Памяти Амазаспа Аватесяна
Дорога от штаба до пункта постоянной дислокации пять километров. Это если на машине через завороты, повороты, спуски и подъёмы, колеи и ухабы. А напрямую может и трех километров много.
Дорога припорошена ночным сном и снегом. Совсем не сильно. Еще первые ревущие тяжелые Уралы да Камазы не порвали белое одеяло грез. Не обнажили. Не сорвали. Так, присыпало да засыпало снежком глубокие порезы от колес, да подчеркнуло убранство хромающего и бредущего рядом поля – пломбира с посыпкой из шоколадной крошки. Белая королевская мантия с черными хвостиками благородной земли.
Идти легко и хорошо.
Воздух после бендеги… Свежий, нежный, обжигающий радостью и свободой, после адской смеси сигаретного дыма, перегара жаренных в пряностях куриных крылышек, режущего глаза пота, запахов сопревшей от него непросушенной одежды, чадящих носков и резиновых сапог, солярки - просто сказка. Дышать не надышишься. Легкие радостно трепыхают под барабан сердца. Свежая белая, чарующая легкой поземкой и легким снегом свобода. Сказка с полями, посадками, дорогой исчезающей и исчезающей в утренней надвигающейся снежной, серой мгле. Утро. Сказка. Просто сказка.
Идти.
Нужно.
Вдоль посадки. Прячащей в себе и округ: машины, дымящиеся трубы, окопы, укутанные маскировочными сетями, ящики с патронами, ждущими своего решительного часа, опустевшие и полные канистры топлива.
Все погружено в остановленный сон.
Все в царстве снежной королевы зимы…
Вот и прутся по этой красоте, по холоду, незнамо зачем и куда мальчик Кай в камуфляже, да черная, радостная вниманию, Герда. Она понятно. Погулять с мужчиной по парку. А он? Что ему надо? Что он ищет в этом пути? Куда и зачем идет? По земле, по снегу, по войне…
Странная это какая-то война. Во многом много вопросов. Один из них девочки-девчата… Женщины… Кто-то и зачем-то отдал указание – женщин не брать! До войны можно, а дальше ни-ни. А ведь есть в стране и Дуровы и другие патриотки, готовые не за кавалерами, а в бой. Способными и желающими готовить, стирать, убирать, вытаскивать и перевязывать… Все для победы… Хоть чем-то. Но нельзя. Причин не знает никто, а те, кто знал либо ушли на пенсию, либо забыли, как страшную военную тайну…
Да только просачиваются. Без приказов и указаний. Всюду и везде. Ну нельзя без женской доброты на войне. Нельзя. И живут. Рыжие, белые, пятнистые, черные. И зовут их Ксюхами, Гильзами, Машками и прочими именами. Кошечки и собачки. Это здесь они получают и отдают всю нежность и любовь, предназначенную любимым. Ну и ведут себя соответственно. Как хранительницы…
Вот и сейчас. Выскочила. Герда. Черная, юркая. Привезенная из-под Сватово, русская армянка. Понамешано. Ждет она своего любимого с передовой. Ждет Гамлета - русского армянина. Любит она его. С самых первых своих дней. Любит его черную покрытую снегом бороду. Его русский армянский смех. Руки и запах… Родной. Обнимет ее черную морду, расцелует и замрет она от нежности в его объятиях, растворится в его добрых глазах.… Сейчас он там, на самой-самой ленточке. С собой не взял… А Герда увидит машину и скачет перед капотом, под колесами, тормозит, прыгает, пытается рассмотреть кто внутри, надеется увидеть родное бородатое лицо. Увидеть блеск любимых глаз… Ждет… Ждет потому, что любит…
Вот и сейчас. Бежит рядом. Охраняет. Кружит и забегает. Остановится. Послушает небо. Упрется глазами в посадку. Увидит чужого, бросится лаем вперед. Как определяет кто и что, сие не ведомо, но определяет влёт. На небо посматривает. Там даже не видно и не слышно ничего, а она антидроновым чутьем задирает голову и гавкает на еще невидимую[U1] , но уже подлетающую смерть. Ее задача, ее боевое задание, выданное дружбой и любовью близких, предупредить об опасности. Предупрежден значит спасен.
Вот и сейчас… Кружит и вынюхивает. Исследует. Мелькает по оврагу. Тенью между деревьев и теней.
Напрямую близко. Не совсем гладко, но близко. Протяни руку и вот он штаб. Только между Каем и штабом глубокий овраг, утыканный высоченными дубами. Очень глубокий. Дорожные колеи уходят круто влево в ветер и мороз, а овраг он строго впереди. Сразу за массетями, техникой, машинами. По дубам можно определить градус спуска и подъёма. Только зачем? Идешь себе по слоёному пирогу из веток, листьев, снега и идешь. Мягко скрипит пружинистый снег, шуршат потревоженные ботинками листья. Шум высоко поднявшихся ветвей да топот собачьих лап. Да паровозное дыхание с обнимкой на передышке. С дубом. С подкрашенной снежной полоской от земли до высот ночного ветра. Ветра нет. Он был ночью и сейчас путается где-то там вверху в верхушках дубов, пытающихся выглянуть из оврага. Тихо.
Герда убежит. Покружит. Поищет на деревьях белочек. Не расстроившись не найдя, бежит дальше. Остановится у разрытой кабанами в поисках желудей ямке. Обратит молча внимание и бежит дальше.
Он посчитал, что от ноля до Берлина, до передовой, в общем и целом такое же расстояние, как и отмерянное тут. Только около километра придется бежать по истерзанной усыпанной всем земле. зигзагами, уклоняясь от дронов, фипивишек, пуль, снарядов, мин и другой гадости. Добежать, чтобы выполнить боевую задачу. Дойти. Дойти до своей ленточки. А здоровье не двадцать лет, а силы и дыхалка ближе к финишу, да еще и ноги… как из сказки про русалочку. Каждый шаг, как по лезвию. И обезболы уже совсем условны. Кругом сказки. Но идти надо… каждый день. Туда и обратно. Когда настанет время бежать на Берлин будет легче и уверенней. Надежней. Чтобы не подвести ребят. Не стать обузой. Там секунда промедления может стать последней… Для всех…
Первый раз пройти было - не встать через полтора часа. Сейчас уже двадцать минут. И погода не мешает. Смотришь и идешь. Идешь и пойдешь. На Берлин, на Усы, на то, что скажут. Не важно... страха нет. А страшно то, что не страшно. На войне это опасно. И не страшно потому что уже ничего не осталось позади. Немного не так. Позади дом, семья, дети, любимая. Позади страна. Впереди страна. Одну защищаешь. Другую освобождаешь. А сверху любовь… Сверху Бог… Почему тогда?...
Куча наставлений и опыта предыдущих лет и войн. Учили штурмовать здания и высоты. Учили бегать и воевать в горах и пустынях… А вот в лесопосадках, в лесополках никто не учил… Как жить и выживать… Как побеждать… Как быть с удачей заодно…
Ветра нет. Но холодный воздух жадно затянутый лёгкими вырывается паром. Режущая боль в ногах останавливает. Обнимешь дубовый ствол, согреешь дыханием, впитаешь через него силу земли русской, отдышишься до спокойного и дальше. По перине, через и вокруг упавших и порванных стволов и веток. Скользя вниз. Царапаясь вверх. Уступами и зигзагами. Замирая на остановку Герды и вторя ей слушая и осматривая небо. Мало ли что…
А мало ли… под ногами тоже… внимательно и осторожно.
Кто знает, что тут ночью накидали…
На всякий случай…
Остановишься. Герда подбежит посмотрит в глаза. Толкнет в руку мордой: - Пошли!
И идешь…
Нечего киснуть и грузить себя воспоминаниями…
Это в прошлом.
Воспоминания…
Летят обжигая снегом, осколками льда по лицу.
О том, что такие же дубы, только трёхсотлетние шумят и смотрят в любимые окна... Без тебя…
О том, как цокают по ним не пули, а шустрые белочки… Без тебя…
О том, как поют утренние птички… Без тебя…
Как мало человеку надо... на секунду закрыть глаза и уже там, в любви и тепле…
С Гердой, не дающей пропасть…
Покусывающей сердце?
Нет женщинам на войне. Нет им тут места. Не надо расслаблять…
Овраг позади.
Поднялся.
Отдышался и назад.
В воспоминания и осторожность.
Через мороз и холод.
К теплу и любви…
За ожидающей и поджидающей Герде…
Снова…
Дорога.
Ветер в лицо поднятой изморозью.
По замерзшим спрятавшимся бороздам.
Собака выбежала радостно в поле…
И замерла…
Словно ударилась о невидимую людям стену…
Села в снег, подняла морду в небо, в ветер, в снег…
И завыла… тонко и жалобно, как человек…
- Герда! Герда! Ты чего?!
На небе и вокруг – тихо. Чего она? Вроде ничего не гудит, не шумит, не свистит. А она воет…
По морде, еще минуту назад смеющейся и веселящейся, слезы…
Слезы…
Человеческие горькие слезы…
- Ты что?! Герда!
А она виновато уткнулась в живот, спрятала свою собачью заплаканную морду под руку. Вздрагивая и всхлипывая, постанывая и подвывая…
- Чего ты?! Что случилось? Пойдем… Скоро, твой Гамлет приедет, немного осталось. Пойдем…
И глаза в глаза. Человеческие в человеческие… А в них… Случилось…
Пошли…
По дороге.
По одной и каждый по своей.
Герда и Кай.
Замороженные сердца.
По дороге…
От жизни до жизни…
Дорога от штаба до края…
***
Трезубец
Осеннее солнце уходило.
Цепляясь.
Прорываясь сквозь застывшие в пьяном угаре деревья. Или даже скорей через то, что от них осталось.
Ленточка дороги.
Черная под серым.
Спряталась.
Да не спряталась. Ей только кажется, что это так. Да только совсем и совсем не так. Ровное невозможно спрятать в хаосе и нагромождении. Если раньше это было красиво и быстро, то сейчас это обычное напоминание о мире, про который уже давно все забыли. Так это или не так, вопрос спорный. Только идёт оно, ровное, уже условно ровное, желтое к красному, по прямой запинаясь, спотыкаясь, наполняя разрывы и воронки длинными тенями сквозь и вдоль покалеченную, истерзанную, копаную, перекопанную лесопосадку. Лесополку хватающую, пытающую задержать искалеченными ветвями и стволами солнце… или день… или жизнь… своими обрубками и пеньками, раскиданными в щепы по перине из желтых-красных-бурых листьев. Мягкий, шелестящий, мокрый, не хрустящий запеленавший землю, блиндажи, траншеи ковер. От горизонта до горизонта. С исписанной осколками, на оставшихся стволах деревьев, поганками, закрывающими и протыкающими небо.
Как бы там ни было, но солнце уходило. У него своя жизнь. Оно уходит, чтобы где-то там зажечь свет и подарить радость утра. Другому. Но тут и сейчас оно медленно, кидая зебры и черные дыры теней, оставляло позиции… И свои и наши… Опускаясь ниже и ниже спряталось за холмик, высоту. Маленький волосатый обрубками деревьев - прыщик на огромном поле. Прячась за него, кидая на оставленный участок зловещую тень. Та, которая по мере ухода надвигалась и увеличивалась, захватывая и поглощая. До захода. до тех пор, пока не выключили свет. Полностью.
Прощалось.
На карте, на обычной карте, смотри не смотри, нет этого места. Ровные полоски, да зеленые пятна. Не там изломанных в причудливом экстазе траншей, нет воронок, чернеющих в рыжих листьях осени, нет сизых согревающих дымков, рассеивающихся в утреннем тумане, нет запахов тушёнки, пороха, нет вкуса ожидания штурма…
Кто-то раскидал по карте названия: Капля, Галка, Ржев, Космос, Сердце, Трезубец, Сибирь... Почему и как – чтобы было понятно. Быстро без раздумий. Когда нужно. Чтобы знать кому и куда идти.
Ребятам достался Трезубец. Неприметная высота с заходящим солнцем у населенного пункта Новоселки… недалеко от Сватово…
В кино и истории пишут об усиленной разработке, разведке, замысле и стратегии. И напишут. Только тут, внизу, под листьями, на глубине траншей, этого не видно. Тут лучше и четче слышишь Родину. Ту, которая с большой буквы и в сердце. Здесь на самом острие, на передке только Родина греет и только здесь забывает. Бывает. Может конечно и не так чтобы забывает. Как получится и кому повезет. Сейчас повезло - рядом нет случайных людей. Вокруг все, кто пришел за своим сердцем. Те, кто не смог и не стал сидеть дома и критиковать. Как в футболе. Пришли обычные люди, строители, механики, водители, которые как в сорок первом заняли свою очередь в военкомат. Без соплей и слов. Просто пришли. Защищать свою землю. Тут и сейчас. Злокачественную опухоль надо вырезать. И чем быстрее, тем лучше… Пока не стало совсем поздно. Обычные ребята…
Медведь.
Мультик.
Сава.
Балабан.
Гусар.
Ежик.
Дикий.
Афган.
Леший.
Магадан.
Помните их? А ведь были еще: Студент, Папай, Рагдай, Сват, Север, Дикий, Фукс, Мультик, Масей…
Это тут. У Сибири. А там, ближе ко Ржеву: Ларс, Фома, Волк… Другие... Братья...
Когда все вместе и долго, то легко. Когда все поровну: сигареты, сухпай, вода, солнце и небо, Родина. Слажены, сбиты, нацелены. Каждый за друга, каждый впереди. Каждый за всех. Со своими достатками и недостатками. Надеджны.
Вон Медведь, как зеркало роты: рукастый и огромный. Как все, из лета двадцать третьего. Когда учили на полигоне от души. Воевать, спасать, жить. Деревенский нормальный парень от сохи. Он же даже стричь умел без последствий и недовольств. Сказали и пошел. Как все. Как один.
Сава… Скажи слово ему. Подцепит, улыбнется, рассмешит. И солнышко на его улыбку засмотрится. Посмеется и к своему пулемету. Чистит, гладит, разговаривает, шепчет. Что-то ему рассказывает. На ушко. Как девушке любимой, на скамейке, в парке. Легкий и внешне…
Мультик… Когда началась мобилизация, мог бы соскочить. Увильнуть и затаится. Как некоторые. Ему-то что?! Если даже в армии не служил. Имел полное право. Так нет же, пошел в военкомат. Сам. И за месяц поползал, понюхал, научился, так что некоторые и за два года срочки не видели. А до этого и автомат видел только на картинке да в кино…
На войне так бывает. Смотришь на кого и думаешь: Упаси Бог… А он идет и делает музыку штурма… Вопреки всем мыслям и наблюдениям…
Командир - Гора. Уходил-ездил к Призу. Получил боевое задание. Приехал. С каждым посидел. Проговорил. Кто, как, куда и с чем. Поставил задачу.
А тут уже несколько дней. Второй батальон ушел на отдых передав отрытые траншеи, а также что, куда и откуда. Между высотой и ротой осталось лишь два наблюдательных пункта. Их. Батальоновских. Они не ушли и не уйдут пока высота не станет нашей. Они нужны. Они тут шелест травы на слух видят. Все движения и молчания. Где что и как. Разведка. Дозор. А завтра-послезавтра штурм. Не уйти…
Далась кому-то эта высота с десятком уродов! Снесли бы артой да и делов - то. Да только снести каждый сможет, а потом где закрепляться? Как стоять? Как держать?
Итак, слева полюшко Космос и справа тоже, скатерть полевая. Чистополье. Ровное и бездонное. Там не пройти и не подойти. Не укрыться, не зацепиться. Птички смертоносные незнамо сколько. Жужжат. Потому и штурм. И закреп.
Ночь перед боем… Кто-то спит. Кто-то одежду рукой чистит. Кто на руки дышит… По-разному.
Гора взяв проводника, со стороны Ржева, потопал к хохлам. Уже не на ноль. Уже в самую пасть… Он должен знать. Он обязан. Каждую складочку и ямку пощупать ногами и руками...
В утре просыпаются страхи, но их не слышно. Утренняя прохлада, позавчерашний дождь прячут шум шагов. Два человека. Проводник и Гора. Молча. К самым и самому. Кажется, сейчас услышат. Зацепят дыхание. Шансов отсюда уйти уже не будет. Но Горе нужно самому пройти. Обследовать и попробовать передок на ощупь. Чтобы знать где лучше укусить… Подышать воздухом… Так близко, что даже запахи из окопов вокруг. Бьют в раздувающие опасностью и напряженьем ноздри. А ведь так хочется кинуть туда пару гранат, сейчас и зайти по-взрослому… Забить вражий смрад порохом... Может так и надо было…
Прошел. Обошел. Вернулся. Теперь все ясно и понятно. Два пулемета. Слева соседи будут работать. Справа Восьмая. Медведь закрывает гранатометом пулемет. Там ложбинка. Гусар отвлекает его на себя. Ребята уступом следом. Там воронка. Сава прикрывает справа. Пулеметом. Зашли. Зачистили. Закреп. Победа. Все по-простому. Их десять. Нас двадцать. Все получится.
Первый штурм… Учили хорошо. Но первый всегда первый. И страшно дрогнуть. Беспредельно… Подвести ребят…
Штурмовать легко и просто, когда одним фронтом. Когда все встали и пошли. Когда видно того, кто слева. Когда видно того, кто справа. Рука об руку. Одной цепью. Легко. Но если ляжет один… Испугавшись или задумавши что, то лягут все. И тогда поднять их будет сложно и непросто. А ползком даже тридцать метров это полчаса. а значит никто не дойдет. Значит соберутся, разберутся и в ответку так дадут, что про все на свете забудешь. Там тоже не дураки. Всех учил Советский союз А этих еще и инструктора из-за бугра, плюс вооружение, оснащение, техника на современном уровне, а не… ну и… …в окопах легко – бежать-то им не надо, да и согреться, спрятаться от дождей легко. Сытые и готовые. А тут не размяться в мокрой пропитанной земляным месивом, одеждой; со скрюченными от холода пальцами; затекшими морозом ногами; ознобом бьющем тело… то ли от холода, то ли от… на штурм…
Опасно и бессмысленно. Гора тут главный. Он и решил. Уступом. Так вернее и целее.
Ночь перед боем. Холодно. Мокро. Темно. Сыро. Липко.
Проводники идут вперед. Ведут. За ними остальные. Тихо. Ступая, пусть не след в след, но осторожно. Чтобы не хрустнуло и не щелкнуло. Влажные листья ковром раскиданные прячут звуки, не дают грязи цепляться и сдерживать. Идут. Моросит. Там впереди уже все есть. И траншеи, и блиндажи. Идут. Только там опасно. Как везде. Все и все известны. Пристреляны. Мокро. А вот в траншеях есть норы. Спасительные. От артиллерии. От дронов. Маленькие и большие. Холодно. Как в отеле… На двоих… На одного… Медведь с Гусаром ближе к Трезубцу чем все. Их задача – пулемет. Тот что справа. Левый возьмут соседи. Они тоже уже, наверное, выдвинулись и пытаются согреться. Как все. Так что пулемет это главное. Пулемет — это пол победы.
Ну, кто его назвал Трезубцем!? Кто!? Ну сверху да, похож. Так назови ты его Вилами. Ведь тоже, похож, так нет… Три зубца, значит Трезубец… Будто вилы не бывают из трёх зубьев…
Утро…
Морось.
Дымка ночи сменилась серой тьмой.
Солнце не взошло.
Шесть утра.
Пошли.
Десять.
Пятнадцать.
Двадцать шагов мелькающих в беге шагов.
Тихо.
Тишину рвет дыхание.
Стук сердец отбойными молотками.
Бегом!
Бегом…
Еще шаг, два. Три…
Сколько там впереди?!
Тридцать или двадцать?!
В любом случае все замерло и остановилось.
И дойти – вечность…
Без конца и края…
В сумерках. В ускользающей ночи заметить бегущих тенями сложно. Но заметили.
Выстрел.
Второй.
Очередь.
Пули дождем.
Гусар.
Медведь.
Между пуль…
Всё!
Лирика закончилась!
Теперь вправо.
Теперь влево.
Гора корректирует.
- Впереди! Уходи вправо! Ещё! Еще! Вперед!
Слушаешь. Потому что сверху ему виднее.
- Гусар! Начинай!
Очередь по верху окопов и на пулемет.
Пулемет!
Отвлечь!
- Медведь! Подходи! Так! Так!
Пулеметчик. Сместил огонь по Гусару. Не давая ему встать…
- Медведь!
А ему уже и говорить не надо. Гранатомет хлопнул. Вспышка.
- Попал! Готов! Гусар! Гранаты! Уходи вправо!
- Магадан! Дикий! Афган! Пошли.
Уступом хорошо. Один прикрывает другого. Не дает прицельно выстрелить собакам… А эти, в окопах… Поднимут автоматы над головой и стреляют куда получится. На дурачка… научились у обезьян западных... Но пока везет – мимо у них…
А ведь получается… словно ждали… и по ходу и не десять, не двадцать… поболе… да чего?! Их что, считать пришли? Потом посчитаем! Сейчас вперед! Всего-то осталось двадцать метров…
А вверх бежать по скользкому не очень…
Пробуксовывают ноги, подгибаются, лицом в землю. Сырая одежда от жара тела дымится.
Подъем и снова, и снова…
Пулемет молчит... Значит срезали… Можно идти… Вперед!
Метр.
Два.
Медведь впереди… Стеной перед всеми…
И тут пулемет… вспыхнул розой … по ногам… по падающему Медведю…
Вперед!
Не стоять!
Огонь!
Давай!
Огонь!
Гранаты!
Вперед…
Медведь еще жив. Отвлекаться нельзя. Остановишься - все лягут…
Вперед…
А перед самыми самыми кончились патроны…
Граната…
Гусар!
Вправо…
Магадан сзади. Кидает рожки с патронами.
- Гусар! Держи!
Ребята держат.
Прикрывают.
Пулемет…
Гора со стороны. Гранатометом. Заткнись!
Гусар над окопом.
Магадан!
Дикий!
Зачистка!
Есть!
Вперед!
Трезубец он потому и Трезубец, что если сбоку смотреть или идти, то после одной линии окопов идет вторая. за ней третья и железная дорога… Так что еще ничего не закончилось… Но еще везет…
А закрепа нет…
Что-то не сработало…
Не срослось…
Нет закрепа…
Сколько там? Десяток метров? Больше? Меньше? Афган… Уже чуть-чуть и можно дальше, на второй зубец…
Есть такой миномет… Польский… Не слышно его… Полькой и прозвали… И пошла полька квадратно гнездовым… и под ноги Афгану… Фонтаном кинула…
А закрепа нет…
А ведь взяли мать их етти!
Взяли!!!!!
Ну, где этот закреп б…!!!
Гора:
- Уходите!
Кирдык ему потом… кирдык… смелый и дерзкий… но для него главное люди, а уже не ставший бессмысленным, без закрепа, штурм…
- Уходите… Прикрывайте…
А полька пыхает и пыхает…
Магадан зацепил Афгана… Гусар Медведя… под пулями, под полькой… пусть вниз, но в броне и весе… Тащить! Оставлять нельзя! Все по …. Нельзя…
А эти, поняли и в догон… Осмелели… Чуть не выпрыгивают из окопов. Чуть не догонять бросились…
Разбежались… А Сава-то, Сава… Что цедил по чуть-чуть по огрызающимся. Развернулся, да широко и от души. Веером. И назад, на Трезубец.
- Отходи!
А сам в атаку… Один… загнал всех назад. Сбил прицел…
Дотащили…
А закреп так и не пришел…
…А солнце так и не вышло…
Не стало смотреть на чернеющие пятна от польки, на желтые с красным листья осени…
У Новоселок.
У Сватово…
Восьмая рота.
Третий бат…
