Филин
Три ночи.
Звезды трутся и шуршат к спящей земле.
Пора.
За спиной мир снов.
За спиной семья, дети, страна.
За спиной много чего, о чем и думать не хочется. От Москвы до надежды.
А впереди дорога.
Дорога, которую выбрал сам.
Дорога, которая не выбирала.
Дорога, которую проложили обычные.
Такие как все. И кого не отличить в толпе совсем и никогда.
Люди дороги.
Дороги от и до.
Дороги от мира к войне. В войну. Их можно назвать трассой, шоссе, тропиночкой, тропой… как угодно, суть не меняется.
Здесь, на войне, это называется – поднос.
Не тот, что в ресторане в руках у официанта, а тот, что ночью и на передок, на остриё, где искрой надежды теплится надежда и где голодным блеском лезвия ножа играет смерть.
Туда, где сила и мощь страны собирается в один кулак разящий зло…
Туда, где Родина, без шелухи и половы…
Дорога на передок начинается со школы. С учителей и родителей. Со справедливости и целей, заложенных ими. С веры, надежды и любви. Это уже потом кто-то берет в руки автомат, а кто-то плуг. У каждого свои пути и своя звезда. Ручейки рек побед. По капельке куется будущее страны. По капельке…
А дорога бежит и извивается.
И теперь на ней те, которых не видел, не знаешь, не заметишь в обычной жизни. Не подумаешь. Ребята, вставшие за Родину и отдающие себя ей навсегда.
Много пафоса, слов и текста. А суть в том, что сейчас нужно уложить в рюкзак максимум необходимого на передок. От воды до гранат. Учесть все мелочи и необходимости. Собрать и поднять. Чтобы бежать и нести. Чтобы донести. Чтобы дойти. Чтобы вернуться. Но это уже другая история. Об этом некогда думать.
Путь на передок, если на пальцах, прост. Точка А, точка Б, точка… Самая трудная и легкая - это путь в военкомат. С сердцем дома и там. Самая тяжелая и простая – научиться воевать, что значит защищать, помогать, спасать. Ну, и обыденная – отсюда до передка.
Начало пути это Кроха. Маленькие и незаметные два метра доброты. Он водитель. Он тот кому, как разведчику, достается всё. От него, от его опыта, внимания, от реакции, от мастерства и интуиции зависит жизнь тех, кого он везет. До нуля. До точки выверенной практикой. Оттуда откуда пешком. Оттуда, откуда начинается заливка. На передок. Ребят. Откуда вывозятся раненные… и другие.
Работа водителя незаметна. Да что там, крутишь баранку и сидишь, покуривая и сплевывая в окошко. Ну, какая это работа? А он летит, по ухабам и ямам. Куда? Зачем? Не дрова же в кузове! А почему без света?! Ни чего же не видно! Он нас убьет, придурок! Что притормозить полегче нельзя!?... Из -под тента кузова видна только часть пути, пыль да грязь пройденного. Что впереди доступно лишь водителю да старшему, заливающему в ночь ребят. Отправляющим в поднос.
Чем дальше путь, тем меньше машина. При подъезде к точке она малипусенькая, сжатая… Или так хочется… незаметно…
Те, кто впервые идут на передок, на заливку, тащат баулы с вещами и едой. Со шмотьём и жрачкой. В касках, брониках, автоматах на шее, в скрипящей пахнущей магазином наглаженной одежде… В сумках и баулах. Обвешанные. На всех этапах пути им талдычат и говорят, разъясняют, что и сколько брать. Но ложка своего опыта весомей тонн наставлений и пожеланий. Поэтому все только смотрят и смеются. Они-то знают, что …зачем брать то, что не можешь самостоятельно унести? Зачем брать то, что придавит тебя к земле и лишит оперативности движения. Зачем тебе то, что остановит твой бег? И получается, как в мультике про Чебурашку и крокодила Гену – путь, устланный вещами, которые ТАМ не нужны. Шелуха. Остается только то, что необходимо для выживания и выполнения боевой задачи. Всё!
Вот летят по кузову перемешанные со шмурдяком, жратвой и автоматами те, кто будет защищать Родину. Без пафоса и лишних слов. Едут на территорию действий из зоны демагогии и политики. И задача Крохи доставить их целыми. На ноль. На точку, где уже нет транспорта и такси. Где надеяться можно только на свои ноги. Точку откуда выходят на передок. На точку где меняются ценности. Где меняется мир. Точка, где его нет…
Тут просто. Встали. Фыркнули облаком пыли, брызнули фонтаном грязи. Бегом из машины. Оставляя часть ненужного темными островками на земле. Вприпрыжку в посадку. В лесополосу. За проводником. Прощаясь на бегу. Скрываясь в темноту. Еще не отшуршала одежда кустов, не стих топот ног. Кроха со старшим уже закидали то, что подготовили на вывоз. В первую очередь раненных и тех, кто вышел из ада. Кому сегодня повезло. Полминуты - минута и фырк…. Пошла темная громадина в черную ночь. Домой…
А сегодня проводник Филин.
Сегодня пять человек в заливку. Два в поднос. Много. Посмотрел на молодых.
- Подсумки с пустыми магазинами отстегнули.
Дождался выполнения. Он тут царь и командир. Хочешь выжить и дойти – слушай и выполняй.
- Вещи. Берёте это и это. Остальное в кусты.
Показал. Посмотрел. Коротко проинструктировал. Как, что и где. И в путь.
Самое лучшее время — это закат и рассвет.
Самое лучшее время года - это лето.
Самая лучшая погода — это ветрище, дождь и снег в любое время года.
И туман…
Густой, сметанный.
Такой чтобы видеть только пять метров в округе.
Лучшая одежда – шапка невидимка.
Лучшее средство передвижения – ковёр-самолет, ступа и метла.
Ну, а если ничего нет, то как получится…
…Дроны налетели внезапно, и как всегда, ниоткуда. Ребята горохом рассыпались под защиту кустов, а Филин не успел. Он дальше всех на открытке. Запнулся и растянулся. Уткнулся носом в землю, вытянул ноги в белых носочках и замер. Фипивишки просвистели мимо, а одна зацепилась. То ли носочки ей не понравились, толи ещё что… Зависла. Прямо над Филином. Словно размышляя: Вмочить или не вмочить в это лежащее тело. Она медленно спустилась к Филину, осторожно, словно лиса, пробующая лапой свернувшегося в клубок ежа. Потом резко взмыла вверх. Застыла. Облетела вокруг. Снова зависла. Прямо над головой. Пролетела вдоль. От макушки до кроссовок. Взмыла. Зависла. Филину не вздрогнуть не шелохнуться. Одно движение и спикирует, и привет родителям. Вверх-вниз. Вверх-вниз… Висит посвистывает. Забавляется.
А Филин изображает мертвого.
А тому, кто с той стороны камеры, видимо, жалко на двухсотого тратить машинку. А может забавляется скотина. Нервы проверяет. Кто кого.
Только затекли руки. Ноги. Одеревенело тело в напряжении и ознобе утра.
А эта зараза: вверх-вниз, вверх- вниз… Вправо – влево. Влево – вправо… Устроила качели…
А из Филина, в утро, благо фипивишки глухие:
- Господи! У меня же через неделю день рождения! Люди приглашены. Расстроятся!
А жужелица не улетает. Жужжит посвистывая лопастями… от головы до пяток…
Напряжение…
Воздух, утренний свежий воздух… Кусками. Лёгкие на разрыв. Сердце отбойным молотком…
Сколько прошло? Час? Два? Вечность... На деле сорок минут…
- Да пошла ты… едрит твою державу мать!
Филин перевернулся на спину. Сел. Размял руки. Встал на ноги. Отряхнул руками одежду. Поправил белые носочки… И пошагал в сторону передовой. Осталось-то метров восемьсот…
Фипивишка от такой наглости взмыла вверх. Отлетела в сторону, чтобы со стороны взглянуть на наглеца. Залетела вперед. Развернулась. И полетела на Филина. Видимо решили фашисты посмотреть, как он будет убегать. Посмеяться. Поиграть в сафари. Сделать крутые видосики…
А Филин не дернулся. Как шёл, так и пошел.
- Пошла ты…
А она не пошла. Она полетела. Ближе. ближе. ближе… Взвизгнув лопастями в нетерпении… Прямо в лоб… Ждала, что уклонится Филин. Прыгнет зайцем, уберет голову, в сторону. В страхе упадёт. Побежит… Забьётся…
А по хрен! И не побежал. И не отвернулся. И не закрылся. Только и успел поднять глаза вверх. Выше фипвишки и уродов, сидящих с пультом управления, выше:
- Господи! Помоги!
А фипивишка со всего разлёта и ему в лоб, под кепку…
И всё…
И ничего! Не сработала! Упал. Встал. Взял автомат за ствол. И как в гольфе… Ух!!! Полетели обломки в траву. Не взорвалась!!!!
- Чего расселись!?
- Бегом, вашу мать!
- За мной…
***
Чернильная ночь
Чернильная это когда не клякса замысловатая на белом листе бумаги, а когда головой да в бочку. С чернилами. Синими. Фиолетовыми. Черными. По плечи и с размаху. Когда черные безмолвные деревья на синем, исиння черном фоне. Без ветерка и надежды. Без лучика света. А идти тяжело, когда не знаешь и не умеешь. И чтобы не рухнуть, не врезаться, не кувыркнуться, не упасть нужно совсем чуть-чуть. Остановиться. Подышать этой чернью. Стать её частью. Стать тенью, пятном, кляксой в кляксе. Сжать до невозможности глаза. Постоять. Открыть. И идти. Идти, куда эти самые глаза глядят или не глядят. Становится если не светло, то видно. Хотя бывают ночи ночней тьмы. В них просто тебя нет. Что закрыл глаза, что открыл. И тут другие рецепты чтобы выжить в этом враждебном со всех сторон мире. Чтобы выжить в этой войне. Чтобы дойти. Чтобы победить. И рецепт прост. Закрывать глаза и открывать уши. И еще лучше прижаться к дереву и врости в него. И слушать округу через него. Он тут давно, а ты прохожий, понаехавший. С ним по-хорошему, а он спасет. Подскажет.
Вон там, где-то... Зашуршала листва. Слежавшаяся, намокшая, но почему-то шуршащая. Мышка хвостиком. Полевочка пробежала. Коготочками: цок-цок по веточкам... Хлоп... Веточка сухая. Сама собой упала. Обломилась давненько, а тут время пришло и упала. Тихо. Грохотом по ушам. А там вдали тихий посвист. Тихий-тихий... Слабый. Потому что где-то. Волосы и на спине дыбом. Это враг! Фипивишка-дрон на горизонте. Сколько?! Восемьсот, километр? Этой тьма не тьма. Она другим глазом смотрит. Рыскает. Ищет тепло рук, да блеск глаз. А видит далеко. Оправил надобности во тьму, на пенек, на дерево - почитай костер развел в лесу:- Смотри подружка! Я тут!
А ты вжимаешься в спасительный ствол, замираешь камнем... Лети, лети своей дорогой... Ушла... А бензопила?! Корова или баба-яга? Мощный дрон. Очень мощный. Ревущей, рвущей сырость над головой. Что ей пилить тут, ночью, когда ничего не видно!? С натугой, надрывом... И только не над головой. Только не рядом. Зависнет и разродится миной противотанковой с какой-нибудь привязанной жарко горящей жидкостью в бутылке. Чтобы теплее стало. Чтобы согреть... До состояния окорочков гриль... Это для слабонервных. Для тех, кто с нормальной психикой - утро с фаршем и кусками мяса. В разных местах. Но это не всем. Это тем, кто слушал и вжимался. Тем, кто учился. Тем, кому просто повезло.
Под утро. Предвестником света. Летят и гудят куда-то над головой не видимые, но физически наполняющие воздух и расползающуюся тьму ракеты. Ну, наверное. Те, которые мстят за ночной беспредел. Но беспредел тут, а они погудят и гулом растают в капельках рассвета. Они там, а мы тут. И землянки тут не в три наката, а в один. Баба-ежка такие разматывает на раз. Как грецкий орех под молотком. Хрусь - и всмятку. Хрусь - и скорлупки как не бывало. В кусочки брызгами, да по сторонам. Хрусь - и всмятку... А бревен нет. Если порезать те что вокруг, те спички, что еще остались стоять, то как слышать ночь? Как? А если не слушать, если попилить, то исчезнет маленький, но барьер между жужащими смертью и трепыхающими жизнью.
Утро бывает добрым и тихим. Оно всегда такое. И дома. И на войне. Но как его ждёшь, как дрожит и замирает сердце в ожидании света, первых лучиках далекого, но солнца. Ой как ждешь! Время, когда у летающих, сосущих жизнь, пропадает возможность видеть тепло. Дыхание. Надежду. Время, когда можно отдохнуть, согреться и отойти. От страха и холода. От холода и страха. Время, когда пропадают мышки и появляются добрые, живые юркающие по веткам и стволам добрые птички. Когда ты смеешься им как ребенок. Забыв про ночные ужасы и маты. Маты - автоматы... Автоматы...
Сколько тут всего придумали местные и не местные Кулибины и оружейники. Чтобы помочь выжить... Против дронов автомат как дробинка по стае воробьев. Время на доли секунды, скорость, свист и кирдык. Успеешь? Успеешь дать очередь на этих отрезках секунды? Успеешь прицелиться и попасть! В маленькую летящую копьем цель размером с ладошку? То то и оно. Вот и придумывают, накручивают, наваривают, присобачивают, привязывают. То, что остановит. То, что не даст. Автомат превращают в ружье, стреляющее дробью. Пусть один выстрел, но вдруг повезет. Там дальше как получится. Но вдруг это именно тот случай, а? И самолеты бывало сбивали… Много всего придумали. От простой дроби до дроби с кевларовыми нитями, от простых патронов, автоматных, до начиненных дробинками, может даже пластиковыми или резиновыми... Кулибиными полна земля русская. За тем и побеждаем.
Утро — это хорошо. По утру можно определить, что прошли сутки. Тут свои часы, свое время. Утро подсказывает, что необходимо поесть. Что нужно сообразить что-то, что подвинет холод и разогреет тушёнку. Кусок горячей воды в бумажную кружку с лапшой. Пир. И руки, застывшие и окаменевшие ожечь теплом. По-разному бывает. Ребята рассказывали, что и желуди приходилось грызть. Когда били не только птички, но и арта. Когда не было подноса неделю. Когда ночь становилась днем, а день незнамо чем... Когда не подойти. Когда накат за накатом есть не хочется. Хочется патронов и гранат. До слез до дрожания рук. Патронов и гранат! Враг не должен, не имеет права ступить на нашу землю! И подняться бы во весь рост, да вперед... Но нельзя. Сейчас нельзя. Встанешь и налетят свистяще-жужащие.
Облепят. Что не дойти. По трезвому надо. С умом. По обстановке. А обстановка такова, что проигрываем в технике, в подавлении, в птичках и разведке. Но это не всегда. Это до поры до времени. Мы русские. Нам только собраться в кучу, уцелеть, а потом и не остановить нас... Тем более, что тут одни герои. Простые обычные герои. И не понять в теплых чистых постельках, лежащих у телевизора с попкорном, как принято сейчас говорить, что сие значит. Молчащие. Трезвые. Думающие командиры. Не те, что по телевизору показывают в особняках да в наручниках. Не те. Совсем другие. Молодые, живые, командиры. Ценящие каждого, надеющиеся на каждого. Они тут. Офицеры. От командира батальона, до взводного. У них на плечах не только собственные страхи и мысли, у них люди. Те, с которыми они радуются солнцу, те, с которыми они делят банку тушёнки. Те, которые отдают свой глоток воды, обезбол и жгуты. Те, которые идут впереди в бой, не прячась и не оглядываясь. Те, которые знают, что каждый сзади закроет товарища от пули, оттолкнет от птички, прикроет очередью, вытащит из-под огня. Те, кто тут любит Родину, защищает её и не кричит об этом на каждом углу. Они делают свою работу. От комбата до лейтенанта. От лейтенанта до командира корпуса. От рядового до вечности. Каждый впереди. И каждый черпает мерой свою ответственность. И у каждого она своя. От половника до ведра...
Кто мне позвонил и не скажу. Говорит, ты дай там полковникам денег, и тебя не пошлют на передовую... Как же вы там далеки. И от передовой, и от людей, и от здесь... Полюсами... Когда лучшая еда — это патроны, патроны и патроны. Гранаты. Когда счастье — это твои товарищи, наши дроны, наша артиллерия, наши танки. Когда счастье - умыться напрочь и насквозь потом, а не слезами разного цвета. Когда есть что загрысть и запить. Когда день. Когда победа. Когда солнце. Когда ночь…
Когда чернильная ночь еще не пришла...
Когда ты знаешь, что ты победишь.
… и ночь…
… и себя...
