…он и сам отчасти Чацкий – Грибоедов, противостоящий миру косности и алчности, несправедливости и порока.
Вот он на паркетах, и горят парфеноны свечей читает отрывки из «Горя от ума» - есть ли что горше оного?
Есть ли созвучия слаще, чем те, какие предложил Грибоедов – ушедшие в пласты языка, в массы народные так, что и автора-то новые поколения не помнят.
Отточенность созвучий завораживает, равно – метафизическая верность характеристик многих явлений, психологические ситуации, которых представлено много – целые реестры…
Как Фамусов превозносит лизоблюдство:
Сурьезный взгляд, надменный нрав.
Когда же надо подслужиться,
И он сгибался вперегиб:
На куртаге ему случилось обступиться;
Упал, да так, что чуть затылка не пришиб;
Старик заохал, голос хрипкий;
Был высочайшею пожалован улыбкой;
Изволили смеяться; как же он?
Привстал, оправился, хотел отдать поклон,
Упал вдруго́рядь — уж нарочно, —
А хохот пуще, он и в третий так же точно.
А? как по вашему? по нашему — смышлен.
Упал он больно, встал здорово.
Не ветшающая весть лакейства, разворачивающаяся на всех уровнях бытия, всегда и везде; да и язык… практически современен: словно Грибоедов живёт промеж нас, вновь и вновь сочиняя текст, преодолевший время, и вкрапляя в него такие колоритные архаизмы.
Он смотрит – великолепный Грибоедов: на толпы, вылетающие из метро, на суету, обыденность; он смотрит – с высот памятника, и масса криволицых карапузов, словно в ленту времён, впечатанные в цоколь памятника, глядится так колоритно.
Ущербы душевные, уродства, изломы, показанные с необычайной щедростью: пошлая услужливость, молчание, сулящее золото положения, тупость, возводимая в квадрат, нежелание продвигаться в глубь книжной мудрости: Собрать все книги бы, да сжечь! – готовность уничтожить непохожего на привычный мир.
Чацкий – отчасти Гамлет…
Предшествующий многим персонажам литературы, а значит и жизни, он жив в своём особом драгоценном янтаре размышлений-рассуждений, и то, насколько прислуживаться тошно, во многом определяет его мир.
Звучат чудесные вальсы Грибоедова.
Они звучат – трепетно и нежно, вливаясь во всякую современность шедеврами музыкальной мысли: мысль самого Грибоедова пульсировала многопланово.
Дипломат, не ожидавший смерти, но – словно готовый к ней всегда.
Великая хранительница любви Нина; чёрно-красные розы на мраморе могильной плиты.
Словно – всё в его, Грибоедова, жизни было красиво: всё сияло, оттенённое скорбью и чрезмерным знанием мира; и всё, созданное им, осталось лучевидно светить бесконечности поколений.
