Отношения между Литвой и Польшей, и без того крайне напряженные после захвата польскими войсками в 1920 году Вильнюсской области, окончательно испортились летом 1926-го. В мае в результате государственного переворота к власти в Речи Посполитой вернулся Юзеф Пилсудский, а вскоре в Варшаве открыто заговорил о возможной войне с малым восточным соседом. Агрессивные выступления польской прессы, особенно военной, совещания высшего командного состава во главе с Пилсудским, на которых обсуждались варианты боевых действий против сопредельных стран, демонстративные армейские учения около литовской границы - все это говорило о том, что вооруженный конфликт может вспыхнуть в любой момент.
В 1926-м должность советского военного атташе в Прибалтике занимал Иван Клочко. Надо немного рассказать о судьбе этого человека. Он окончил офицерское Николаевское училище в Киеве в 1916 году, участвовал в Первой мировой войне. После Октябрьской революции перешел на сторону советской власти, вступил в большевистскую партию, в годы Гражданской войны командовал партизанским отрядом, являлся начальником и комиссаром Школы червонных старшин в Харькове. Затем учился в Военной академии РККА и вместе с другими слушателями был направлен в Германию для подготовки "немецкого Октября". В 1923-1924 годах - военный советник при ЦК Компартии Германии. После возвращения в Москву заканчивает Военную академию, и вскоре начальник Разведывательного управления Штаба Красной армии Ян Берзин забирает его к себе, в аппарат РУ. После Прибалтики три года был военным атташе в Польше. В 1930-м стал начальником информационно-статистического отдела Разведупра. С 1933-го - военный атташе в Турции. В 1936 году возглавил военно-исторический отдел Генштаба РККА. Комбриг Клочко был арестован в июне 1937 года и уже 10 сентября - расстрелян. Реабилитирован в 1956-м.
Этому легальному разведчику под дипломатической "крышей" удалось установить тесные контакты с офицерами литовского генштаба. На частных встречах обсуждались военные аспекты советско-литовских отношений, подробные доклады о которых регулярно отправлялись в Москву.
Изучив несколько поступивших от Клочко сообщений и сопоставив их с информацией, переданной в Разведупр из Наркомата иностранных дел и Иностранного отдела ОГПУ, Берзин 9 октября написал рапорт Клименту Ворошилову, наркому по военным и морским делам. Начальник РУ, в частности, отмечал: "...Стремление обеспечить себе поддержку СССР настолько сильно, что военные круги пытаются в советско-литовский договор вложить больше содержания, чем он на самом деле имеет. Чувствуется желание сблизиться с нами настолько, либо спровоцировать настолько тесное сближение, чтобы создалось впечатление настоящего военного союза с нами, и внушить себе и полякам представление, что СССР активно выступает в защиту Литвы в грядущем польско-литовском столкновении".
Берзин считал, что для Литвы, чтобы сохранить свою независимость, нет другого пути. Ей нужно установление военного сотрудничества с Советским Союзом. Другое дело, необходимо ли Москве дальнейшее сближение с Каунасом, есть ли смысл принимать далеко идущие предложения литовского генштаба, которые втягивают Советский Союз в военный альянс и налагают на Кремль соответствующие обязательства в будущем. Шеф советской военной разведки хорошо знал обстановку в этом районе, соотношение сил РККА и возможных ее противников в тот период. Оно явно складывалось не в пользу Красной армии, поэтому Берзин подчеркивал в рапорте: "Идти на дальнейшее сближение, создать в Литве представление, что СССР не допустит ее разгрома, а потом этот разгром допустить, значит, похоронить всякие симпатии прибалтов к нам в будущем и самим создать против себя блок "от моря до моря". Наше международное и внутреннее положение вынуждают нас иметь руки свободными, а не связать себя чересчур большими обязательствами перед Литвой".
Вот почему первым пунктом своих предложений Берзин поставил продолжение уже налаженного обмена с литовским генштабом разведывательными материалами о Польше, который "полезен со всех точек зрения и никаких обязательств на нас не налагает". Берзин также считал полезным подтвердить высказанное ранее согласие на продажу литовской стороне оружия и военного снаряжения.
Клочко вел переговоры с сотрудниками литовского генштаба и по вопросу расширения сети военных атташе Литовской Республики в тех странах, с которыми Каунас поддерживает дипломатические отношения. Так, Военное министерство Литвы, имея скудный бюджет, не могло содержать аппарат военных атташе в Латвии и Румынии, однако, как указывал Клочко в одном из докладов, если бы Москва взяла эти расходы на себя, "литовцы согласились бы".
Предложение было очень заманчивым. Ведь если бы этот план удалось осуществить, Разведупр имел бы в Риге и Бухаресте своих резидентов, но уже под чужой дипломатической "крышей". Правда, требовалось еще отыскать человека, который в своей работе сочетал бы интересы и Разведупра, и литовского генштаба, то есть слугу двух господ. Это хорошо понимал Берзин, отмечая в своем рапорте: "Весь вопрос в подходящем кандидате. Если бы удалось найти безусловно преданного человека, то я полагал бы пойти на это предложение".
И, наконец, основное пожелание, высказанное литовскими представителями в беседах с Клочко, - поддержка Советским Союзом партизанского движения, которое хотел бы организовать Каунас на территории захваченной поляками Вильнюсской области. Информации об инспирируемом СССР коммунистическом "повстанческом" движении в восточных районах Польши было много, особенно в польской и русской эмигрантской печати, и в литовском генштабе решили воспользоваться ценным опытом. При этом рассчитывали на то, что удастся уговорить русских снабжать отряды вооружением и обеспечить им крепкий тыл, то есть возможность отступления на советскую территорию.
Берзин исходил из достаточно узких ведомственных интересов своего управления. Очевидно, начальнику РУ очень хотелось опять прибегнуть к "активке" по польскому варианту. Может быть, он рассчитывал на удачные переговоры одного из руководителей организуемого на Виленщине партизанского движения, который, по имеющейся в Разведупре информации, "собирался лично съездить в СССР и договориться". А может быть, предполагал скорое ухудшение советско-польских отношений после переворота Пилсудского в Польше, вследствие чего "инстанция", как тогда называли политбюро ЦК ВКП(б), даст "добро" на возобновление активной разведки на западных границах страны... Впрочем, догадки на сей счет возможны самые различные.
Однако Ворошилов лучше Берзина знал настроения в политических верхах страны. Знал, что в "инстанции" не пойдут на возобновление активной разведки ни в одной соседней стране и ставить этот вопрос на рассмотрение очередного заседания Политбюро нет смысла. После прихода к власти Пилсудского любой инцидент на границе мог привести к крупным дипломатическим неприятностям, и в Москве не хотели обострять обстановку. Резолюция наркомвоенмора на рапорте Берзина была категоричной: "В общем, точка зрения верна. О партизанских выступлениях вопрос снять совершенно с обсуждения. На военного атташе в Румынии согласен. Заготовить проект писем Клочко и Чичерину".
18 октября Берзин отправил секретарю Ворошилова Иоффе проект письма в Наркоминдел. Повторяя основные положения своего рапорта он писал: "Исходя из этих соображений мною было указано т. Клочко, что нельзя допустить впечатления, что мы идем к военному союзу, но в пределах взаимоотношений дружеских государств следует установить возможно тесные взаимоотношения с литовскими военными кругами и обеспечить себе известное влияние на их работу". Говорилось в этом документе и об отношении военного ведомства к "активке": "Воздерживаемся от всяких шагов по связи с партизанским движением, обещаний или гарантий в этом вопросе, но добиваемся точной информации об их планах и работе". В проекте письма основное желание военной разведки - максимум информации о том, что творится в Литве и Польше.
В здании НКИДа на Кузнецком мосту, прочитав письмо военных, вздохнули с облегчением, поскольку нормальные дипломатические отношения никак, естественно, не совмещались с поддержкой бандитизма на чужой территории...
http://nvo.ng.ru/spforces/2005-11-18/7_partizans.html
Переговоры в Каунасе
В 1926-м должность советского военного атташе в Прибалтике занимал Иван Клочко. Надо немного рассказать о судьбе этого человека. Он окончил офицерское Николаевское училище в Киеве в 1916 году, участвовал в Первой мировой войне. После Октябрьской революции перешел на сторону советской власти, вступил в большевистскую партию, в годы Гражданской войны командовал партизанским отрядом, являлся начальником и комиссаром Школы червонных старшин в Харькове. Затем учился в Военной академии РККА и вместе с другими слушателями был направлен в Германию для подготовки "немецкого Октября". В 1923-1924 годах - военный советник при ЦК Компартии Германии. После возвращения в Москву заканчивает Военную академию, и вскоре начальник Разведывательного управления Штаба Красной армии Ян Берзин забирает его к себе, в аппарат РУ. После Прибалтики три года был военным атташе в Польше. В 1930-м стал начальником информационно-статистического отдела Разведупра. С 1933-го - военный атташе в Турции. В 1936 году возглавил военно-исторический отдел Генштаба РККА. Комбриг Клочко был арестован в июне 1937 года и уже 10 сентября - расстрелян. Реабилитирован в 1956-м.
Этому легальному разведчику под дипломатической "крышей" удалось установить тесные контакты с офицерами литовского генштаба. На частных встречах обсуждались военные аспекты советско-литовских отношений, подробные доклады о которых регулярно отправлялись в Москву.
Изучив несколько поступивших от Клочко сообщений и сопоставив их с информацией, переданной в Разведупр из Наркомата иностранных дел и Иностранного отдела ОГПУ, Берзин 9 октября написал рапорт Клименту Ворошилову, наркому по военным и морским делам. Начальник РУ, в частности, отмечал: "...Стремление обеспечить себе поддержку СССР настолько сильно, что военные круги пытаются в советско-литовский договор вложить больше содержания, чем он на самом деле имеет. Чувствуется желание сблизиться с нами настолько, либо спровоцировать настолько тесное сближение, чтобы создалось впечатление настоящего военного союза с нами, и внушить себе и полякам представление, что СССР активно выступает в защиту Литвы в грядущем польско-литовском столкновении".
Берзин считал, что для Литвы, чтобы сохранить свою независимость, нет другого пути. Ей нужно установление военного сотрудничества с Советским Союзом. Другое дело, необходимо ли Москве дальнейшее сближение с Каунасом, есть ли смысл принимать далеко идущие предложения литовского генштаба, которые втягивают Советский Союз в военный альянс и налагают на Кремль соответствующие обязательства в будущем. Шеф советской военной разведки хорошо знал обстановку в этом районе, соотношение сил РККА и возможных ее противников в тот период. Оно явно складывалось не в пользу Красной армии, поэтому Берзин подчеркивал в рапорте: "Идти на дальнейшее сближение, создать в Литве представление, что СССР не допустит ее разгрома, а потом этот разгром допустить, значит, похоронить всякие симпатии прибалтов к нам в будущем и самим создать против себя блок "от моря до моря". Наше международное и внутреннее положение вынуждают нас иметь руки свободными, а не связать себя чересчур большими обязательствами перед Литвой".
Предложения Берзина
Вот почему первым пунктом своих предложений Берзин поставил продолжение уже налаженного обмена с литовским генштабом разведывательными материалами о Польше, который "полезен со всех точек зрения и никаких обязательств на нас не налагает". Берзин также считал полезным подтвердить высказанное ранее согласие на продажу литовской стороне оружия и военного снаряжения.
Клочко вел переговоры с сотрудниками литовского генштаба и по вопросу расширения сети военных атташе Литовской Республики в тех странах, с которыми Каунас поддерживает дипломатические отношения. Так, Военное министерство Литвы, имея скудный бюджет, не могло содержать аппарат военных атташе в Латвии и Румынии, однако, как указывал Клочко в одном из докладов, если бы Москва взяла эти расходы на себя, "литовцы согласились бы".
Предложение было очень заманчивым. Ведь если бы этот план удалось осуществить, Разведупр имел бы в Риге и Бухаресте своих резидентов, но уже под чужой дипломатической "крышей". Правда, требовалось еще отыскать человека, который в своей работе сочетал бы интересы и Разведупра, и литовского генштаба, то есть слугу двух господ. Это хорошо понимал Берзин, отмечая в своем рапорте: "Весь вопрос в подходящем кандидате. Если бы удалось найти безусловно преданного человека, то я полагал бы пойти на это предложение".
И, наконец, основное пожелание, высказанное литовскими представителями в беседах с Клочко, - поддержка Советским Союзом партизанского движения, которое хотел бы организовать Каунас на территории захваченной поляками Вильнюсской области. Информации об инспирируемом СССР коммунистическом "повстанческом" движении в восточных районах Польши было много, особенно в польской и русской эмигрантской печати, и в литовском генштабе решили воспользоваться ценным опытом. При этом рассчитывали на то, что удастся уговорить русских снабжать отряды вооружением и обеспечить им крепкий тыл, то есть возможность отступления на советскую территорию.
Опять "активка"?
Берзин исходил из достаточно узких ведомственных интересов своего управления. Очевидно, начальнику РУ очень хотелось опять прибегнуть к "активке" по польскому варианту. Может быть, он рассчитывал на удачные переговоры одного из руководителей организуемого на Виленщине партизанского движения, который, по имеющейся в Разведупре информации, "собирался лично съездить в СССР и договориться". А может быть, предполагал скорое ухудшение советско-польских отношений после переворота Пилсудского в Польше, вследствие чего "инстанция", как тогда называли политбюро ЦК ВКП(б), даст "добро" на возобновление активной разведки на западных границах страны... Впрочем, догадки на сей счет возможны самые различные.
Однако Ворошилов лучше Берзина знал настроения в политических верхах страны. Знал, что в "инстанции" не пойдут на возобновление активной разведки ни в одной соседней стране и ставить этот вопрос на рассмотрение очередного заседания Политбюро нет смысла. После прихода к власти Пилсудского любой инцидент на границе мог привести к крупным дипломатическим неприятностям, и в Москве не хотели обострять обстановку. Резолюция наркомвоенмора на рапорте Берзина была категоричной: "В общем, точка зрения верна. О партизанских выступлениях вопрос снять совершенно с обсуждения. На военного атташе в Румынии согласен. Заготовить проект писем Клочко и Чичерину".
18 октября Берзин отправил секретарю Ворошилова Иоффе проект письма в Наркоминдел. Повторяя основные положения своего рапорта он писал: "Исходя из этих соображений мною было указано т. Клочко, что нельзя допустить впечатления, что мы идем к военному союзу, но в пределах взаимоотношений дружеских государств следует установить возможно тесные взаимоотношения с литовскими военными кругами и обеспечить себе известное влияние на их работу". Говорилось в этом документе и об отношении военного ведомства к "активке": "Воздерживаемся от всяких шагов по связи с партизанским движением, обещаний или гарантий в этом вопросе, но добиваемся точной информации об их планах и работе". В проекте письма основное желание военной разведки - максимум информации о том, что творится в Литве и Польше.
В здании НКИДа на Кузнецком мосту, прочитав письмо военных, вздохнули с облегчением, поскольку нормальные дипломатические отношения никак, естественно, не совмещались с поддержкой бандитизма на чужой территории...
http://nvo.ng.ru/spforces/2005-11-18/7_partizans.html
_1.jpg)
