На Никольском кладбище Александре-Невской лавры высится трехэтажная глыба черного мрамора со странной надписью: "Николаев А.П. Комбриг РККА. Бывш. генерал. 1881-1919. Зверски замучен белыми под Ямбургом".
Осенью 1919 г. труп комбрига, извлеченный из ямбургской могилы, перевезли в Петроград. Гроб с прахом был установлен в здании окружного военного комиссариата на Дворцовой набережной, в зале, убранном красной и черной материей и цветами. На лентах венков было написано: "Другу народа". Вначале было принято решение похоронить прах Николаева на Марсовом поле, рядом с Володарским, Урицким и другими, но по желанию вдовы, его захоронили именно здесь, неподалеку от входа в церковь Св. Николая Угодника.
Под скорбные звуки оркестров, под песню "Не плачьте над трупами павших борцов...", установленный на лафете гроб с останками Николаева медленно повезли на кладбище. 5 октября 1919 г. корреспондент "Петроградской правды" в передовой статье, озаглавленной "Слава герою", писал: "Сегодня рабочие, работницы, красноармейцы и матросы г. Петрограда хоронят бывшего генерал-майора царской армии Николаева. Явление необычайное в истории рабоче-крестьянской революции... Почему трудящиеся Красного Петрограда, передового города революции, хоронят сегодня генерал-майора Николаева? Потому что в нем они видят своего товарища по борьбе против врагов революции, потому что Николаев умер за дело рабочих и крестьян". 25 января 1922 г. "Совет народных комиссаров" наградил посмертно Николаева орденом "Красного знамени". В память краскома были переименованы в Ямбурге Базарная площадь, (вблизи которой он был казнен), Нарвская улица и железнодорожная станция близ поселения Котлы.
Специальных работ посвященных А.П. Николаеву так и не было создано. Советские историки не жаловали вниманием, своего героя, а лишь ограничивались упоминанием о его "героической смерти".
Александр Панфомирович Николаев родился 19 августа 1860 г. в Нижегородской губернии в семье фельдфебеля. Получив домашнее образование, в возрасте 18-ти лет, он поступает в юнкерское училище, а в 1882 г. получает Высочайшее производство в первый офицерский чип и назначение на прохождение службы в 17-й резервный пехотный батальон. В 1910 г. Александр Панфомирович был произведен в полковники. На этом его военная карьера, по всей видимости, была бы окончена, надежды на генеральский чин не могло быть, ввиду недостаточности образования. Однако, начавшаяся в августе 1914 г. Великая война свершила перелом в судьбе Николаева. 23 декабря 1915 г. он получает заветное для каждого русского офицера производство в генеральский чин и назначается командиром бригады в 19-ю пехотную дивизию. О пребывание его в этой должности имеются воспоминания сослуживцев: "В царские времена это был самый зверь, беспощадный к солдату, грубый с офицером, подхалим перед начальством. Кто знал Николаева, тот помнит его подлую грубость, низость, жестокость".
К началу 1917 г. Николаев командовал уже 19-й стрелковой дивизией, занимая должность генерал-лейтенанта.
Трудно сказать, какими мотивами руководствовался Николаев, добровольно перейдя в октябре 1917 г. на службу к большевикам. Страх за собственную жизнь или за жизнь своей семьи? Нежелание стать офицером-"лишенцем"? Так или иначе, но в первые же дни после октябрьского переворота генерал Русской Императорской армии, сняв с себя погоны, пошел в завком Петроградского паровозостроительного завода и попросил принять его рабочим! Но явно, что он не собирался всерьез становиться разнорабочим на постройке паровозов, а рассчитывал поразить трудящихся столь необычной солидарностью и разительной эволюцией царского генерала. С завода он был направлен в распоряжение районного военного комиссариата.
В начале 1918 г. Николаев служил в Военной инспекции под руководством Н.И. Подвойского. С весны 1918 г. - на должности военрука Невского райвоенкомата в Петрограде, затем командиром Особого отряда по охране коммуникаций Невы. С июня 1918г. - командиром 3-й бригады 2-й Петроградской пехотной дивизии. В ноябре 1918 г. он - краском 19-й бригады, участвующей в боях с частями Северной армии генерал-лейтенанта А.П. Родзянко. 12 мая 1919 г. в деревне Попкова Гора был захвачен в плен.
Советские источники утверждают, что бригада под командованием Николаева "стойко сражалась против белогвардейцев на Нарвском участке, где комбриг Николаев показал себя опытным военным руководителем". Подтверждения подобной оценке службы комбрига пока не обнаружено. Зато не подлежит сомнению, что Николаев вошел в историю гражданской войны благодаря не своим победам, а полному разгрому его дивизии под Ямбургом. Из воспоминаний ген. Родзянко: "Поручик Данилов со своим отрядом, сняв погоны и кокарды, и одев вместо них большевицкие звезды, переправился на лодках ночью через Плюссу, занял в тылу у красных главные перекрестки дорог и окружил штаб, не понеся потерь. Одновременно с захватом штаба, главные силы... ударом заняли переправы, причем было захвачено три бронированных поезда и батарея, стоявшая у Гавриловской. Вся бригада Николаева была частью разбита, частью взята в плен, лишь незначительные остатки се, минуя заставы поручика Данилова, бежали к юго-востоку в Лужском направлении".
По свидетельству участников пленения Николаева, события происходили следующим образом: начальник штаба красной бригады, проживавший в частном доме в деревне Попкова Гора, убежал при начале стрельбы, и, думая, что Большая Руя находится в руках красных, подходил к посту унтер-офицера Михайлова. Николаев был седой, обрюзглый, в старой офицерской шинели. Михайлов насторожился. "Куда, товарищ, идешь?" - окликнул его партизан. "Иду в более безопасное место, потому что на штаб бригады сделали налет белые бандиты!" - ответил Николаев. "Ну, и хорошо, товарищ. Тогда по этому случаю руки вверх! Пришел к белым!". Когда колонна пленных поравнялась с группой всадников, то Николаев, узнав, что партизанами командует подъехавший офицер Данилов, вышел из строя, подошел к лошади командира сотни и сказал: "Я бывший генерал Николаев и прошу вас обратить внимание на некорректное обращение со мною ваших подчиненных". "А в чем оно выразилось?" - спросил Данилов. "Да вот с меня сняли фуражку и шинель". Данилов, пораженный наглостью собеседника, ответил: "Сейчас я генерала не вижу, а вижу обыкновенного красноармейца, захваченного в плен. А так, как красноармейцы мне для отряда не нужны, вы будете отправлены в тыл. У меня принято лучшую одежду с отправляемых в тыл снимать. Да это и по социализации правильно! Вы хорошую поносили, а теперь нам дайте".
Николаев был доставлен в Ямбург. В ходе следствия выяснилось, что его семья не находилась, как у многих офицеров, принужденных служить в Красной армии, в заложниках у большевиков, и что он пошел служить к коммунистам добровольно. По мнению полковника Г.Е. Бибикова - коменданта Ямбурга и участника следствия, "этот человек был крайне отрицательной личностью. Поступивши добровольцем в красную армию, он всячески добивался порядка в своих частях, и был крайне жесток со своими подчиненными".
Условия плена для краскома были созданы в Ямбурге весьма вольготные. Его не содержали в тюрьме, а разместили в частном доме. Бежать ему было некуда. Вполне вероятно, что командование Северо-Западной Добровольческой армии надеялось на раскаяние бывшего генерала. Такая практика существовала, хотя русские офицеры, служившие у красных, дававшие согласие искупить вину за службу у большевиков, назначались временно на низшие должности, вплоть до рядовых.
Данилов, узнав, что в Ямбург прибыл генерал Родзянко, пришел просить, чтобы поскорей повесили Николаева. Полковник А.С. Гершельман вспоминал: "В комнату, где мы находились, вошел капитан Данилов. "Он свободно разгуливает по Ямбургу, - возмущенно говорил Данилов, - и того гляди удерет. Как начальник отряда, взявшего в плен Николаева, я предъявляю права на его "шкуру". Генерал Родзянко рассмеялся громко и заразительно и пообещал вскоре назначить суд над Николаевым. Военно-полевой суд постановил казнить Николаева через повешение с лишением офицерской чести. Перед казнью над его головой была сломана шашка.
За годы советской власти казнь красного командира обросла небылицами. К сожалению, почти все свидетели тех дней ушли в мир иной, не оставив воспоминаний о том событии. Мы имеем лишь свидетельство ребенка. Ямбургская жительница Антонина Карпова вспоминала: "В конце мая 1919 года, мне тогда было 12 полных лет, белогвардейская банда в лице, как будто бы, коменданта города полковника Бибикова, решили, собрав специально народ: повесить патриота родины генерала Николаева за то, что он отрекся предать свою красную гвардию. На Базарной площади, при входе в Темный сад, в то время там было старое пожарное депо, была устроена виселица. На помост входит мужчина, в галифе и защитном френче. Ему было что-то зачтено, хорошо запомнилось в детском уме, что ему предлагали помилование, и обещали славу в белой гвардии, он же, как сейчас вижу его лицо, правая рука держит борт френча, покачал головой. И вот видим: к нему на помост поднимается священник с крестом, но Николаев отказался, покачав головой. Настала жуткая минута, его заставили встать на дно бочки и кто-то одел ему на шею петлю. Было еще что-то ему сказано, но он опять отрицательно покачал головой, и вскоре бочку из-под его ног оттолкнули. Детское сердце не выдержало, и я с ревом побежала домой. Этот случай очень врезался в память, до самой смерти".
В публикации местной газеты от 1959 г., советский автор живописует казнь следующим образом: "Истерзанный побоями и пытками старый седой человек нашел в себе силы и твердым шагом взошел на эшафот. Он оттолкнул руку палача, разорвал на себе ворот и накинул на себя петлю. Последние слова он бросил своим мучителям: "Я теряю чины, ордена, вы отнимаете от меня жизнь, вы отняли все, но не отнимите веру в грядущее счастье людей". Палач выбил из-под ног приговоренного табурет и привычным приемом душителя повис па ногах повешенного. Из толпы послышались крики. Офицеры бросились на людей и начали полосовать их нагайками".
Нужно признать, что Николаев умирал мужественно. Может быть, он пошел на смерть сознательно, чтобы уберечь от расправы большевиков остававшихся в Петрограде двух сыновей и жену. Но у многих северо-западииков также оставались семьи в Петрограде.
Ни звезды, ни креста; никому не нужен: ни красным, ни белым. Только один черный столб, про который подумалось: придорожный. Столб при дороге в никуда.
"Посев", январь 2005 г.
Осенью 1919 г. труп комбрига, извлеченный из ямбургской могилы, перевезли в Петроград. Гроб с прахом был установлен в здании окружного военного комиссариата на Дворцовой набережной, в зале, убранном красной и черной материей и цветами. На лентах венков было написано: "Другу народа". Вначале было принято решение похоронить прах Николаева на Марсовом поле, рядом с Володарским, Урицким и другими, но по желанию вдовы, его захоронили именно здесь, неподалеку от входа в церковь Св. Николая Угодника.
Под скорбные звуки оркестров, под песню "Не плачьте над трупами павших борцов...", установленный на лафете гроб с останками Николаева медленно повезли на кладбище. 5 октября 1919 г. корреспондент "Петроградской правды" в передовой статье, озаглавленной "Слава герою", писал: "Сегодня рабочие, работницы, красноармейцы и матросы г. Петрограда хоронят бывшего генерал-майора царской армии Николаева. Явление необычайное в истории рабоче-крестьянской революции... Почему трудящиеся Красного Петрограда, передового города революции, хоронят сегодня генерал-майора Николаева? Потому что в нем они видят своего товарища по борьбе против врагов революции, потому что Николаев умер за дело рабочих и крестьян". 25 января 1922 г. "Совет народных комиссаров" наградил посмертно Николаева орденом "Красного знамени". В память краскома были переименованы в Ямбурге Базарная площадь, (вблизи которой он был казнен), Нарвская улица и железнодорожная станция близ поселения Котлы.
Специальных работ посвященных А.П. Николаеву так и не было создано. Советские историки не жаловали вниманием, своего героя, а лишь ограничивались упоминанием о его "героической смерти".
Александр Панфомирович Николаев родился 19 августа 1860 г. в Нижегородской губернии в семье фельдфебеля. Получив домашнее образование, в возрасте 18-ти лет, он поступает в юнкерское училище, а в 1882 г. получает Высочайшее производство в первый офицерский чип и назначение на прохождение службы в 17-й резервный пехотный батальон. В 1910 г. Александр Панфомирович был произведен в полковники. На этом его военная карьера, по всей видимости, была бы окончена, надежды на генеральский чин не могло быть, ввиду недостаточности образования. Однако, начавшаяся в августе 1914 г. Великая война свершила перелом в судьбе Николаева. 23 декабря 1915 г. он получает заветное для каждого русского офицера производство в генеральский чин и назначается командиром бригады в 19-ю пехотную дивизию. О пребывание его в этой должности имеются воспоминания сослуживцев: "В царские времена это был самый зверь, беспощадный к солдату, грубый с офицером, подхалим перед начальством. Кто знал Николаева, тот помнит его подлую грубость, низость, жестокость".
К началу 1917 г. Николаев командовал уже 19-й стрелковой дивизией, занимая должность генерал-лейтенанта.
Трудно сказать, какими мотивами руководствовался Николаев, добровольно перейдя в октябре 1917 г. на службу к большевикам. Страх за собственную жизнь или за жизнь своей семьи? Нежелание стать офицером-"лишенцем"? Так или иначе, но в первые же дни после октябрьского переворота генерал Русской Императорской армии, сняв с себя погоны, пошел в завком Петроградского паровозостроительного завода и попросил принять его рабочим! Но явно, что он не собирался всерьез становиться разнорабочим на постройке паровозов, а рассчитывал поразить трудящихся столь необычной солидарностью и разительной эволюцией царского генерала. С завода он был направлен в распоряжение районного военного комиссариата.
В начале 1918 г. Николаев служил в Военной инспекции под руководством Н.И. Подвойского. С весны 1918 г. - на должности военрука Невского райвоенкомата в Петрограде, затем командиром Особого отряда по охране коммуникаций Невы. С июня 1918г. - командиром 3-й бригады 2-й Петроградской пехотной дивизии. В ноябре 1918 г. он - краском 19-й бригады, участвующей в боях с частями Северной армии генерал-лейтенанта А.П. Родзянко. 12 мая 1919 г. в деревне Попкова Гора был захвачен в плен.
Советские источники утверждают, что бригада под командованием Николаева "стойко сражалась против белогвардейцев на Нарвском участке, где комбриг Николаев показал себя опытным военным руководителем". Подтверждения подобной оценке службы комбрига пока не обнаружено. Зато не подлежит сомнению, что Николаев вошел в историю гражданской войны благодаря не своим победам, а полному разгрому его дивизии под Ямбургом. Из воспоминаний ген. Родзянко: "Поручик Данилов со своим отрядом, сняв погоны и кокарды, и одев вместо них большевицкие звезды, переправился на лодках ночью через Плюссу, занял в тылу у красных главные перекрестки дорог и окружил штаб, не понеся потерь. Одновременно с захватом штаба, главные силы... ударом заняли переправы, причем было захвачено три бронированных поезда и батарея, стоявшая у Гавриловской. Вся бригада Николаева была частью разбита, частью взята в плен, лишь незначительные остатки се, минуя заставы поручика Данилова, бежали к юго-востоку в Лужском направлении".
По свидетельству участников пленения Николаева, события происходили следующим образом: начальник штаба красной бригады, проживавший в частном доме в деревне Попкова Гора, убежал при начале стрельбы, и, думая, что Большая Руя находится в руках красных, подходил к посту унтер-офицера Михайлова. Николаев был седой, обрюзглый, в старой офицерской шинели. Михайлов насторожился. "Куда, товарищ, идешь?" - окликнул его партизан. "Иду в более безопасное место, потому что на штаб бригады сделали налет белые бандиты!" - ответил Николаев. "Ну, и хорошо, товарищ. Тогда по этому случаю руки вверх! Пришел к белым!". Когда колонна пленных поравнялась с группой всадников, то Николаев, узнав, что партизанами командует подъехавший офицер Данилов, вышел из строя, подошел к лошади командира сотни и сказал: "Я бывший генерал Николаев и прошу вас обратить внимание на некорректное обращение со мною ваших подчиненных". "А в чем оно выразилось?" - спросил Данилов. "Да вот с меня сняли фуражку и шинель". Данилов, пораженный наглостью собеседника, ответил: "Сейчас я генерала не вижу, а вижу обыкновенного красноармейца, захваченного в плен. А так, как красноармейцы мне для отряда не нужны, вы будете отправлены в тыл. У меня принято лучшую одежду с отправляемых в тыл снимать. Да это и по социализации правильно! Вы хорошую поносили, а теперь нам дайте".
Николаев был доставлен в Ямбург. В ходе следствия выяснилось, что его семья не находилась, как у многих офицеров, принужденных служить в Красной армии, в заложниках у большевиков, и что он пошел служить к коммунистам добровольно. По мнению полковника Г.Е. Бибикова - коменданта Ямбурга и участника следствия, "этот человек был крайне отрицательной личностью. Поступивши добровольцем в красную армию, он всячески добивался порядка в своих частях, и был крайне жесток со своими подчиненными".
Условия плена для краскома были созданы в Ямбурге весьма вольготные. Его не содержали в тюрьме, а разместили в частном доме. Бежать ему было некуда. Вполне вероятно, что командование Северо-Западной Добровольческой армии надеялось на раскаяние бывшего генерала. Такая практика существовала, хотя русские офицеры, служившие у красных, дававшие согласие искупить вину за службу у большевиков, назначались временно на низшие должности, вплоть до рядовых.
Данилов, узнав, что в Ямбург прибыл генерал Родзянко, пришел просить, чтобы поскорей повесили Николаева. Полковник А.С. Гершельман вспоминал: "В комнату, где мы находились, вошел капитан Данилов. "Он свободно разгуливает по Ямбургу, - возмущенно говорил Данилов, - и того гляди удерет. Как начальник отряда, взявшего в плен Николаева, я предъявляю права на его "шкуру". Генерал Родзянко рассмеялся громко и заразительно и пообещал вскоре назначить суд над Николаевым. Военно-полевой суд постановил казнить Николаева через повешение с лишением офицерской чести. Перед казнью над его головой была сломана шашка.
За годы советской власти казнь красного командира обросла небылицами. К сожалению, почти все свидетели тех дней ушли в мир иной, не оставив воспоминаний о том событии. Мы имеем лишь свидетельство ребенка. Ямбургская жительница Антонина Карпова вспоминала: "В конце мая 1919 года, мне тогда было 12 полных лет, белогвардейская банда в лице, как будто бы, коменданта города полковника Бибикова, решили, собрав специально народ: повесить патриота родины генерала Николаева за то, что он отрекся предать свою красную гвардию. На Базарной площади, при входе в Темный сад, в то время там было старое пожарное депо, была устроена виселица. На помост входит мужчина, в галифе и защитном френче. Ему было что-то зачтено, хорошо запомнилось в детском уме, что ему предлагали помилование, и обещали славу в белой гвардии, он же, как сейчас вижу его лицо, правая рука держит борт френча, покачал головой. И вот видим: к нему на помост поднимается священник с крестом, но Николаев отказался, покачав головой. Настала жуткая минута, его заставили встать на дно бочки и кто-то одел ему на шею петлю. Было еще что-то ему сказано, но он опять отрицательно покачал головой, и вскоре бочку из-под его ног оттолкнули. Детское сердце не выдержало, и я с ревом побежала домой. Этот случай очень врезался в память, до самой смерти".
В публикации местной газеты от 1959 г., советский автор живописует казнь следующим образом: "Истерзанный побоями и пытками старый седой человек нашел в себе силы и твердым шагом взошел на эшафот. Он оттолкнул руку палача, разорвал на себе ворот и накинул на себя петлю. Последние слова он бросил своим мучителям: "Я теряю чины, ордена, вы отнимаете от меня жизнь, вы отняли все, но не отнимите веру в грядущее счастье людей". Палач выбил из-под ног приговоренного табурет и привычным приемом душителя повис па ногах повешенного. Из толпы послышались крики. Офицеры бросились на людей и начали полосовать их нагайками".
Нужно признать, что Николаев умирал мужественно. Может быть, он пошел на смерть сознательно, чтобы уберечь от расправы большевиков остававшихся в Петрограде двух сыновей и жену. Но у многих северо-западииков также оставались семьи в Петрограде.
Ни звезды, ни креста; никому не нужен: ни красным, ни белым. Только один черный столб, про который подумалось: придорожный. Столб при дороге в никуда.
"Посев", январь 2005 г.
_1.jpg)