Все, что дал России восемнадцатый век, в виде просвещения, образования, забвения своих корней и возвращения к ним, освоение новых земель и новых профессий, наконец, в виде неистовой жажды новых знаний нашло свое воплощение в жизни этой сильной и чрезвычайно талантливой женщины. Ее заслуги велики уже тем, что все, что ею было сделано - это было сделано женщиной, а в восемнадцатом столетии таковых примеров немного. Ее первый биограф написал о ней: "Благородное рвение Дашковой к наукам и любовь к ученым стоило ей многих усилий, а иногда и неудовольствий, но препятствия не удерживали ее". Ее жизнь слагалась по заветам Петра Великого, который явил миру русского человека, жаждущего познания, когда узнавание нового, познание мира стало отличительной чертой общества на целое столетие, определив движение вперед русского общества, когда было принято все уметь, напитавшись знаниями, и прилагать это к жизни.
"Очень бы мне хотелось, чтобы вы могли взглянуть на самую княгиню. В ней все, язык и платье, - все оригинально; что бы она ни делала, она решительно ни на кого не похожа. Я не только не видывала никогда такого существа, но и не слыхивала о таком. Она учит каменщиков класть стены, помогает делать дорожки, ходит кормить коров, сочиняет музыку, пишет статьи для печати, знает до конца церковный чин и поправляет священника, если он не так молится, знает до конца театр и поправляет своих домашних актеров, когда они сбиваются с роли; она доктор, аптекарь, фельдшер, кузнец, плотник, судья, законник; она всякий день делает самые противуположные вещи на свете - ведет переписку с братом, занимающим одно из первых мест в империи, с учеными, с литераторами, с жидами, с своим сыном, со всеми родственниками. Ее разговор, увлекательный по своей простоте, доходит иногда до детской наивности. Она, нисколько не думая, говорит разом по-французски, по-итальянски, по-русски, по-английски, путая все языки вместе. Она родилась быть министром или полководцем, ее место во главе государства" - так напишет о ней друг, ирландаская девушка, наблюдавшая ее уже в старости и покоренная широтой и красотой этой необычайной русской женщины, княгиней Екатериной Романовной Дашковой.
...В светлом и гулком зале Петербургской академии, которая была рождена гением Петра Великого, как и все, что он создавал, грандиозное, собирались академики. Академия переживала свои худшие времена - она была обобрана временщиками от науки до нитки, гений Ломоносова давно почил, академики подвергались оскорблениям придворных управляющих... И вот пронесся слух, что во главе академии императрица Екатерина II поставила женщину, причем свою сподвижницу в неблаговидном заговоре против законного царя... Воистину неисповедимы пути Господни... Какие еще худшие времена ждут академиков в будущем?
В залу стремительно вошла маленькая женщина в черном, закрытом, глухом платье с орденской лентой через плечо. А за ней, поддерживаемый с двух сторон, седой академик. Это был знаменитый математик и геометр, известный не только России, но и Европе, гордость академии, сподвижник Ломоносова Леонард Эйлер.
Он был стар, академии не посещал давно, ему были жалки и неинтересны академические дрязги и оскорбления чиновные, но эта маленькая хрупкая женщина сумела заставить его покинуть дом, - так страстно она добивалась его поддержки, так по-математически логичен был ее ум, так настойчиво и живо рассказала она старому академику о том, что будет делать в академии и чем должна стать она для России.
В зале стих гул... Женщина подошла к кафедре, губы ее слегка вздрагивали, выдавая волнение, когда она начала произносить свою речь. Но постепенно княгиня Дашкова овладела вниманием зала, как она умела это всегда. Все в затаенном ожидании внимали ей. Может и вправду эти руки, взлетавшие над кафедрой, смогут что-то изменить в разоренной академии?
"Я сказала им, что просила Эйлера ввести меня в заседание, так как, несмотря на собственное невежество, считаю, что подобным поступком самым торжественным образом свидетельствую о своем уважении к науке и просвещению".
Речь произнесена. И все рассаживаются по своим местам согласно давно заведенному ранжиру. В ту же секунду Дашкова обнаруживает, что рядом с местом председательствующего садится какой-то "профессор аллегории", который и сам-то нечто вроде "аллегории" в науке, но в больших чинах. И тогда она произносит слова, столь уместные и резкие, чтобы поставить собеседника на место. Обращаясь к заслуженному центру внимания, к Эйлеру, она говорит: "Сядьте, где вам угодно. Какое бы место вы ни избрали, оно станет первым с той минуты, как вы его займете".
Десять лет во главе Академии дали возможность Екатерине Романовне воплотить в жизнь многие ее планы - она не тщилась быть ученой дамой, но сделала все, чтобы организовать жизнь академии на самом передовом уровне просвещения, а самое главное, сделать ее полезной Отечеству.
Уже через три года многое изменится в академии и Екатерина Романовна подведет итог своих дел: у Академии было множество долгов - долги свои академия оплатила все; шрифты в типографии были старыми, прессы сломаны, отчего книги не печатались - были отлиты новые шрифты и заказаны за границей; книги по специальностям не покупались - были даны распоряжения о закупке книг; "господа профессора, обремененные делами, чуждыми их науке, не имели времени заниматься своими специальностями, что вредило успехам науки" - теперь "каждый из них может заниматься своей наукой совершенно свободно, не встречая с моей стороны никаких препятствий; со своими делами они обращаются прямо ко мне и получают быстрое их разрешение, не подчиняясь волоките, пугавшей некоторых из них"; цены на карты и книги были очень высоки и никто не мог их покупать, к тому же не было каталога этих книг - "книги, карты и альманахи, поступившие в продажу со времени моего вступления в Академию, продаются за половину их прежней цены", выгнали неспособных учеников и набрали способных в гимназию при академии, приведены в порядок протоколы заседаний академии, книжный магазин при академии был ревизован, библиотека приведена в порядок, физические инструменты, которые пришли в негодность заменены новыми, заказанными за границей, обновлен химический кабинет и устроены новые печи для опытов, выписан профессор минералогии, которого не было в академии, "хотя Россия изобилует минеральными богатствами", отреставрирован и поправлен знаменитый Готторпский глобус, который Петр Первый привез в качестве трофея Северной войны; улучшена работа Географического отдела, который вследствие этого за три года создал новые карты; и во всем экономия средств, приведение в порядок, контроль и учет...
Но, пожалуй, самое главное, что все время звучит в ее делах по обустройству академии - это, чтобы "господа академики занимались работами, приносящими немедленную пользу нашему отечеству".
Ее возмущению нет предела: "Наблюдения и открытия, производимые внутри страны, сообщались за границу до их опубликования в России, и, к стыду Академии, там пользовались ими раньше, нежели у нас.
Я велела занести в журнал, что гг. академики не должны отныне сообщать подобные открытия за границу, пока Академия не извлекла из них славу для себя путем печати и пока государство не воспользовалось ими".
Сэкономив в хозяйстве Академии изрядную сумму, она просит у императрицы разрешения открыть общедоступные курсы по основным отраслям наук, причем чтение лекций для всех производить "на российском языке",- особо подчеркивает Дашкова. Такие публичные лекции прочитали лучшие академики, и княгиня с удовлетворением запишет потом: "Я часто присутствовала при лекциях и с удовольствием видела, что ими пользовались для пополнения своего образования дети бедных русских дворян и молодые гвардии унтер-офицеры...".
Она способствовала направлению различных экспедиций по изучению России, начала печатание полного собрания сочинений М.В. Ломоносова, выходит при ней вторым изданием "описание земли Камчатской" профессора С.П. Крашенинникова, записки путешествия Ивана Лепехина по разным провинциям России, возобновляются "Академические известия", печатаются новые карты России, издается новый просветительский журнал "Новые ежемесячные сочинения". Академики с признанием зовут ее "нашим доблестным начальником".
Но особой любовью и заботой Екатерины Романовны был язык Отечества Российского. Рожденная в среде, где все говорили по-французски, узнавшая этот язык едва ли не раньше русского, еще в юности, приехав молодой женой в московский патриархальный дом, она не могла понять, что ей говорила ее московская свекровь - так далека она была от языка Родины. Но в последствии он занял для нее самое главное место в сердце, особенно во время путешествий за границей. Ей хотелось донести красоту своего родного языка до своих именитых и ученых собеседников - она пела русские песни и романсы, катаясь на лодке, на которой укрепила русский флаг, своим швейцарским друзьям, когда была у Вольтера на Женевском озере в Швейцарии, рассказывала о русской жизни и ее устройстве философу Дидро, своему частому собеседнику и в заграничных путешествиях, и в письмах.
Будучи в Австрии при встрече с венским канцлером Кауницем на обеде речь зашла о Петре Первом. Канцлер назвал его создателем России и русских. Дашкова сразу же бросилась ему возражать, утверждая, что государственная и культурная история России имеет несравненно более древние истоки. Она знала это не по наслышке: до своего заграничного путешествия она побывала в Киеве, с наслаждением рассматривала фрески и мозаики древней Софии Киевской, была в Киево-Печерской лавре, посетила академию. Ее восхищает древность русской науки и истории: "Наука проникла в Киев из Греции задолго до ее появления у некоторых европейских народов, с такой готовностью называющих русских варварами. Философия Ньютона преподавалась в этих школах в то время, как католическое духовенство запрещало ее во Франции".
И вот теперь опять это европейское пренебрежение к русской истории! Отвечая канцлеру, она вся покрылась румянцем, глаза яростно заблистали:
" - Еще 400 лет тому назад, - сказала я, - Батыем были разорены церкви, покрытые мозаикой.
- Разве вы не считаете ни во что, княгиня, - возразил канцлер, - что он сблизил Россию с Европой и что ее узнали только со времен Петра I ?
- Великая империя, князь, имеющая неиссякаемые источники богатства и могущества, как Россия, не нуждаются в сближении с кем бы то ни было. Столь грозная масса, как Россия, правильно управляемая, притягивает к себе, кого хочет. Если Россия оставалась неизвестной до того времени, о котором вы говорите, ваша светлость, это доказывает, простите меня, князь, только невежество или легкомыслие европейских стран, игнорирующих столь могущественное государство..."
Никогда Дашкова не оставляла без внимания хотя бы малейшее умаление достоинств своего Отечества, европейски образованная, она считала европейцев во многом невежами по отношению к своей Родине, со всею страстью исправляла это невежество, просвещая своих многочисленных влиятельных в области науки и в области политической европейских знакомых. Так что можно считать ее в какой-то мере и талантливой дипломатической посланницей, которая за все свои многочисленные путешествия заграницу немало укрепила авторитет и России, и императрицы Екатерины II. Именно ее долгим и подробным разговорам о России с Дени Дидро можно объяснит желание знаменитого просветителя посетить Россию, а символ эпохи, житель брегов Женевского озера Вольтер, расставаясь с ней, напишет письмо вдогонку: "Альпийские горы долго будут греметь эхом Вашего имени - имени, которое навсегда остается в моем сердце".
Во время первого своего путешествия за границу в 1769, которое Дашкова предприняла под именем госпожи Михалковой для поправления здоровья детей, случилось курьезное, но вполне показательное для ее характера происшествие. Она приехала в Данциг и остановилась в гостинице "Россия". К ее изумлению в пышной зале гостиницы она обнаруживает два огромных, монументальных полотна, на которых раненные и умирающие русские солдаты просят пощады у победителей-пруссаков. И это после триумфальной победы русских в Семилетней войне, когда войска генерала Чернышева взяли Берлин! Зная, что здесь останавливаются многие русские, княгиня возмущается тем, что недавно здесь побывавший Алексей Орлов "не купил и не бросил в огонь" эти оскорбительные картинки. Ну а она придумывает свой ход - подговаривает секретаря русской миссии купить ей масляные краски и за одну ночь переписывает картину, перекрасив мундиры из русских в прусские и наоборот. Так и получается, что пруссаки теперь просят пощады у истинных победителей - русских. Умела княгиня быть решительной.
Будучи в Англии, Дашкова посещает Оксфорд, центр наук. К ней приходят русские студенты, в торжественной мантии приезжает университетский вице-канцлер. Дашкова осматривает Оксфордскую библиотеку, особенно интересуется русскими манускриптами, долго изучает русско-греческий словарь с грамматическими правилами. Может быть именно тогда пришла ей счастливая мысль о необходимости составления русской грамматики и русского словаря?
Много позже уже в качестве президента Академии Дашкова в разговоре с императрицей, с которой по делам академии она теперь виделась часто, выражает недоумение, что в России до сих пор нет Академии русского языка. Дабы обратить особое внимание монархини, она приводит в сравнение, что во Франции и Германии подобного рода Академии существуют вот уже полвека. Екатерина уязвлена, что столь достойный проект не пришел ей в голову: "Я уверена, что ваша энергия избавит от проволочек с этим делом, которое, к моему стыду, до сих пор не осуществлено". И тут же поручает княгине составить устав, назначая ее президентом. Цель Академии - изучение русского языка и составление правил, которые "избавили бы от необходимости употреблять иностранные слова и понятия, взамен русских, гораздо более выразительные".
С энтузиазмом, достойным ее, княгиня выступает на открытии академии, которую теперь стали называть Российской, в отличие от Петербургской, занимавшейся преимущественно точными науками, и которая, занимаясь русским языком и литературой и впредь, до наших времен, составляет второе отделение Российской Академии наук русского языка и словесности. Она не забывает возблагодарить за столь мудрое решение государыню, отметив, что "императрица, свидетельница толиких наших благ, дает ныне новое отличие покровительства и российскому слову, толь многих языков повелителю".
До произнесения речи она находится в жутком волнении, доходящем до спазм. Но во время произнесения, ее охватывает все большее вдохновение и велеречивость слов становится ясной слушателям, объятым тем же энтузиазмом, который слышен уже в звуках голоса маленькой княгини:
"Учреждением сей императорской Российской академии предоставлено усовершить и возвеличить Слово наше..."
Усовершить и возвеличить Слово... То, что всегда ее занимало, с самого раннего детства, столь малорадостного, - книги, слова, мысли составляли едва ли не главную отраду одинокому сердцу.
Княгиня вспомнила первые годы своей жизни. Она родилась в 1744 г. в знатности, принадлежа по рождению своему к высшим родам русской аристократии - семье графов Воронцовых. Воспреемницей ее от купели была императрица Елизавета Петровна, "дщерь Петрова", а крестным - наследник престола, будущий император Петр III, к свержению с престола которого будет причастна и эта девочка, его крестница.
Двух лет она лишилась матери, а потому, видимо, столь много мужской решительности было в ее характере. Отец, одержимый получением светских удовольствий, отдал девочку на воспитание в дом к ее дяде, вице-канцлеру Михаилу Илларионовичу Воронцову, женатому на двоюродной сестре императрицы. Дядя ничем не отличал племянницу от родной дочери, она часто резвилась на коленях у государыни. Ей дали по тем временам достойное воспитание. "Мой дядя не жалел денег на учителей. И мы - по своему времени - получили превосходное образование: мы говорили на четырех языках, и в особенности владели отлично французским; хорошо танцевали и умели рисовать; некий статский советник преподавал нам итальянский язык, а когда мы изъявили желание брать уроки русского языка, с нами занимался Бехтеев; у нас были изысканные и любезные манеры, и потому немудрено было, что мы слыли за отлично воспитанных девиц. Но что же было сделано для развития нашего ума и сердца? Ровно ничего..."
Жажда знаний и развития ума и сердца не покидала ее в течение всей жизни. И тогда, в детстве эта жажда помогла выстоять. Четырнадцатилетней девочкой она заболела корью, и поскольку болезнь эта была заразною, да к тому же еще смертельно опасною, то семья Воронцовых, будучи связана с императорским двором, почла за лучшее удалить девочку в деревню, в поместье, изолировав ее ото всех и приставив компаньонку-немку. Несправедливость одиночества особенно остро воспринимается в детстве. И чтобы заглушить тоску она находит в доме канцлера книги, в которые с головой погружается... Чтение серьезное, да к тому же приправленное одиночеством взращивает в ней вдумчивую натуру, не лишенную гордыни, она приходит к выводу, что должна "добиться всего без посторонней помощи".
Девушка читает серьезную литературу, которая, благо, была у вице-канцлера, не чуждого интереса к просвещению, друга Ломоносова. "Любимыми моими авторами были Бейль, Монтескьё, Вольтер и Буало..." - все светила европейского века Просвещения. Законы, нравы, обычаи, несправедливости мира находят в ее юном сердце интерес и питательную почву. Она наблюдательна, резка на язык, желает фрондировать. Отказывается белится и румянится, как другие девушки, тем самым отвоевывает себе право быть не такой, как все. Жадно и пытливо вслушивается в рассказы всех, посещающих дом ее дяди.
"...Я сравнивала их страны с моей родиной, и во мне пробудилось горячее желание путешествовать; но я думала, что у меня никогда не хватит на это мужества, и полагала, что моя чувствительность и раздражительность моих нервов не вынесут бремени болезненных ощущений уязвленного самолюбия и глубокой печали любящего свою родину сердца...".
К 15 годам у нее уже своя библиотека в 900 томов, которую она потом с гордостью будет демонстрировать всем, как самое свое главное украшение, а пока особую радость приносит ей приобретение словаря Луи Морери и знаменитой "Энциклопедии": "Никогда драгоценное украшение не доставляло мне больше наслаждения, чем эти книги".
Жажда познания... Как она пригодится ей при создании Российской академии.
"Многоразличные древности, рассыпанные в пространствах отечества нашего, обильные летописи, дражайшие памятники деяний праотцев наших, каковыми немногие из существующих ныне европейских народов хвалиться могут, представляют упражнениям нашим обширное поле...
Знаменитые деяния предков наших, а наипаче славный век Екатерины П, явит нам предметы к произведениям, достойным громкого нашего века; сие равномерно, как и сочинение грамматики и словаря, да будет первым нашим упражнением..."
Четкая, ясная программа развития языка, которая есть первое условие складывания самосознания нации: изучение древних летописей и документов, извлечение из них фактов истории, создание современных литературных сочинений о времени минувшем и настоящем, а так же совершенствование грамматики и создание словаря... По-ломоносовски логичная и государственная программа, которой княгиня Дашкова отдается со всей страстностью: "Будьте уверены, что я всегда гореть буду беспредельным усердием, истекающим из любви моей к любезному отечеству, ко всему тому, что всему нашему обществу полезно быть может, и что неусыпною прилежностию буду стараться заменить недостатки моих способностей..."
Она становится "сотрудницей писателей почтенных", "любительницей муз".
"Российский язык красотою изобилием, важностью и разнообразными родами мер в стихотворстве, каких нет в других, превосходит многие европейские языки, а потому и сожалительно, что россияне, пренебрегая столь сильный и выразительный язык, ревностно домогаются говорить или писать несовершенно, языком весьма низким для твердости нашего духа и обильных чувствований сердца. В столичных городах дамы стыдятся в больших собраниях говорить по-российски, а писать редкие умеют... До какого бы цветущего состояния довели россияне свою литературу, если бы познали цену языка своего!.."
В своей речи она спела оду в прозе Русскому слову: "Вам известны обширность и богатства языка нашего; на нем сильное красноречие Цицероново, убедительная сладость Демосфенова, великолепная Вергилиева важность, Овидиево приятное витийство и гремящая Пиндара лира не теряют своего достоинства; тончайшие философические воображения, многоразличные семейственные свойства и перемены имеют у нас пристойные и вещь выражающие речи; однако при всех сих преимуществах недоставало языку нашему предписанных правил постоянного определения речениям и непременного словам знаменования. Отсюда происходили разнообразность, в сопряжении слов несвойственные, или паче обезображивающие язык наш речения, заимствуемые от языков иностранных..."
И все это должно было стать задачей работы Российской академии. Более 11 лет княгиня руководила ею, "горя беспредельным усердием". Из 364 заседаний две трети прошли под ее председательством.
Призывающему гласу
Я последовать хощу,
Ко священному Парнасу
Прежнего пути ищу.
Сладко мне повиноваться
Председательнице муз.
Кто российской громкой славы
Не удобен в рог звучать,
Тот испорченные нравы
Постарайся обличать...
Пойте, росски музы, пойте,
Есть наперсница у вас;
Восхищайтесь, лиры стройте:
Вверен Дашковой Парнас.
- написал о ней поэт Михаил Херасков.
Вокруг академического Парнаса Дашковой собирается цвет русских ученых людей. Членами Российской академии были ученые, образованные лица духовного звания, государственные деятели и, впервые, писатели - Фонвизин, Державин, Херасков, Княжнин. Не забудем в благодарности, что в XIX веке членами Российской академии станут Крылов, Жуковский, Пушкин.
Душа всей академии маленькая княгиня Дашкова развила неимоверную энергию при выполнении главного дела академии - составлении словаря, который теперь навсегда войдет в историю под именем "Словарь Дашковой".
"Словарь Академии Российской, производным порядком расположенный" - это первый толковый словарь русского языка с элементами этимологического (он разветвленно составлен от корней слов, слова составлены не по алфавиту, а по общему корню, образуя разветвленные смысловые гнезда). Это прапрадедушка всех словарей русского языка. По нему можно было определить, откуда произошло слово, кроме того, он включал множество новых слов в русском языке, введенных, например, Ломоносовым в науку.
"Просвещенная часть общества отдавала мне справедливость и сознавала, что учреждение русской академии и быстрота, с которой двигалось составление первого у нас словаря, стояла в зависимости от моего патриотизма и моей энергии. Но придворная партия находила, что словарь, расположенный в словопроизводном порядке, очень неудобен..."( скорее, это было противопоставление словаря Дашковой словарю самой императрицы, который она тоже начала составлять по другому принципу).
Но для нас важно и прежде всего то, как высоко ценил словарь А.С. Пушкин. Он побывал на заседании Российской академии в 1836 и оставил нам свидетельство благодарных потомков. Он пишет в своем отчете следующее, касательно словаря: "Екатерина П основала Российскую академию в 1783 году и повелела Дашковой быть председателем оной.
Екатерина, стремившаяся во всем установить закон и незыблемый порядок, хотела дать уложение и русскому языку. Академия, повинуясь ее наказу, тотчас приступила к составлению словаря. Императрица приняла в нем участие не только словом, но и делом, часто осведомлялась она об успехе начатого труда и, несколько раз слыша, что словарь доведен до буквы Н, сказала однажды с видом некоторого нетерпения: все Наш да Наш! когда же вы мне скажете: Ваш? Академия удвоила старание. Через несколько времени на вопрос императрицын: что словарь? отвечали ей, что Академия дошла до буквы П. Императрица улыбнулась и заметила, что Академии пора бы Покой оставить.
Не смотря на сии шутки, Академия должна была изумить государыню поспешным исполнением высочайшей ее воли: словарь окончен был в течение шести лет. Карамзин справедливо удивлялся таковому подвигу. "Полный Словарь, изданный Академиею, говорит он, - принадлежит к числу тех феноменов, коими Россия удивляет внимательных иноземцев; наша, без сомнения, счастливая судьба во всех отношениях, есть какая-то необыкновенная скорость: мы зреем не веками, а десятилетиями".
При этом Пушкин замечает, что Французская академия, основанная в 1634 году и с тех пор беспрерывно занимавшаяся составлением своего словаря, издала оный не прежде, как в 1694 году. Но к этому времени словарь обветшал, стали его переделывать, прошло несколько лет, а Академия все еще пересматривала букву А.
Итак, Екатерина II подписала указ о создании Академии Российской 21 октября 1783 года "чтобы усовершить и возвеличить русское слово". Во главе двух академий президентом она поставила Екатерину Дашкову, с которой к этому времени она уже была не так близка, но слишком понимала широту и уровень личности княгини, которая была к тому времени человеком известным в европейских ученых кругах. Императрица как всегда сделала правильный выбор, она умела выбирать сподвижников.
Впервые во главе важнейшего учреждения стала женщина и притом впервые не царского происхождения!
Словарь был написан и издан в самые кратчайшие сроки: его делали 11 лет, издавали в 6 частях с 1789 по 1794 год. В него вошло 43 257 слов. Это был подвиг научный, культурный, политический. Еще до окончания издания появились восторженные отклики об этой работе, увековечившей все изменения в русском языке, начиная с преобразовательной деятельности Петра Великого. Чешский славист И. Добровский писал, что словарь - это памятник, делающий великую честь молодой Академии.
Творение словаря было похоже на военный поход, где командиром армии была княгиня Дашкова.
Казанова, всеевропейский повеса, колесивший по свету в поисках приключений, побывал в России и у Дашковой, и был немало раздражен тем, что женщина возглавила академию: "Кажется, Россия есть страна, где отношения обоих полов поставлены совершенно навыворот: женщины тут стоят во главе правления, председательствуют в ученых учреждениях, заведывают государственной администрацией и высшею политикой. Здешней стране не достает одной только вещи, - а этим татарским красоткам - одного лишь преимущества, именно: чтобы они командовали войсками!"
А она командовала! И работала, не покладая рук, сама. Екатерина Романовна взяла на себя обязанность предоставить слова на буквы Ц, Ш, Щ, а так же слова, относящиеся к охоте, управления государством, слова морально-нравственного оттенка. Слова на Г собирал и объяснял адмирал И.Л. Голенищев-Кутузов, на Д - протоиерей Санкт-Петербургского Исаакиевского собора Г.М. Покровский, на Е - физик и астроном, вице-президент академии С.Я. Румовский, который еще описывал все слова, связанные с "звездословием", на Л - комедиограф Д.И. Фонвизин, на Т - пиит и генеральный прокурор Г.Р. Державин, на Ю - граф А.С. Строганов, президент Академии художеств, на Э - И.И. Шувалов. Действительно, весь цвет общества того времени.
Еженедельные дискуссии, заседания, сбор материалов, попытка определиться в главном, ограничив задачу необходимостью, подбор примеров и речений из всех источников - так шла кропотливая работа.
После окончания печатанья словаря императрицей были учреждены специальные золотые медали для создателей. На большой золотой медали с одной стороны было изображение Екатерины II, а с другой - ее вензель и надпись: "Российскому слову отличную пользу принесшему".
Из 35 членов Академии, участвовавших в создании словаря золотой медали были удостоены десять человек. Причем Е.Р. Дашкова отказалась получить медаль первой в 1784 г. и уступила ее неизменному секретарю академии, академику Ивану Лепехину? усердному труженику словаря. Ее наградили только в 1790 году.
Окончание словаря совпало с кончиной и великой императрицы 6 ноября 1796 г. Умерла "Мать Отечества", но умерла и покровительница Дашковой, пусть и не всегда благоволившая к ней, но ценившая ее ум и заслуги. Павел I ненавидел ее всегда за участие в заговоре матери против отца, а потому он сразу же отстранил ее от дел, сослал в ссылку.
Не жаловал ее и император Александр I. Но главное дело своей жизни она сумела выполнить.
Президент двух Российских академий, Дашкова была избрана и членом Стокгольмской, Дублинской и Эрлангерской академий, Вольного экономического Санкт-Петербургского общества, Берлинского общества любителей природы и Философского Филадельфийского общества.
Литературные труды ее тоже снискали известность. Еще до Российской академии "попечением императорской Академии наук" и княгини открывается журнал "Собеседник любителей российского слова" - любимое детище княгини. Главная задача - печатать сочинения только российских авторов, чтобы "стараться о доставлении публике хороших российских сочинений". Все труды должны были быть присланы президенту академии княгине Дашковой. Сама императрица поначалу сотрудничала в журнале, присылая свои сочинения "Были и небылицы", "Записки касательно российской истории" и выступая на страницах анонимно. Но и сама Е.Р. Дашкова выступала автором на страницах "Собеседника", за два года его существования опубликовав более десятка статей, она выступала в них и как прозаик, и как поэт. Добролюбов высоко ценил ее статьи, противопоставляя их сочинениям Екатерины II : "Эти статьи сильно вооружают против того, что вообще есть низкого, гадкого в человеке и что особенно было распространено было в некоторых слоях русского общества того времени, - против двоедушия, ласкательства, ханжества, суетности, фанфаронства, обмана, презрения к человечеству..."
Выпускала Российская академия и журнал "Российский феатр", откуда черпали театральный репертуар, и тоже при деятельном участии княгини. Ее перу принадлежала комедия "Тоисеков, или Человек бесхарактерный" шла в Эрмитажном театре. Этот журнал послужил и разрыву отношений с императрицей, когда княгиня напечатала в пользу детей покойного драматурга Княжнина его трагедию "Вадим Новгородский", с главным героем - представителем новгородской вольницы, веча. Она не могла не предвидеть последствий, но все-таки решилась на этот поступок стоивший ей гнева императрицы. Дашкова просится в двухгодичный отпуск в 1794 году, который и получает от императрицы вместе с холодным прощанием. Больше она никогда не возвращалась ко двору.
В своей личной судьбе она была скорее несчастна, чем счастлива. Мужа, за которого она вышла пятнадцати лет от роду, Екатерина сильно любила, но он умер рано, оставив ее с двумя детьми и практически без средств к существованию и с множеством своих долгов. Но она сделала все, чтобы вывести из нищеты своих детей и устроила свое имение великолепно, несколько лет проведя в нищете и трудах по его совершенствованию. Дети, которым она уделяла столько времени, для которых разработала специальную программу воспитания, оказались глупы и неблагодарны, фактически она не общалась ни с дочерью, ни с сыном в их зрелости. Дружбу откровенную и любовь к себе получила она от двух своих знакомых ирландок Вильмонт на старости лет, для них же написала свои знаменитые "Записки".
Она умерла в январе 1810 году в своем московском доме на Большой Никитской улице. Ее отпевали в храме Малого Вознесения, а свое последнее упокоение она нашла в храме Святой Троицы в своем имении Троицком, которое так любила и где хотела "жить и умереть". Дашкова завещала своим друзьям напечатать ее собственноручные "Записки", где, может быть, она слегка преувеличила свою роль в екатерининском перевороте. Но даже и после смерти ее записки представлялись весьма опасными. Напечатаны они были только через 30 лет. Их опубликовал А. Герцен, буквально влюбившийся и в героиню, и в ее образ: "Какая женщина! Какое сильное и богатое существование!".
Он же, пожалуй, наиболее точно определил ее роль в русской истории. "Дашковою русская женская личность, разбуженная петровским разгромом, выходит из своего затворничества, заявляет свою способность и требует участия в деле государственном, в науке, в преобразовании России и смело становится рядом с Екатериной. В Дашковой чувствуется та самая сила, не совсем устроенная, которая рвалась к просторной жизни из-под плесени московского застоя, что-то сильное, многостороннее, деятельное, петровское, Ломоносовское, но смягченное аристократическим воспитанием и женственностью".
Именно Екатерина Романовна Дашкова открыла путь плеяде русских женщин, которые славились своим умом, самостоятельностью суждений и решительными поступками, прославившими не только их личности, но и Отечество, горячо ими любимое. В своей статье "О смысле слова "воспитание", Е.Р. Дашкова писала, что нравственное воспитание, которое она почитала за наиглавнейшее, состоит в том, чтобы "вкоренить в сердце воспитанника любовь к отечеству и правде, почтение к законам, омерзение к эгоизму и убеждение в той истине, что нельзя быть благополучным, не выполнив долгу звания своего". Сама Дашкова всячески пыталась привить своим соотечественникам "любовь к отечеству и правде", чем и выполнила в полной мере "долг звания своего".
http://www.voskres.ru/school/ganitsheva.htm
"Очень бы мне хотелось, чтобы вы могли взглянуть на самую княгиню. В ней все, язык и платье, - все оригинально; что бы она ни делала, она решительно ни на кого не похожа. Я не только не видывала никогда такого существа, но и не слыхивала о таком. Она учит каменщиков класть стены, помогает делать дорожки, ходит кормить коров, сочиняет музыку, пишет статьи для печати, знает до конца церковный чин и поправляет священника, если он не так молится, знает до конца театр и поправляет своих домашних актеров, когда они сбиваются с роли; она доктор, аптекарь, фельдшер, кузнец, плотник, судья, законник; она всякий день делает самые противуположные вещи на свете - ведет переписку с братом, занимающим одно из первых мест в империи, с учеными, с литераторами, с жидами, с своим сыном, со всеми родственниками. Ее разговор, увлекательный по своей простоте, доходит иногда до детской наивности. Она, нисколько не думая, говорит разом по-французски, по-итальянски, по-русски, по-английски, путая все языки вместе. Она родилась быть министром или полководцем, ее место во главе государства" - так напишет о ней друг, ирландаская девушка, наблюдавшая ее уже в старости и покоренная широтой и красотой этой необычайной русской женщины, княгиней Екатериной Романовной Дашковой.
...В светлом и гулком зале Петербургской академии, которая была рождена гением Петра Великого, как и все, что он создавал, грандиозное, собирались академики. Академия переживала свои худшие времена - она была обобрана временщиками от науки до нитки, гений Ломоносова давно почил, академики подвергались оскорблениям придворных управляющих... И вот пронесся слух, что во главе академии императрица Екатерина II поставила женщину, причем свою сподвижницу в неблаговидном заговоре против законного царя... Воистину неисповедимы пути Господни... Какие еще худшие времена ждут академиков в будущем?
В залу стремительно вошла маленькая женщина в черном, закрытом, глухом платье с орденской лентой через плечо. А за ней, поддерживаемый с двух сторон, седой академик. Это был знаменитый математик и геометр, известный не только России, но и Европе, гордость академии, сподвижник Ломоносова Леонард Эйлер.
Он был стар, академии не посещал давно, ему были жалки и неинтересны академические дрязги и оскорбления чиновные, но эта маленькая хрупкая женщина сумела заставить его покинуть дом, - так страстно она добивалась его поддержки, так по-математически логичен был ее ум, так настойчиво и живо рассказала она старому академику о том, что будет делать в академии и чем должна стать она для России.
В зале стих гул... Женщина подошла к кафедре, губы ее слегка вздрагивали, выдавая волнение, когда она начала произносить свою речь. Но постепенно княгиня Дашкова овладела вниманием зала, как она умела это всегда. Все в затаенном ожидании внимали ей. Может и вправду эти руки, взлетавшие над кафедрой, смогут что-то изменить в разоренной академии?
"Я сказала им, что просила Эйлера ввести меня в заседание, так как, несмотря на собственное невежество, считаю, что подобным поступком самым торжественным образом свидетельствую о своем уважении к науке и просвещению".
Речь произнесена. И все рассаживаются по своим местам согласно давно заведенному ранжиру. В ту же секунду Дашкова обнаруживает, что рядом с местом председательствующего садится какой-то "профессор аллегории", который и сам-то нечто вроде "аллегории" в науке, но в больших чинах. И тогда она произносит слова, столь уместные и резкие, чтобы поставить собеседника на место. Обращаясь к заслуженному центру внимания, к Эйлеру, она говорит: "Сядьте, где вам угодно. Какое бы место вы ни избрали, оно станет первым с той минуты, как вы его займете".
Десять лет во главе Академии дали возможность Екатерине Романовне воплотить в жизнь многие ее планы - она не тщилась быть ученой дамой, но сделала все, чтобы организовать жизнь академии на самом передовом уровне просвещения, а самое главное, сделать ее полезной Отечеству.
Уже через три года многое изменится в академии и Екатерина Романовна подведет итог своих дел: у Академии было множество долгов - долги свои академия оплатила все; шрифты в типографии были старыми, прессы сломаны, отчего книги не печатались - были отлиты новые шрифты и заказаны за границей; книги по специальностям не покупались - были даны распоряжения о закупке книг; "господа профессора, обремененные делами, чуждыми их науке, не имели времени заниматься своими специальностями, что вредило успехам науки" - теперь "каждый из них может заниматься своей наукой совершенно свободно, не встречая с моей стороны никаких препятствий; со своими делами они обращаются прямо ко мне и получают быстрое их разрешение, не подчиняясь волоките, пугавшей некоторых из них"; цены на карты и книги были очень высоки и никто не мог их покупать, к тому же не было каталога этих книг - "книги, карты и альманахи, поступившие в продажу со времени моего вступления в Академию, продаются за половину их прежней цены", выгнали неспособных учеников и набрали способных в гимназию при академии, приведены в порядок протоколы заседаний академии, книжный магазин при академии был ревизован, библиотека приведена в порядок, физические инструменты, которые пришли в негодность заменены новыми, заказанными за границей, обновлен химический кабинет и устроены новые печи для опытов, выписан профессор минералогии, которого не было в академии, "хотя Россия изобилует минеральными богатствами", отреставрирован и поправлен знаменитый Готторпский глобус, который Петр Первый привез в качестве трофея Северной войны; улучшена работа Географического отдела, который вследствие этого за три года создал новые карты; и во всем экономия средств, приведение в порядок, контроль и учет...
Но, пожалуй, самое главное, что все время звучит в ее делах по обустройству академии - это, чтобы "господа академики занимались работами, приносящими немедленную пользу нашему отечеству".
Ее возмущению нет предела: "Наблюдения и открытия, производимые внутри страны, сообщались за границу до их опубликования в России, и, к стыду Академии, там пользовались ими раньше, нежели у нас.
Я велела занести в журнал, что гг. академики не должны отныне сообщать подобные открытия за границу, пока Академия не извлекла из них славу для себя путем печати и пока государство не воспользовалось ими".
Сэкономив в хозяйстве Академии изрядную сумму, она просит у императрицы разрешения открыть общедоступные курсы по основным отраслям наук, причем чтение лекций для всех производить "на российском языке",- особо подчеркивает Дашкова. Такие публичные лекции прочитали лучшие академики, и княгиня с удовлетворением запишет потом: "Я часто присутствовала при лекциях и с удовольствием видела, что ими пользовались для пополнения своего образования дети бедных русских дворян и молодые гвардии унтер-офицеры...".
Она способствовала направлению различных экспедиций по изучению России, начала печатание полного собрания сочинений М.В. Ломоносова, выходит при ней вторым изданием "описание земли Камчатской" профессора С.П. Крашенинникова, записки путешествия Ивана Лепехина по разным провинциям России, возобновляются "Академические известия", печатаются новые карты России, издается новый просветительский журнал "Новые ежемесячные сочинения". Академики с признанием зовут ее "нашим доблестным начальником".
Но особой любовью и заботой Екатерины Романовны был язык Отечества Российского. Рожденная в среде, где все говорили по-французски, узнавшая этот язык едва ли не раньше русского, еще в юности, приехав молодой женой в московский патриархальный дом, она не могла понять, что ей говорила ее московская свекровь - так далека она была от языка Родины. Но в последствии он занял для нее самое главное место в сердце, особенно во время путешествий за границей. Ей хотелось донести красоту своего родного языка до своих именитых и ученых собеседников - она пела русские песни и романсы, катаясь на лодке, на которой укрепила русский флаг, своим швейцарским друзьям, когда была у Вольтера на Женевском озере в Швейцарии, рассказывала о русской жизни и ее устройстве философу Дидро, своему частому собеседнику и в заграничных путешествиях, и в письмах.
Будучи в Австрии при встрече с венским канцлером Кауницем на обеде речь зашла о Петре Первом. Канцлер назвал его создателем России и русских. Дашкова сразу же бросилась ему возражать, утверждая, что государственная и культурная история России имеет несравненно более древние истоки. Она знала это не по наслышке: до своего заграничного путешествия она побывала в Киеве, с наслаждением рассматривала фрески и мозаики древней Софии Киевской, была в Киево-Печерской лавре, посетила академию. Ее восхищает древность русской науки и истории: "Наука проникла в Киев из Греции задолго до ее появления у некоторых европейских народов, с такой готовностью называющих русских варварами. Философия Ньютона преподавалась в этих школах в то время, как католическое духовенство запрещало ее во Франции".
И вот теперь опять это европейское пренебрежение к русской истории! Отвечая канцлеру, она вся покрылась румянцем, глаза яростно заблистали:
" - Еще 400 лет тому назад, - сказала я, - Батыем были разорены церкви, покрытые мозаикой.
- Разве вы не считаете ни во что, княгиня, - возразил канцлер, - что он сблизил Россию с Европой и что ее узнали только со времен Петра I ?
- Великая империя, князь, имеющая неиссякаемые источники богатства и могущества, как Россия, не нуждаются в сближении с кем бы то ни было. Столь грозная масса, как Россия, правильно управляемая, притягивает к себе, кого хочет. Если Россия оставалась неизвестной до того времени, о котором вы говорите, ваша светлость, это доказывает, простите меня, князь, только невежество или легкомыслие европейских стран, игнорирующих столь могущественное государство..."
Никогда Дашкова не оставляла без внимания хотя бы малейшее умаление достоинств своего Отечества, европейски образованная, она считала европейцев во многом невежами по отношению к своей Родине, со всею страстью исправляла это невежество, просвещая своих многочисленных влиятельных в области науки и в области политической европейских знакомых. Так что можно считать ее в какой-то мере и талантливой дипломатической посланницей, которая за все свои многочисленные путешествия заграницу немало укрепила авторитет и России, и императрицы Екатерины II. Именно ее долгим и подробным разговорам о России с Дени Дидро можно объяснит желание знаменитого просветителя посетить Россию, а символ эпохи, житель брегов Женевского озера Вольтер, расставаясь с ней, напишет письмо вдогонку: "Альпийские горы долго будут греметь эхом Вашего имени - имени, которое навсегда остается в моем сердце".
Во время первого своего путешествия за границу в 1769, которое Дашкова предприняла под именем госпожи Михалковой для поправления здоровья детей, случилось курьезное, но вполне показательное для ее характера происшествие. Она приехала в Данциг и остановилась в гостинице "Россия". К ее изумлению в пышной зале гостиницы она обнаруживает два огромных, монументальных полотна, на которых раненные и умирающие русские солдаты просят пощады у победителей-пруссаков. И это после триумфальной победы русских в Семилетней войне, когда войска генерала Чернышева взяли Берлин! Зная, что здесь останавливаются многие русские, княгиня возмущается тем, что недавно здесь побывавший Алексей Орлов "не купил и не бросил в огонь" эти оскорбительные картинки. Ну а она придумывает свой ход - подговаривает секретаря русской миссии купить ей масляные краски и за одну ночь переписывает картину, перекрасив мундиры из русских в прусские и наоборот. Так и получается, что пруссаки теперь просят пощады у истинных победителей - русских. Умела княгиня быть решительной.
Будучи в Англии, Дашкова посещает Оксфорд, центр наук. К ней приходят русские студенты, в торжественной мантии приезжает университетский вице-канцлер. Дашкова осматривает Оксфордскую библиотеку, особенно интересуется русскими манускриптами, долго изучает русско-греческий словарь с грамматическими правилами. Может быть именно тогда пришла ей счастливая мысль о необходимости составления русской грамматики и русского словаря?
Много позже уже в качестве президента Академии Дашкова в разговоре с императрицей, с которой по делам академии она теперь виделась часто, выражает недоумение, что в России до сих пор нет Академии русского языка. Дабы обратить особое внимание монархини, она приводит в сравнение, что во Франции и Германии подобного рода Академии существуют вот уже полвека. Екатерина уязвлена, что столь достойный проект не пришел ей в голову: "Я уверена, что ваша энергия избавит от проволочек с этим делом, которое, к моему стыду, до сих пор не осуществлено". И тут же поручает княгине составить устав, назначая ее президентом. Цель Академии - изучение русского языка и составление правил, которые "избавили бы от необходимости употреблять иностранные слова и понятия, взамен русских, гораздо более выразительные".
С энтузиазмом, достойным ее, княгиня выступает на открытии академии, которую теперь стали называть Российской, в отличие от Петербургской, занимавшейся преимущественно точными науками, и которая, занимаясь русским языком и литературой и впредь, до наших времен, составляет второе отделение Российской Академии наук русского языка и словесности. Она не забывает возблагодарить за столь мудрое решение государыню, отметив, что "императрица, свидетельница толиких наших благ, дает ныне новое отличие покровительства и российскому слову, толь многих языков повелителю".
До произнесения речи она находится в жутком волнении, доходящем до спазм. Но во время произнесения, ее охватывает все большее вдохновение и велеречивость слов становится ясной слушателям, объятым тем же энтузиазмом, который слышен уже в звуках голоса маленькой княгини:
"Учреждением сей императорской Российской академии предоставлено усовершить и возвеличить Слово наше..."
Усовершить и возвеличить Слово... То, что всегда ее занимало, с самого раннего детства, столь малорадостного, - книги, слова, мысли составляли едва ли не главную отраду одинокому сердцу.
Княгиня вспомнила первые годы своей жизни. Она родилась в 1744 г. в знатности, принадлежа по рождению своему к высшим родам русской аристократии - семье графов Воронцовых. Воспреемницей ее от купели была императрица Елизавета Петровна, "дщерь Петрова", а крестным - наследник престола, будущий император Петр III, к свержению с престола которого будет причастна и эта девочка, его крестница.
Двух лет она лишилась матери, а потому, видимо, столь много мужской решительности было в ее характере. Отец, одержимый получением светских удовольствий, отдал девочку на воспитание в дом к ее дяде, вице-канцлеру Михаилу Илларионовичу Воронцову, женатому на двоюродной сестре императрицы. Дядя ничем не отличал племянницу от родной дочери, она часто резвилась на коленях у государыни. Ей дали по тем временам достойное воспитание. "Мой дядя не жалел денег на учителей. И мы - по своему времени - получили превосходное образование: мы говорили на четырех языках, и в особенности владели отлично французским; хорошо танцевали и умели рисовать; некий статский советник преподавал нам итальянский язык, а когда мы изъявили желание брать уроки русского языка, с нами занимался Бехтеев; у нас были изысканные и любезные манеры, и потому немудрено было, что мы слыли за отлично воспитанных девиц. Но что же было сделано для развития нашего ума и сердца? Ровно ничего..."
Жажда знаний и развития ума и сердца не покидала ее в течение всей жизни. И тогда, в детстве эта жажда помогла выстоять. Четырнадцатилетней девочкой она заболела корью, и поскольку болезнь эта была заразною, да к тому же еще смертельно опасною, то семья Воронцовых, будучи связана с императорским двором, почла за лучшее удалить девочку в деревню, в поместье, изолировав ее ото всех и приставив компаньонку-немку. Несправедливость одиночества особенно остро воспринимается в детстве. И чтобы заглушить тоску она находит в доме канцлера книги, в которые с головой погружается... Чтение серьезное, да к тому же приправленное одиночеством взращивает в ней вдумчивую натуру, не лишенную гордыни, она приходит к выводу, что должна "добиться всего без посторонней помощи".
Девушка читает серьезную литературу, которая, благо, была у вице-канцлера, не чуждого интереса к просвещению, друга Ломоносова. "Любимыми моими авторами были Бейль, Монтескьё, Вольтер и Буало..." - все светила европейского века Просвещения. Законы, нравы, обычаи, несправедливости мира находят в ее юном сердце интерес и питательную почву. Она наблюдательна, резка на язык, желает фрондировать. Отказывается белится и румянится, как другие девушки, тем самым отвоевывает себе право быть не такой, как все. Жадно и пытливо вслушивается в рассказы всех, посещающих дом ее дяди.
"...Я сравнивала их страны с моей родиной, и во мне пробудилось горячее желание путешествовать; но я думала, что у меня никогда не хватит на это мужества, и полагала, что моя чувствительность и раздражительность моих нервов не вынесут бремени болезненных ощущений уязвленного самолюбия и глубокой печали любящего свою родину сердца...".
К 15 годам у нее уже своя библиотека в 900 томов, которую она потом с гордостью будет демонстрировать всем, как самое свое главное украшение, а пока особую радость приносит ей приобретение словаря Луи Морери и знаменитой "Энциклопедии": "Никогда драгоценное украшение не доставляло мне больше наслаждения, чем эти книги".
Жажда познания... Как она пригодится ей при создании Российской академии.
"Многоразличные древности, рассыпанные в пространствах отечества нашего, обильные летописи, дражайшие памятники деяний праотцев наших, каковыми немногие из существующих ныне европейских народов хвалиться могут, представляют упражнениям нашим обширное поле...
Знаменитые деяния предков наших, а наипаче славный век Екатерины П, явит нам предметы к произведениям, достойным громкого нашего века; сие равномерно, как и сочинение грамматики и словаря, да будет первым нашим упражнением..."
Четкая, ясная программа развития языка, которая есть первое условие складывания самосознания нации: изучение древних летописей и документов, извлечение из них фактов истории, создание современных литературных сочинений о времени минувшем и настоящем, а так же совершенствование грамматики и создание словаря... По-ломоносовски логичная и государственная программа, которой княгиня Дашкова отдается со всей страстностью: "Будьте уверены, что я всегда гореть буду беспредельным усердием, истекающим из любви моей к любезному отечеству, ко всему тому, что всему нашему обществу полезно быть может, и что неусыпною прилежностию буду стараться заменить недостатки моих способностей..."
Она становится "сотрудницей писателей почтенных", "любительницей муз".
"Российский язык красотою изобилием, важностью и разнообразными родами мер в стихотворстве, каких нет в других, превосходит многие европейские языки, а потому и сожалительно, что россияне, пренебрегая столь сильный и выразительный язык, ревностно домогаются говорить или писать несовершенно, языком весьма низким для твердости нашего духа и обильных чувствований сердца. В столичных городах дамы стыдятся в больших собраниях говорить по-российски, а писать редкие умеют... До какого бы цветущего состояния довели россияне свою литературу, если бы познали цену языка своего!.."
В своей речи она спела оду в прозе Русскому слову: "Вам известны обширность и богатства языка нашего; на нем сильное красноречие Цицероново, убедительная сладость Демосфенова, великолепная Вергилиева важность, Овидиево приятное витийство и гремящая Пиндара лира не теряют своего достоинства; тончайшие философические воображения, многоразличные семейственные свойства и перемены имеют у нас пристойные и вещь выражающие речи; однако при всех сих преимуществах недоставало языку нашему предписанных правил постоянного определения речениям и непременного словам знаменования. Отсюда происходили разнообразность, в сопряжении слов несвойственные, или паче обезображивающие язык наш речения, заимствуемые от языков иностранных..."
И все это должно было стать задачей работы Российской академии. Более 11 лет княгиня руководила ею, "горя беспредельным усердием". Из 364 заседаний две трети прошли под ее председательством.
Призывающему гласу
Я последовать хощу,
Ко священному Парнасу
Прежнего пути ищу.
Сладко мне повиноваться
Председательнице муз.
Кто российской громкой славы
Не удобен в рог звучать,
Тот испорченные нравы
Постарайся обличать...
Пойте, росски музы, пойте,
Есть наперсница у вас;
Восхищайтесь, лиры стройте:
Вверен Дашковой Парнас.
- написал о ней поэт Михаил Херасков.
Вокруг академического Парнаса Дашковой собирается цвет русских ученых людей. Членами Российской академии были ученые, образованные лица духовного звания, государственные деятели и, впервые, писатели - Фонвизин, Державин, Херасков, Княжнин. Не забудем в благодарности, что в XIX веке членами Российской академии станут Крылов, Жуковский, Пушкин.
Душа всей академии маленькая княгиня Дашкова развила неимоверную энергию при выполнении главного дела академии - составлении словаря, который теперь навсегда войдет в историю под именем "Словарь Дашковой".
"Словарь Академии Российской, производным порядком расположенный" - это первый толковый словарь русского языка с элементами этимологического (он разветвленно составлен от корней слов, слова составлены не по алфавиту, а по общему корню, образуя разветвленные смысловые гнезда). Это прапрадедушка всех словарей русского языка. По нему можно было определить, откуда произошло слово, кроме того, он включал множество новых слов в русском языке, введенных, например, Ломоносовым в науку.
"Просвещенная часть общества отдавала мне справедливость и сознавала, что учреждение русской академии и быстрота, с которой двигалось составление первого у нас словаря, стояла в зависимости от моего патриотизма и моей энергии. Но придворная партия находила, что словарь, расположенный в словопроизводном порядке, очень неудобен..."( скорее, это было противопоставление словаря Дашковой словарю самой императрицы, который она тоже начала составлять по другому принципу).
Но для нас важно и прежде всего то, как высоко ценил словарь А.С. Пушкин. Он побывал на заседании Российской академии в 1836 и оставил нам свидетельство благодарных потомков. Он пишет в своем отчете следующее, касательно словаря: "Екатерина П основала Российскую академию в 1783 году и повелела Дашковой быть председателем оной.
Екатерина, стремившаяся во всем установить закон и незыблемый порядок, хотела дать уложение и русскому языку. Академия, повинуясь ее наказу, тотчас приступила к составлению словаря. Императрица приняла в нем участие не только словом, но и делом, часто осведомлялась она об успехе начатого труда и, несколько раз слыша, что словарь доведен до буквы Н, сказала однажды с видом некоторого нетерпения: все Наш да Наш! когда же вы мне скажете: Ваш? Академия удвоила старание. Через несколько времени на вопрос императрицын: что словарь? отвечали ей, что Академия дошла до буквы П. Императрица улыбнулась и заметила, что Академии пора бы Покой оставить.
Не смотря на сии шутки, Академия должна была изумить государыню поспешным исполнением высочайшей ее воли: словарь окончен был в течение шести лет. Карамзин справедливо удивлялся таковому подвигу. "Полный Словарь, изданный Академиею, говорит он, - принадлежит к числу тех феноменов, коими Россия удивляет внимательных иноземцев; наша, без сомнения, счастливая судьба во всех отношениях, есть какая-то необыкновенная скорость: мы зреем не веками, а десятилетиями".
При этом Пушкин замечает, что Французская академия, основанная в 1634 году и с тех пор беспрерывно занимавшаяся составлением своего словаря, издала оный не прежде, как в 1694 году. Но к этому времени словарь обветшал, стали его переделывать, прошло несколько лет, а Академия все еще пересматривала букву А.
Итак, Екатерина II подписала указ о создании Академии Российской 21 октября 1783 года "чтобы усовершить и возвеличить русское слово". Во главе двух академий президентом она поставила Екатерину Дашкову, с которой к этому времени она уже была не так близка, но слишком понимала широту и уровень личности княгини, которая была к тому времени человеком известным в европейских ученых кругах. Императрица как всегда сделала правильный выбор, она умела выбирать сподвижников.
Впервые во главе важнейшего учреждения стала женщина и притом впервые не царского происхождения!
Словарь был написан и издан в самые кратчайшие сроки: его делали 11 лет, издавали в 6 частях с 1789 по 1794 год. В него вошло 43 257 слов. Это был подвиг научный, культурный, политический. Еще до окончания издания появились восторженные отклики об этой работе, увековечившей все изменения в русском языке, начиная с преобразовательной деятельности Петра Великого. Чешский славист И. Добровский писал, что словарь - это памятник, делающий великую честь молодой Академии.
Творение словаря было похоже на военный поход, где командиром армии была княгиня Дашкова.
Казанова, всеевропейский повеса, колесивший по свету в поисках приключений, побывал в России и у Дашковой, и был немало раздражен тем, что женщина возглавила академию: "Кажется, Россия есть страна, где отношения обоих полов поставлены совершенно навыворот: женщины тут стоят во главе правления, председательствуют в ученых учреждениях, заведывают государственной администрацией и высшею политикой. Здешней стране не достает одной только вещи, - а этим татарским красоткам - одного лишь преимущества, именно: чтобы они командовали войсками!"
А она командовала! И работала, не покладая рук, сама. Екатерина Романовна взяла на себя обязанность предоставить слова на буквы Ц, Ш, Щ, а так же слова, относящиеся к охоте, управления государством, слова морально-нравственного оттенка. Слова на Г собирал и объяснял адмирал И.Л. Голенищев-Кутузов, на Д - протоиерей Санкт-Петербургского Исаакиевского собора Г.М. Покровский, на Е - физик и астроном, вице-президент академии С.Я. Румовский, который еще описывал все слова, связанные с "звездословием", на Л - комедиограф Д.И. Фонвизин, на Т - пиит и генеральный прокурор Г.Р. Державин, на Ю - граф А.С. Строганов, президент Академии художеств, на Э - И.И. Шувалов. Действительно, весь цвет общества того времени.
Еженедельные дискуссии, заседания, сбор материалов, попытка определиться в главном, ограничив задачу необходимостью, подбор примеров и речений из всех источников - так шла кропотливая работа.
После окончания печатанья словаря императрицей были учреждены специальные золотые медали для создателей. На большой золотой медали с одной стороны было изображение Екатерины II, а с другой - ее вензель и надпись: "Российскому слову отличную пользу принесшему".
Из 35 членов Академии, участвовавших в создании словаря золотой медали были удостоены десять человек. Причем Е.Р. Дашкова отказалась получить медаль первой в 1784 г. и уступила ее неизменному секретарю академии, академику Ивану Лепехину? усердному труженику словаря. Ее наградили только в 1790 году.
Окончание словаря совпало с кончиной и великой императрицы 6 ноября 1796 г. Умерла "Мать Отечества", но умерла и покровительница Дашковой, пусть и не всегда благоволившая к ней, но ценившая ее ум и заслуги. Павел I ненавидел ее всегда за участие в заговоре матери против отца, а потому он сразу же отстранил ее от дел, сослал в ссылку.
Не жаловал ее и император Александр I. Но главное дело своей жизни она сумела выполнить.
Президент двух Российских академий, Дашкова была избрана и членом Стокгольмской, Дублинской и Эрлангерской академий, Вольного экономического Санкт-Петербургского общества, Берлинского общества любителей природы и Философского Филадельфийского общества.
Литературные труды ее тоже снискали известность. Еще до Российской академии "попечением императорской Академии наук" и княгини открывается журнал "Собеседник любителей российского слова" - любимое детище княгини. Главная задача - печатать сочинения только российских авторов, чтобы "стараться о доставлении публике хороших российских сочинений". Все труды должны были быть присланы президенту академии княгине Дашковой. Сама императрица поначалу сотрудничала в журнале, присылая свои сочинения "Были и небылицы", "Записки касательно российской истории" и выступая на страницах анонимно. Но и сама Е.Р. Дашкова выступала автором на страницах "Собеседника", за два года его существования опубликовав более десятка статей, она выступала в них и как прозаик, и как поэт. Добролюбов высоко ценил ее статьи, противопоставляя их сочинениям Екатерины II : "Эти статьи сильно вооружают против того, что вообще есть низкого, гадкого в человеке и что особенно было распространено было в некоторых слоях русского общества того времени, - против двоедушия, ласкательства, ханжества, суетности, фанфаронства, обмана, презрения к человечеству..."
Выпускала Российская академия и журнал "Российский феатр", откуда черпали театральный репертуар, и тоже при деятельном участии княгини. Ее перу принадлежала комедия "Тоисеков, или Человек бесхарактерный" шла в Эрмитажном театре. Этот журнал послужил и разрыву отношений с императрицей, когда княгиня напечатала в пользу детей покойного драматурга Княжнина его трагедию "Вадим Новгородский", с главным героем - представителем новгородской вольницы, веча. Она не могла не предвидеть последствий, но все-таки решилась на этот поступок стоивший ей гнева императрицы. Дашкова просится в двухгодичный отпуск в 1794 году, который и получает от императрицы вместе с холодным прощанием. Больше она никогда не возвращалась ко двору.
В своей личной судьбе она была скорее несчастна, чем счастлива. Мужа, за которого она вышла пятнадцати лет от роду, Екатерина сильно любила, но он умер рано, оставив ее с двумя детьми и практически без средств к существованию и с множеством своих долгов. Но она сделала все, чтобы вывести из нищеты своих детей и устроила свое имение великолепно, несколько лет проведя в нищете и трудах по его совершенствованию. Дети, которым она уделяла столько времени, для которых разработала специальную программу воспитания, оказались глупы и неблагодарны, фактически она не общалась ни с дочерью, ни с сыном в их зрелости. Дружбу откровенную и любовь к себе получила она от двух своих знакомых ирландок Вильмонт на старости лет, для них же написала свои знаменитые "Записки".
Она умерла в январе 1810 году в своем московском доме на Большой Никитской улице. Ее отпевали в храме Малого Вознесения, а свое последнее упокоение она нашла в храме Святой Троицы в своем имении Троицком, которое так любила и где хотела "жить и умереть". Дашкова завещала своим друзьям напечатать ее собственноручные "Записки", где, может быть, она слегка преувеличила свою роль в екатерининском перевороте. Но даже и после смерти ее записки представлялись весьма опасными. Напечатаны они были только через 30 лет. Их опубликовал А. Герцен, буквально влюбившийся и в героиню, и в ее образ: "Какая женщина! Какое сильное и богатое существование!".
Он же, пожалуй, наиболее точно определил ее роль в русской истории. "Дашковою русская женская личность, разбуженная петровским разгромом, выходит из своего затворничества, заявляет свою способность и требует участия в деле государственном, в науке, в преобразовании России и смело становится рядом с Екатериной. В Дашковой чувствуется та самая сила, не совсем устроенная, которая рвалась к просторной жизни из-под плесени московского застоя, что-то сильное, многостороннее, деятельное, петровское, Ломоносовское, но смягченное аристократическим воспитанием и женственностью".
Именно Екатерина Романовна Дашкова открыла путь плеяде русских женщин, которые славились своим умом, самостоятельностью суждений и решительными поступками, прославившими не только их личности, но и Отечество, горячо ими любимое. В своей статье "О смысле слова "воспитание", Е.Р. Дашкова писала, что нравственное воспитание, которое она почитала за наиглавнейшее, состоит в том, чтобы "вкоренить в сердце воспитанника любовь к отечеству и правде, почтение к законам, омерзение к эгоизму и убеждение в той истине, что нельзя быть благополучным, не выполнив долгу звания своего". Сама Дашкова всячески пыталась привить своим соотечественникам "любовь к отечеству и правде", чем и выполнила в полной мере "долг звания своего".
http://www.voskres.ru/school/ganitsheva.htm
