»6.
Еще 26 июня Ставка отдала директиву Юго-Западному фронту овладеть Ковелем. То была личная идея ген. М. В. Алексеева. Однако удачный момент для этого удара ген. А. А. Брусиловым был упущен: сильная германская ударная группировка под командованием А. фон Линзингена заступила ему дорогу. Однако ген. М. В. Алексееву, не отличавшемуся гибкостью ума, уже трудно было отступиться. Гвардия получила приказ грузиться в эшелоны, которые шли к Ровно и Луцку. «С музыкой и песнями, весело, торжественно», по словам очевидцев, выступили гвардейцы7.
Иное настроение создалось у командного состава Гвардии по приезде на место. Участвовавший в совещании 4 июля у ген. А. А. Брусилова генерал-квартирмейстер штаба войск Гвардии ген. Б. В. Геруа так передавал свои впечатления: «Совещание оказалось коротким, так как роль Гвардии была предрешена. […] С грустью и недоумением взглянули мы на поле нашей будущей атаки. Сначала открытая и плоская, как ладонь, полоса Суходольских болот, необходимость форсировать реку, а затем лесисто-болотистые дефиле, которые тянулись до самого Ковеля, и которые можно было защищать малыми силами с достаточным числом пулеметов и орудий против превосходящих сил. Сомнениям нашим не дано было развиться и вылиться в спор, так как вслед за общими указаниями последовало со стороны Брусилова и его оперативного штаба прямое указание, - что делать. […]
Почему штаб Юго-Западного фронта так точно и узко обозначили нашу задачу, выяснилось впоследствии. Директивой Ставки было указано "атаковать Ковель с юга". […] Штаб фронта торопил и хотел, чтобы мы атаковали через пять дней! […] Впоследствии нас обвинили наверху в неудачном выборе участка для удара. Хорошо еще, что сохранилась на бумаге эта фраза позднейшей директивы Ставки "атаковать Ковель с юга"»8.
Безцельность и гибельность для Гвардии операции ясно представлял и генерал М. В. Безобразов. По свидетельству одного из офицеров, он «не хотел» атак на Стоходе, «неустанно уведомляя Ставку, что шансов на успех нет никаких, что у немцев долговременные укрепления, которых при числе и калибре нашей артиллерии разрушить и думать нечего, что подступов удобных нет, что между нашей и немецкой линией в некоторых местах около километра расстояния неудобного грунта и т. д.
Ставка приказала атаковать»9.
Общая атака была назначена на 13 часов 15 июля в день именин ген. В. М. Безобразова. Не взирая на бурю вражеского огня, батальоны шли по-гвардейски, цепь за цепью. Успехи были несоизмеримы с потерями: 50% нижних чинов и 80% офицеров. Атаковали в течение нескольких дней - до полного исчерпания резервов. Однако ген. М. В. Алексеев требовал от Юго-Западного фронта продолжения наступления. Приказывали даже спешить гвардейскую кавалерию, чтобы и ее спалить в безсмысленных действиях. Но этому решительно воспротивился ген. В. М. Безобразов, называя это «святотатством»10.
Болотистая пойма реки Стоход стала братской могилой тысяч солдат и офицеров Русской Императорской Гвардии. «Безцельно и безсмысленно, - вспоминал об этих боях гвардеец, - погибли, как это всегда бывает, лучшие люди…»11
Еще одно наступление на Ковель, по решительному требованию ген. М. В. Алексеева, провели 3 сентября, но завершилось оно также безуспешно, с такими же чудовищными потерями. Дальнейшее наступление грозило полным истреблением Гвардии. И его прекратили.
«Так печально закончилась Ковельская операция, - с горечью вспоминал ген. Б. В. Геруа, - в которой погибла, возродившаяся было, Гвардия. Будто злые силы погубили ее, преследуя в будущем какие-то свои цели… Винить солдат и офицеров не приходится: и те и другие честно исполнили свой долг и тому доказательством - безчисленное количество новых могил по всему гиблому болоту реки Стохода»12.
Говоря о «злых силах», генерал был недалек от истины.
«Во главе этих врагов» ген. В. М. Безобразов, по свидетельству того же ген. Б. В. Геруа, «ставил М. В. Алексеева. […] Теперь, когда самостоятельное, в армейском масштабе, употребление войск Гвардии не принесло блестящих плодов; когда заданного им Ковеля они не взяли, оставшись почти на месте, можно было доложить Царю: "Вот видите, Безобразов со своей пресловутой Гвардией ничего не сумел сделать".
Что Алексеев, сын фельдфебеля, "протрубивший" в строю армейского полка до Академии 13 лет, действительно не любил Гвардию с ее преимуществами, сомневаться трудно. Это можно было заметить даже в Академии, наблюдая отношение профессора Алексеева к слушателям - гвардейцам.
Насколько, однако, данная Ставкой Безобразову задача, заранее определившая ограниченность ее выполнения, являлась результатом недоброжелательства - остается вопросом. Но вот что безусловно: после боев 15-16 июля Ставка в своих ежедневных бюллетенях отметила их мимоходом и совершенно умолчала о существенных трофеях, взятых на фронте армии Безобразова»13.
Боясь ответственности, участники этого несомненно существовавшего преступного комплота решили свалить вину за Ковельскую бойню не на тех, кто разрабатывал операцию и осуществлял ее, кто, видя ее провал, с упрямством, достойным лучшего применения, настаивал на продолжении преступных (из-за безсмысленности огромных жертв) атак, а на ничего не ведавших исполнителей этого замысла, от которых требовали совершить невозможное.
Обычная манера чернить своих сослуживцев в относящихся к Ковельской бойне месте воспоминаний ген. А. А. Брусилова превосходит всякую меру: «…Гвардейский отряд, великолепный по составу офицеров и солдат, очень самолюбивых и обладавших высоким боевым духом, терпел значительный урон без пользы для дела потому, что их высшие начальники не соответствовали своему назначению. […] …Командующий "особой" армией генерал-адъютант Безобразов был человек честный, твердый, но ума ограниченного и невероятно упрямый. Его начальник штаба, гр. Игнатьев, штабной службы совершенно не знал, о службе Генерального штаба понятия не имел, хотя в свое время окончил Академию Генерального штаба с отличием. Начальник артиллерии армии, Герцог Мекленбург-Стрелицкий, был человек очень хороший, но современное значение артиллерии знал очень неосновательно, тогда как артиллерийская работа была в высшей степени важная и без искусного содействия артиллерии успеха быть не могло. Саперные работы, имеющие столь большое значение в позиционной войне, также производились неумело. Командир I Гвардейского корпуса, Вел. Князь Павел Александрович, был благороднейший человек, лично безусловно храбрый, но в военном деле решительно ничего не понимал; командир II Гвардейского корпуса, Гаух, человек умный и знающий, обладал одним громадным для воина недостатком: его нервы совсем не выносили выстрелов, и, находясь в опасности, он терял присутствие духа и лишался возможности распоряжаться»14.
Один он хорош, умняга Алексей Алексеевич - оккультист и масон, а в будущем - еще и клятвопреступник.
Далее, не стесняясь, ген. Брусилов признается в своем прямом участии в безчестной коллективной интриге: «Я все это знал и писал об этом Алексееву, но и ему, тем более мне, было очень трудно переменить такое невыгодное положение дела. По власти главнокомандующего фронтом я имел право смещать командующих армиями, корпусных командиров и все нижестоящее армейское начальство, но Гвардия с ее начальством были для меня недосягаемы. Царь лично их выбирал, назначал и смещал, и сразу добиться смены такого количества гвардейского начальства было невозможно. Во время моей секретной [sic!] переписки по этому поводу частными [sic!] письмами с Алексеевым, на мой фронт приехал председатель Государственной думы Родзянко и спросил разрешения посетить фронт, именно - "особую" армию. Уезжая обратно, он послал мне письмо, в котором сообщал, что вся Гвардия вне себя от негодования, что ее возглавляют лица, неспособные к ее управлению в такое ответственное время, что они им не верят и страшно огорчаются, что несут напрасные потери без пользы для их боевой славы и для России. Это письмо мне было на руку [sic!], я препроводил его при моем письме Алексееву, с просьбой доложить Государю, что такое положение дела больше нетерпимо и что я настоятельным образом прошу назначить в это избранное войско, хотя бы только на время войны, наилучшее начальство, уже отличившееся на войне и выказавшее свои способности. В конце концов все вышеперечисленные лица были сменены…»15
С поддержкой интриги против ген. В. М. Безобразова выступил и Вел. Кн. Николай Михайлович, написав Государю специальное письмо от 13 августа 1916 г.16 (Ген. Б. В. Геруа характеризует это письмо, как резюме петербургских настроений, возникших в результате «незрелых тактических рассуждений» гвардейской молодежи, заполнившей после сражений под Ковелем столичные госпитали)17.
Кроме уже перечисленных лиц, чувствуется присутствие здесь и неназванного «соблазнителя генералов» А. И. Гучкова18, в свое время основательно изучавшего использование армии в свержении Монарха на примере младотурецкой еврейско-масонской революции19. Этот личный враг Царя, как известно, часто бывал на фронте. Широко известна его скандальная тайная переписка с ген. Алексеевым, так же как и тесные связи ген. Брусилова с деятелями Всероссийского земского союза и Союза городов20, организаций, под прикрытием которых, как известно, действовали политические заговорщики.
Не забудем, что будущие революционные генералы в большинстве своем вышли из военно-масонской ложи А. И. Гучкова, образованной еще в предвоенную эпоху.
«По инициативе А. И. Гучкова и генерала Василия Гурко, - писал ген. А. И. Деникин, - под председательством последнего, образовался военный кружок из ряда лиц, занимавших ответственные должности по военному ведомству, который вошел в контакт с умеренными представителями Комиссии по государственной обороне. Многие участники кружка, как ген. Гурко, полковники Лукомский, Данилов и другие, играли впоследствии большую роль в первой мiровой войне. […] …За ними… утвердилась шутливая кличка "младотурок"»21. (Но именно ген. В. И. Гурко, после отставки ген. В. М. Безобразова, был поставлен во главе Императорской Гвардии. После февральского переворота 1917 г. его назначили главнокомандующим Западным фронтом. Гурко протежировал военный министр «временщиков» Гучков, высоко ценивший его и знакомый с ним еще со времен англо-бурской войны 1899-1901 гг.: Гучков воевал на стороне буров, Гурко же состоял при англичанах)22.
Роль генералов из этого кружка в феврале 1917 г. была не только, что называется видной, но и, в определенном смысле, решающей. Недаром А. Ф. Керенский, которого уже после октябрьского переворота 1917 г. упрекнули в руководстве «великой безкровной» (помогшей Германии вывести из строя Русскую армию), вполне определенно заявил: «Революцию сделали не мы, а генералы. Мы же только постарались ее направить в должное русло»23.
Итак, сегодня мы можем поименно назвать людей, причастных к гибели в июле-сентябре 1916 г. Русской Императорской Гвардии, что, по их замыслу, должно было лишить в решительный час Царя надежной опоры: Вел. Кн. Николай Михайлович, депутат Думы А. И. Гучков, начальник штаба Верховного Главнокомандующего ген.-адъютант М. В. Алексеев, главнокомандующий Юго-Западным фронтом ген.-адъютант А. А. Брусилов, председатель Государственной думы М. В. Родзянко.
Судя по письмам Государыни, Она хорошо понимала, что с Гвардией происходит что-то неладное.
«…Гвардия, - читаем в обзоре Ее писем П. П. Стремоухова, - вызывает особую заботу Императрицы. Она хочет, чтобы Государь находился в более тесном общении со Своею Гвардиею и чтобы последнюю более берегли. Если внимательно присмотреться к тем лицам, которые ближе других стояли к Государыне, в частности из военной среды, то становится ясно, что Гвардия интересовала Императрицу не как среда более аристократическая в своем офицерском составе, а как оплот Престола, буквально, как Гвардия - la gаrde Царя. И как права Она была в этом! Гвардия истреблялась и удалялась от Царя. Находись она в столице и даже оставайся она на фронте в прежнем своем составе, разве события марта 1917 года могли бы совершиться!
"…Когда Ты поедешь в Гвардию?" - спрашивает Императрица 27 апреля 1916 года (N 253).
На следующий день, 28 апреля, Она повторяет этот вопрос:
"…Я не понимаю, почему Ты еще не уехал, чтобы повидать Гвардию; они все так нетерпеливо ожидают, а теперь погода вдруг изменилась" (N 254).
По-видимому, что-то помешало Царю осмотреть Гвардию. По этому поводу Императрица пишет Ему:
"Жалею насчет Гвардии, но у Тебя, без сомнения, основательные причины" (N 255). Через день, 1-го мая, Она вновь пишет: "Я также разочарована из-за Тебя, из-за Гвардии, из-за Н. П.; они так хотели, чтобы Ты приехал" (N 257). И опять, 24 мая: "Мне очень грустно, что Ты, вероятно, не увидишь Гвардию; почему Тебе не дали посмотреть ее прежде, чем ее отправили? " (N 266).
Гвардия постоянно озабочивает Императрицу. 8-го августа Она пишет: "Хотела бы знать, что Ты предпринял по поводу Гвардии, - будет ли она теперь некоторое время отдыхать?" (N 327).
9 сентября Императрица пишет: "Я в отчаянии, что Гвардия опять понесла большие потери, - но, по крайней мере, подвинулась ли она вперед? "
13-го сентября Она добавляет: "Павел (Вел. Кн. Павел Александрович) огорчен потерями в Гвардии, их посылают в такие невозможные места" (N 348).
15 сентября Императрица пишет: "Необходимо спасти и щадить гвардию" (N 350).
Того же числа Императрица сообщает Государю содержание писем, полученных Ею от Дрентельна и Родионова:
"Три раза в течении одного дня они все должны были атаковать (кажется 4-го сентября) и позиция была неприступна, немцы были совершенно спрятаны, и их тяжелые орудия стреляли без перерыва. Пленный сказал им, что немцы вырыли окопы на глубине десяти метров и каким-то образом, по мере надобности, подымают и опускают свои орудия, так что наша артиллерия им не повредила; - они (немцы) - все знают, что против них наша Гвардия, - они чувствуют, что ею безцельно жертвуют" (N 351)»24.
Нельзя не сказать о дальнейшей судьбе отставленных: ген. В. М. Безобразова и его начальника штаба ген. Н. Н. Игнатьева (1872†1962).
«Безобразов, - вспоминал ген. Б. В. Геруа, - связал духовно существование свое и Гвардии настолько, что, уйдя в эмиграцию, не переставал в своих мечтах о возвращении старого порядка в России видеть в первую голову Императорскую Гвардию под своей командой. Он даже совершил поездку по Европе, составляя из эмигрантов список скрытых кадров Гвардейского корпуса, преимущественно из тех, кого лично знал. […] Это наивно романтическое мечтание все же симпатично и характерно для Безобразова, в воображении которого, очевидно, командование Русской Гвардией являлось полным завершением его земных желаний»25.
В ген. Н. Н. Игнатьеве, как и в ген. В. М. Безобразове, «ничего не было иностранного, что так часто встречалось в России на верхах общества, армии, чиновничества и особенно Двора. […] Он много читал и постоянно себя образовывал; хорошо знал историю. Был религиозным, опять-таки по-русски, - с иконами, с нерассуждающей верой, с глубоким духовным философским мышлением. У Игнатьева бывали минуты, когда он вдруг становился "не от мiра сего". Он даже определенно говорил мне, что мечтает… о монашестве!
Совершенно несомненно, что его честолюбие оставалось в зачаточном состоянии и его немалые служебные достижения - Государева Свита, командование первым, старейшим [Преображенским] полком, Георгиевский крест и оружие, штаб "войск Гвардии", впоследствии, уже после революции, командование 1-й Гвардейской пехотной дивизией, - все это скользило по нем, совершенно не затрагивая его духовной сущности.
В последний раз я видел его в эмиграции, в Англии, в 1920 году на работе в саду своего брата, который арендовал тогда ферму близ Гастингса, переименованную им, к ужасу английский почтальонов и лавочников, в "Круподерку", - так называлось киевское имение графов Игнатьевых.
Николай Николаевич, в русской рубахе, мастерил курятник, во все горло распевая русские народные песни. Если бы не эти песни, я легко мог представить себе Игнатьева за этой работой в монашеском подряснике - и вполне счастливым. […]
Довольно скоро судьба улыбнулась ему и послала место по душе: болгары, в память его отца [гр. Н. П. Игнатьева, заключившего в 1878 г., после русско-турецкой войны, Сан-Стефанский мир], предоставили ему должность библиотекаря в военном министерстве
Приходилось слышать, что русские люди, встречаясь с ним в Софии, поражались его отвлеченности и безстрастному отношению к тому, как "русский народ сам устроил свою судьбу"»26.
Такие это были люди…
***
Пока шла Ковельская бойня 9-я армия генерала Лечицкого одержала 15 июля новые победы под Трояном и Хоцимержем, взяв множество пленных и заставив противника отступить по всему фронту. 20 июля Эрцгерцог Карл попытался силами VII австро-венгерской армии и приданными двумя переброшенными из Франции германскими дивизиями потеснить буковинский заслон 9-й армии, в состав которого входил и III конный корпус графа Келлера. В шестидневных боях у Гринявы кавалеристам противостоял 11-й австро-венгерский корпус. Попытка австро-германского прорыва была пресечена27.25 июля, в полдень после мощной артподготовки корпуса 9-й армии пошли в наступление. Началось сражение под Станиславом. III австро-венгерская армия вынуждена была отступить по всему фронту. Одновременно в Карпатах войскам ген. Лечицкого приходилось отражать атаки южной группы Пфланцера. «Задача Лечицкого, - комментирует эти бои русский военный историк, - была самой трудной на всем фронте - и он эту трудную задачу решил лучше всех»28.
Успехи русских войск были для неприятеля полной неожиданностью. Один из попавших в плен летом 1916 г. австрийских офицеров вспоминал, как накануне начала боев он, будучи абсолютно уверенным в неприступности их позиций, заявил сослуживцам, что, если они будут все-таки взяты русскими, то на этом месте следует установить грандиозный памятник, на котором должно быть высечено предупреждение потомкам: никогда не воевать с Россией29.
В августе, заслонившись в долине Прута от разбитой под Станиславом III австро-венгерской армии XII армейским корпусом, командующий 9-й армией приступил к организации силами двух армейских и III конного корпусов горного похода в Трансильванию, входившую тогда в состав Австро-Венгрии.
18 августа все армии Юго-Западного фронта перешли в общее наступление. «С 18 по 29 августа, все время отражая яростные контратаки неприятеля, 9-я армия неуклонно продвигалась вперед, многотрудными боями преодолевая вершину за вершиной, перевал за перевалом. […] …Армия вела в Лесистых Карпатах бои, которые иначе чем геройскими история не назовет. С 4 сентября войскам пришлось драться в глубоком снегу. Армия Лечицкого билась на фронте в 240 верст, в горах и облаках. […] Историки восточнопрусских полков только что прибывшей сюда из-под Вердена 1-й германской пехотной дивизии свидетельствуют об этих боях у Дорна-Ватры, Якобен и Кирлибабы как о самых тяжелых за всю войну. Последняя августовская неделя у Кирлибабы обошлась этой дивизии дороже, чем два месяца у Мортомма и на высоте "304". О верденских боях знает весь мiр - о буковинских не знает никто. Русская армия презирала рекламу»30.
Именно эти Буковинские победы генерала П. А. Лечицкого побудили к выступлению Румынию.
Примечания
1 Записки Н. М. Романова // Красный архив. Т. 47-48. М. 1931. С. 180.
2 Геруа Б. В. Воспоминания о моей жизни. Т. II. С. 122.
3 Там же. С. 120-121.
4 Там же. С. 121.
5 Там же. С. 90, 91, 140.
6 Там же. С. 108.
7 Адамович Б. Трыстень. 15-28/VII - 1916 год. Париж. 1935. С. 10.
8 Геруа Б. В. Воспоминания о моей жизни. Т. II. С. 127, 129, 130.
9 Макаров Ю. В. Служба в Старой Гвардии // Военно-исторический журнал. М. 2002. N 6. С. 52.
10 Геруа Б. В. Воспоминания о моей жизни. Т. II. С. 132, 136.
11 Макаров Ю. В . Служба в Старой Гвардии. С. 52.
12 Тихомиров А., Чапкевич Е . Братская могила на болоте. Гвардия в боях на реке Стоход летом 1916 года // Родина. Специальный выпуск. Петербург - гвардейская столица. М. 2003. С. 38.
13 Геруа Б. В . Воспоминания о моей жизни. Т. II. С. 140.
14 Брусилов А. А . Мои воспоминания. М. 2001. С. 188-189.
15 Там же. С. 189.
16 Николай II и Великие Князья. (Родственные письма к последнему Царю). С. 79.
17 Геруа Б. В . Воспоминания о моей жизни. Т. II. С. 142.
18 Берберова Н. Н . Люди и ложи. Русские масоны ХХ столетия. М. 1997. С. 43-45.
19 Маргулиес М . Талаат и Гучков // Последние новости. N 283. Париж. 1921. 2-3 марта. С. 2; Марков Н. Е . Войны темных сил. М. 2002. С. 161-163.
20 Брусилов А. А . Мои воспоминания. С. 158.
21 Деникин А. И . Путь русского офицера. С. 186.
22 Геруа Б. В . Воспоминания о моей жизни. Т. II. С. 171.
23 Из воспоминаний ген. А. С. Лукомского // Архив русской революции. Т. II. Берлин. 1921. С. 32.
4 Стремоухов П. П . Императрица Александра Феодоровна в Ее письмах // Русская летопись. Кн. 6. Париж. 1924. С. 85-86.
25 Геруа Б. В . Воспоминания о моей жизни. Т. II. С. 123.
26 Там же. С. 123, 124.
27 Керсновский А. А . История Русской Армии. Т. 4. С. 77-78.
28 Там же. С. 80.
29 Из боевого прошлого Русской Армии. Документы и материалы о подвигах русских солдат и офицеров. М. 1947. С. 322.
30 Керсновский А. А . История Русской Армии. Т. 4. С. 86, 89-90.
