"...Ваше время, и власть тьмы."
- Постойте, товарищ! Обождите! Не убегайте, куда вы так несетесь? Поверьте, нет причин. Ну да что вы, в самом деле, не принимайте близко к телу. Что значит "потеряно"? Не паникуйте, все утрясется.
- Ошибки, конечно, ошибки, у кого же их нет! Просчеты, упущенныя возможности... Народ, говорите, никудышний? Даже и клеймо негде ставить?... Нет-нет, это я так, к слову. Воспитать новаго человека - работа не из легких. Адова работа, как выразился поэт. Немудрено и замешкаться.
- Вы знаете, не хочется вас хуже обезкураживать, но как раз вчера встретил в церкви одну из ваших, Александру Афанасьевну. Не помните ее? да ну как же? Дочь пятилеток. Это она валила вам лес на Северном Урале. Она надрывалась в снарядном цеху по одиннадцать часов. На ней, как на мерине, пахали вы заросшия военной порою поля. Это она получала 24 руб.70 коп. пенсии и половину отдавала золовке, у которой и того не было. Это ее дети сделали вам водородную бомбу и лучший в мире автомат, из котораго потом чечен убил ее внуков. Ну, вспомнили наконец?
- Да ничего... Здоровье, конечно, никуда не годится. Но вот выбралась ко всенощной. Итоги? Да, подводит. Плачет все больше. "За грехи, - говорит, - за грехи наши и родительские, за них и гибнем." Что еще? Еще поет красиво, тропарь Новомученикам:
"...молитеся Ему, яко насадителю вашему,
да избавит люди своя
от безбожных и злых,
да утверждается же Церковь Русская
кровью и страданиями вашими
во спасение душ наших."
Именно так.
- Ну вот. Товарищ, я не хотел вас обидеть. Вы слышите? Я ведь, собственно, не о том... Можно сказать, совсем в обратном смысле: хотел вас обрадовать. Отыскал я вам вашего новаго человека. Еще как воспитаннаго.
- Где ж тут шутки. Не до шуток, товарищ. Прислали мне на-днях книжку писем Г.С. Ефрона (Изд-во "Луч-1", Калининград, М.О., 1995, 240 с.) Да, да, сын известной поэтессы. Ну уж, вы и скажете, "подлеца и убийцы"! Ведь это он по заданию партии и правительства. Однако же он думал, что для России. Согласен; но один ли он так слабо думал? Речь, впрочем, не об отце.
- А сын-то как раз ровесник Александры Афанасьевны. Воспитывался, однако, до 39-го года в Париже, и родители у него были образованные. Потому вы на него внимания и не обратили. Считали ее своей, рабоче-крестьянской, а его - чужеродным элементом? Просчитались.
- Ну что вы, это был новый человек мирового класса: куда там пошлому Хаксли! куда неуклюжему Оруэллу! Трижды очищенный: так даже самогонку не варят. Сначала - задолго до рождения - в русском горниле "Серебрянаго Века". Вторично - в парижском чистилище. И третий раз - в нашей буче, боевой и кипучей. Если Россия продышится от угара, увидите, его еще поставят в Музее Революции, где-нибудь между Смердяковым и Грамши. Проворонили вы, товарищ, своего человека. Эх, товарищ, товарищ...
- Нет, письмо - надежный документ, по крайней мере для его возраста и склада. Проглотив без разбора и смысла кучу книг, воображал себя кем угодно, и на фоне его больного воображения превосходно прорисовывается портрет в письмах. Беда только, что их не всякий вмещает, но кому дано. Да к тому же разсказы Александры Афанасьевны пришлись не вполне к месту. Судите сами:
"Я думаю, что до Вас уже дошла весть о самоубийстве Марины Ивановны, последововашем 31-го числа в Елабуге. Причина самоубийства - очень тяжелое нервное состояние, безвыходность положения - невозможность работать по специальности; кроме того, М.И. очень тяжело переносила условия жизни в Елабуге - грязь, уродство, глупость. 31-го числа она повесилась. Она многократно мне говорила о своем намерении покончить с собой, как о лучшем решении, которое она смогла бы принять. Я ее вполне понимаю и оправдываю....Я распродал 90 проц. вещей М.И. - чтобы обеспечить себя какой-то суммой денег (М.И. так и писала в письме - чтобы я распродал все ее вещи). Итак, мне обеспечено жилье, питание, стирка, глажка..." (c.29-30)
"Нас детей четверо было. Я младшую-то на руках несла, а брат, четыре годочка, сам шел-ковырялся. Вот отстает он, бедный, а конвойный-то его сапогом, сапогом... первый он и умер".
"Пишу о смерти мамы. Умерла она въ 1941 г., в. гор. Елабуге (ТатАССР). Диагноз - асфиксия отъ удушья....Я всегда возмущаюсь, когда вместо настоящего существования... мне подсовывают эрзац... В жизни дважды два четыре никогда не было, нет, и не будет. И это очень хорошо и утешительно. (c.72-75)
"Насчет книги о маме я уже думал давно... Последние ее стихотворения говорят... о творческом росте..." (c.64)
"В Союзе Писателей открылась столовая, лучшая в Ташкенте... Только вчера меня внесли в окончательные списки... Но я остаюсь здравым человеком, и стараюсь добиться возможно большего. Ахматова и Липскеров говорили о моем тяжелом материальном положении с Пешковой... Муля, пришли денег. Я трачу мало; во всем себе отказываю... но деньги необходимы. Я жму всех знакомых." (c.37-39)
"Я выживу, Муля, но знай, что очень мне повредит этот удар судьбы [мобилизация], очень озлит, очень испортит." (c.107)
"Досадно что такому балбесу повезло [знакомого досрочно освободили из заключения]; впрочем, это старая истина: дуракам счастье. Но, все-таки, мириться с ней неприятно - ибо мы, как-никак, умные люди!" (c.144)
"Маму тогда в холодную посадили, не знаю за что. Изба без окон. Осень поздняя, капусту свезли уже. Вот мы наберем на поле капустных листов, и маме несем, между бревен протискиваем. Заметил, вишь, кто-то. Ей срок и надбавили, за то что дети, мол, ее кормят. Пришли мы в другой раз с листьями, а она плачет: "Уходите, - кричит, - уходите...""
"Прочел удивительных "Бесов"... колоссально! прочел "Холостяков" Монтерлана; очень талантливый писатель... Сартр... ценен своим психологизмом - таким раскрытием человека, его внутреннего мира, такимъ его показом, ох матушки-батюшки!...Сартр возвышается над всеми." (c.141-143)
"То ли было дело, когда я ходил в желтом плаще, рыжем костюме, блестящих башмаках... Я хожу в 10-й класс средней школы, школы, которую я безспорно перерос в области гуманитарной культуры и жизненного опыта." (c.115)
"Я неизмеримо выигрываю от хорошего костюма... В театр и в концерты не хожу... костюм - тю-тю, и ходить незачем. В кино хожу." (c.145-147)
"Там все и умерли, в лесу, один за одним. Меня только Господь оставил, молиться, значит, о них. Ты вот что, сынок, будешь завтра на проскомидию подавать, ты их и помяни. "О еже проститися им всякому согрешению, вольному и невольному..." Вот яблоко тебе, и помяни, не забудь".
"Слишком впадать в слюнявые воспоминания не следует. Ох, если бы ты знала, какъ мне напортили эти самые воспоминания! Не знаю ничего более разъедающего и обезволивающего, чем они." (c.88)
"Воля не выдержала; я продал несколько хозяйкиных вещей... Заявление в милицию, повестка, арест... Единственный выход - продать библиотеку, всю, и поскорее (основное - начать выплату денег)... Все дело в уплате. "Чем скорее, тем лучше, может, и дело прекратим". Пока никто ничего не знаетъ.... Учтите сроки." (c.50-53)
"Новый Год [1943]... встретил хорошо, без ложной торжественности, без шумихи. Выпил ровно столько, чтобы опьянеть без неприятных последствий; продукты были все те, о которых желал [sic]" (c.100).
- Видите? А вы еще сомневались! Что ж, я очень рад за вас, товарищ. Говорил же я вам, не унывайте. Поняли теперь, как воспитывается новый человек? Не тупыми нотациями да идиотскими политинформациями. Иной подход нужен, иное окружение, иное отношение к жизни, иная, так сказать, почва - и вырастает, грубо выражаясь, совсем иной фрукт. Ну вот, на вас теперь и посмотреть приятно.
- Тут уж ничем не поможешь, товарищ. Георгия Сергеевича все-таки мобилизовали и... Вот и последние письма его из армии, в том же самом ключе. Вы думали, армия на него подействует? Не тот случай. Только пуля, опрокинувшая его на умытую июльским дождем белорусскую землю, внесла в картину элемент реализма. Да еще добавила пару часов передышки перед трудной дорогой: хватило чтобы вспомнить и асфиксию от удушья, и неутешительное дважды два.
- Знаете, ему все равно бы не выжить. Не та была эпоха. Погиб бы от водки, от скуки, от зависти, а скорее всего - от собственной подлости. Верно, в своем слое мог бы. Но слой-то был - тоньше папиросной бумаги. А не высунуться человеку умному и гуманитарно-культурному никак нельзя. Одним словом, не создали вы для него условий, товарищ. Сгубили росток на корню. Трепу много, а результат плачевный.
- Ну, послушайте, нельзя же так разстраиваться, в самом деле. Просто глупо с вашей стороны. Вот, возьмите мой, он сравнительно чистый. Ведь времена переменились, и нравы тоже. Сегодня открылось, наконец, царствие Новаго Человека. Поглядите, как он мотыльком порхает туда-сюда, проходит, как хозяин, от Парижа до самой Елабуги, и назад за моря. Дважды два он знать не только не желает, но уже и не в состоянии; зато прилагательное "экзистенциальный" склоняет с тем же легким изяществом как "свободноконвертируемый". На ногах - блестящие башмаки, в голове пусто, в желудке - продукты вожделения, чуть пониже гуманитарная культура соседствует с жизненным опытом, а вместо сердца - одна отрада и милый вздор без неприятных последствий. Вам бы впору плясать от радости: чей бы ни был посев, плоды уродились точно по вашему заказу.
Иеромонах Макарий (Маркиш),
г. Иваново
Приводится в авторской редакции
- Постойте, товарищ! Обождите! Не убегайте, куда вы так несетесь? Поверьте, нет причин. Ну да что вы, в самом деле, не принимайте близко к телу. Что значит "потеряно"? Не паникуйте, все утрясется.
- Ошибки, конечно, ошибки, у кого же их нет! Просчеты, упущенныя возможности... Народ, говорите, никудышний? Даже и клеймо негде ставить?... Нет-нет, это я так, к слову. Воспитать новаго человека - работа не из легких. Адова работа, как выразился поэт. Немудрено и замешкаться.
- Вы знаете, не хочется вас хуже обезкураживать, но как раз вчера встретил в церкви одну из ваших, Александру Афанасьевну. Не помните ее? да ну как же? Дочь пятилеток. Это она валила вам лес на Северном Урале. Она надрывалась в снарядном цеху по одиннадцать часов. На ней, как на мерине, пахали вы заросшия военной порою поля. Это она получала 24 руб.70 коп. пенсии и половину отдавала золовке, у которой и того не было. Это ее дети сделали вам водородную бомбу и лучший в мире автомат, из котораго потом чечен убил ее внуков. Ну, вспомнили наконец?
- Да ничего... Здоровье, конечно, никуда не годится. Но вот выбралась ко всенощной. Итоги? Да, подводит. Плачет все больше. "За грехи, - говорит, - за грехи наши и родительские, за них и гибнем." Что еще? Еще поет красиво, тропарь Новомученикам:
"...молитеся Ему, яко насадителю вашему,
да избавит люди своя
от безбожных и злых,
да утверждается же Церковь Русская
кровью и страданиями вашими
во спасение душ наших."
Именно так.
- Ну вот. Товарищ, я не хотел вас обидеть. Вы слышите? Я ведь, собственно, не о том... Можно сказать, совсем в обратном смысле: хотел вас обрадовать. Отыскал я вам вашего новаго человека. Еще как воспитаннаго.
- Где ж тут шутки. Не до шуток, товарищ. Прислали мне на-днях книжку писем Г.С. Ефрона (Изд-во "Луч-1", Калининград, М.О., 1995, 240 с.) Да, да, сын известной поэтессы. Ну уж, вы и скажете, "подлеца и убийцы"! Ведь это он по заданию партии и правительства. Однако же он думал, что для России. Согласен; но один ли он так слабо думал? Речь, впрочем, не об отце.
- А сын-то как раз ровесник Александры Афанасьевны. Воспитывался, однако, до 39-го года в Париже, и родители у него были образованные. Потому вы на него внимания и не обратили. Считали ее своей, рабоче-крестьянской, а его - чужеродным элементом? Просчитались.
- Ну что вы, это был новый человек мирового класса: куда там пошлому Хаксли! куда неуклюжему Оруэллу! Трижды очищенный: так даже самогонку не варят. Сначала - задолго до рождения - в русском горниле "Серебрянаго Века". Вторично - в парижском чистилище. И третий раз - в нашей буче, боевой и кипучей. Если Россия продышится от угара, увидите, его еще поставят в Музее Революции, где-нибудь между Смердяковым и Грамши. Проворонили вы, товарищ, своего человека. Эх, товарищ, товарищ...
- Нет, письмо - надежный документ, по крайней мере для его возраста и склада. Проглотив без разбора и смысла кучу книг, воображал себя кем угодно, и на фоне его больного воображения превосходно прорисовывается портрет в письмах. Беда только, что их не всякий вмещает, но кому дано. Да к тому же разсказы Александры Афанасьевны пришлись не вполне к месту. Судите сами:
"Я думаю, что до Вас уже дошла весть о самоубийстве Марины Ивановны, последововашем 31-го числа в Елабуге. Причина самоубийства - очень тяжелое нервное состояние, безвыходность положения - невозможность работать по специальности; кроме того, М.И. очень тяжело переносила условия жизни в Елабуге - грязь, уродство, глупость. 31-го числа она повесилась. Она многократно мне говорила о своем намерении покончить с собой, как о лучшем решении, которое она смогла бы принять. Я ее вполне понимаю и оправдываю....Я распродал 90 проц. вещей М.И. - чтобы обеспечить себя какой-то суммой денег (М.И. так и писала в письме - чтобы я распродал все ее вещи). Итак, мне обеспечено жилье, питание, стирка, глажка..." (c.29-30)
"Нас детей четверо было. Я младшую-то на руках несла, а брат, четыре годочка, сам шел-ковырялся. Вот отстает он, бедный, а конвойный-то его сапогом, сапогом... первый он и умер".
"Пишу о смерти мамы. Умерла она въ 1941 г., в. гор. Елабуге (ТатАССР). Диагноз - асфиксия отъ удушья....Я всегда возмущаюсь, когда вместо настоящего существования... мне подсовывают эрзац... В жизни дважды два четыре никогда не было, нет, и не будет. И это очень хорошо и утешительно. (c.72-75)
"Насчет книги о маме я уже думал давно... Последние ее стихотворения говорят... о творческом росте..." (c.64)
"В Союзе Писателей открылась столовая, лучшая в Ташкенте... Только вчера меня внесли в окончательные списки... Но я остаюсь здравым человеком, и стараюсь добиться возможно большего. Ахматова и Липскеров говорили о моем тяжелом материальном положении с Пешковой... Муля, пришли денег. Я трачу мало; во всем себе отказываю... но деньги необходимы. Я жму всех знакомых." (c.37-39)
"Я выживу, Муля, но знай, что очень мне повредит этот удар судьбы [мобилизация], очень озлит, очень испортит." (c.107)
"Досадно что такому балбесу повезло [знакомого досрочно освободили из заключения]; впрочем, это старая истина: дуракам счастье. Но, все-таки, мириться с ней неприятно - ибо мы, как-никак, умные люди!" (c.144)
"Маму тогда в холодную посадили, не знаю за что. Изба без окон. Осень поздняя, капусту свезли уже. Вот мы наберем на поле капустных листов, и маме несем, между бревен протискиваем. Заметил, вишь, кто-то. Ей срок и надбавили, за то что дети, мол, ее кормят. Пришли мы в другой раз с листьями, а она плачет: "Уходите, - кричит, - уходите...""
"Прочел удивительных "Бесов"... колоссально! прочел "Холостяков" Монтерлана; очень талантливый писатель... Сартр... ценен своим психологизмом - таким раскрытием человека, его внутреннего мира, такимъ его показом, ох матушки-батюшки!...Сартр возвышается над всеми." (c.141-143)
"То ли было дело, когда я ходил в желтом плаще, рыжем костюме, блестящих башмаках... Я хожу в 10-й класс средней школы, школы, которую я безспорно перерос в области гуманитарной культуры и жизненного опыта." (c.115)
"Я неизмеримо выигрываю от хорошего костюма... В театр и в концерты не хожу... костюм - тю-тю, и ходить незачем. В кино хожу." (c.145-147)
"Там все и умерли, в лесу, один за одним. Меня только Господь оставил, молиться, значит, о них. Ты вот что, сынок, будешь завтра на проскомидию подавать, ты их и помяни. "О еже проститися им всякому согрешению, вольному и невольному..." Вот яблоко тебе, и помяни, не забудь".
"Слишком впадать в слюнявые воспоминания не следует. Ох, если бы ты знала, какъ мне напортили эти самые воспоминания! Не знаю ничего более разъедающего и обезволивающего, чем они." (c.88)
"Воля не выдержала; я продал несколько хозяйкиных вещей... Заявление в милицию, повестка, арест... Единственный выход - продать библиотеку, всю, и поскорее (основное - начать выплату денег)... Все дело в уплате. "Чем скорее, тем лучше, может, и дело прекратим". Пока никто ничего не знаетъ.... Учтите сроки." (c.50-53)
"Новый Год [1943]... встретил хорошо, без ложной торжественности, без шумихи. Выпил ровно столько, чтобы опьянеть без неприятных последствий; продукты были все те, о которых желал [sic]" (c.100).
- Видите? А вы еще сомневались! Что ж, я очень рад за вас, товарищ. Говорил же я вам, не унывайте. Поняли теперь, как воспитывается новый человек? Не тупыми нотациями да идиотскими политинформациями. Иной подход нужен, иное окружение, иное отношение к жизни, иная, так сказать, почва - и вырастает, грубо выражаясь, совсем иной фрукт. Ну вот, на вас теперь и посмотреть приятно.
- Тут уж ничем не поможешь, товарищ. Георгия Сергеевича все-таки мобилизовали и... Вот и последние письма его из армии, в том же самом ключе. Вы думали, армия на него подействует? Не тот случай. Только пуля, опрокинувшая его на умытую июльским дождем белорусскую землю, внесла в картину элемент реализма. Да еще добавила пару часов передышки перед трудной дорогой: хватило чтобы вспомнить и асфиксию от удушья, и неутешительное дважды два.
- Знаете, ему все равно бы не выжить. Не та была эпоха. Погиб бы от водки, от скуки, от зависти, а скорее всего - от собственной подлости. Верно, в своем слое мог бы. Но слой-то был - тоньше папиросной бумаги. А не высунуться человеку умному и гуманитарно-культурному никак нельзя. Одним словом, не создали вы для него условий, товарищ. Сгубили росток на корню. Трепу много, а результат плачевный.
- Ну, послушайте, нельзя же так разстраиваться, в самом деле. Просто глупо с вашей стороны. Вот, возьмите мой, он сравнительно чистый. Ведь времена переменились, и нравы тоже. Сегодня открылось, наконец, царствие Новаго Человека. Поглядите, как он мотыльком порхает туда-сюда, проходит, как хозяин, от Парижа до самой Елабуги, и назад за моря. Дважды два он знать не только не желает, но уже и не в состоянии; зато прилагательное "экзистенциальный" склоняет с тем же легким изяществом как "свободноконвертируемый". На ногах - блестящие башмаки, в голове пусто, в желудке - продукты вожделения, чуть пониже гуманитарная культура соседствует с жизненным опытом, а вместо сердца - одна отрада и милый вздор без неприятных последствий. Вам бы впору плясать от радости: чей бы ни был посев, плоды уродились точно по вашему заказу.
Иеромонах Макарий (Маркиш),
г. Иваново
Приводится в авторской редакции
.jpg)