Православие на счетчике

Сколько в России православных и, главное, каковы они, что можно сказать об их духовных качествах? Недавно ВЦИОМ провел опрос, согласно которому большинство опрошенных жителей нашей страны называют себя православными (https://wciom.ru/analytical-reviews/analiticheskii-obzor/velikii-post-2024). Нынешней весной этот показатель составил 66%, что ниже данных 2017 г. на 9%, и всё равно Православие уверенно удерживает пальму первенства.

В то же время ряд социологов отмечают низкую долю «истинно верующих». Идейные противники Церкви используют данное обстоятельство как аргумент для нападок на нее. Попробуем разобраться в данном вопросе.

«Статистическая погрешность»

Численность православных людей в России — корень пререкания в современной публицистике, популярная тема околорелигиозных и общественных дискуссий, удобное оружие антихристианской пропаганды.

Как работает этот многолетний «механизм»? Время от времени различные структуры проводят социологические опросы об отношении россиян к религии, и выясняется, что православными в России себя считают 60–80% опрошенных. Затем подопытным людям подкладывают «уточняющие вопросы», например, о регулярном посещении храма, о степени воцерковленности, соблюдении постов, вере в догматы Церкви, исповеди и проч. Социологи внимательно фиксируют в процентном соотношении, сколько людей, называющих себя православными, верят в то или иное.

Авторы опросов «режут» массу верующих на части: кто правильно верит, кто не очень, и в результате число «истинно православных» доходит до минимума. Вот, например, цитата из исследования Фонда общественного мнения 2014 года: «причащающиеся раз в месяц и чаще — всего 1,4%, ежедневно вычитывающие молитвенное правило — 0,7%, соблюдающие все посты — 0,4% от числа россиян» (цит. по: https://pravoslavie.ru/123130.html).

«В современном российском обществе религиозность имеет множество вариаций. Наряду с традиционной моделью, когда люди и верят в Бога, и ходят в церковь и говорят о важной роли религии в их жизни, есть те, кто говорит о важной роли религии, но не посещает церковь и не верит в Бога. А есть и те, кто отрицает роль религии, называет себя неверующим, но при этом периодически ходит в храм», — глубокомысленно рассуждают во ВЦИОМе (https://wciom.ru/analytical-reviews/analiticheskii-obzor/religija-i-obshchestvo-monitoring).

Светские «исследователи» формальной праведности православных очень любят использовать сведения полиции об участии людей в ночных праздничных службах — пасхальных и рождественских «По данным МВД, в последние 15 лет в рождественскую ночь в России в храмы приходят два–три миллиона человек — 1,4–2% населения», — цитируют религиоведы служебные сводки.

Но и простого прихода в храм пасхальной ночью оказывается недостаточно! Социолог Наталия Зоркая пишет: «Даже на Пасху большинство пришедших в храм не участвуют в самой литургии, а просто ставят свечи, молятся, освещают куличи, заказывают требы и, как правило, весьма смутно представляют себе смысл православного вероучения».

Исходя из обычных количественных показателей, критики отказывают нашей Церкви в праве на духовное руководство в обществе, на высказывание своей позиции по любой точке зрения, да и на существование вообще (https://pikabu.ru/story/realnoe_kollichestvo_pravoslavnyikh_v_rossii_6487818). Православность как таковая, по их мнению, приравнивается всего лишь к этнической идентификации (православный = русский) и к поверхностным обрядам, за которыми не стоит ровным счетом ничего.

«По данным социологических опросов о религиозной идентичности, в последние годы 70–75%, а по некоторым опросам, до 80% опрошенных говорят, что они православные. Несмотря на это, количество людей, способных дойти до храма [в рождественскую ночь]… остается в пределах статистической погрешности», — утверждает религиовед Николай Митрохин в статье под названием «30% православных считают, что Бога нет» (https://takiedela.ru/2017/04/takaya-rossiya-cerkov/; https://www.sova-center.ru/religion/publications/2015/01/d30997/).

«Если всерьез поинтересоваться у россиян, сколько из них НЕ встречали Новый год по новому календарю (то есть в ночь на 1 января, а не 13-го), сколько НЕ притрагивались к скоромной еде во время великого предрождественского поста, то мы получим исчезающе малую величину “истинно верующих”» (https://newizv.ru/news/2018-01-07/strana-ateistov-v-rozhdestvenskih-bogosluzheniyah-prinyali-uchastie-menee-2-h-protsentov-rossiyan-261968), — победоносно заканчивает свой материал очередной учитель безверия. Как говорится, «срезал»!

Похожие мнения порой высказывают и наши друзья мусульмане. Некоторые адепты «самой мирной религии» повторяют тезисы о малочисленности «настоящих» православных и на этом основании привычно выдают стандартные угрозы умерщвления русских в России. (Впрочем, вряд ли здесь стоит слишком подробно рассказывать о данном аспекте межрелигиозного «диалога».)

Итак, вызов брошен. Что на всё это можно ответить?

Комсомольцы из плоти и бумаги

Один священник уподобил наше современное общество огромному выжженному полю: духовное начало где только можно уничтожено на корню суровыми пожарами и заморозками, и лишь случайно уцелели кое-где небольшие клочки пшеницы. Это и есть верующие люди в нашем разъединенном и отчужденном социуме. К примеру, в единственном храме поселка с населением 20 тысяч человек в воскресный день можно насчитать чуть более ста человек, причем в церковь ходят одни и те же люди, и новичок в храме сразу обращает на себя внимание…

Да, можно, конечно, наивно довериться светским социологам и залиться покаянным плачем, дескать, вы правы, действительно, Церковь оплошала, священники плохо просвещают паству, верующие отвратительно соблюдают посты и прочие обрядовые установления… если бы не ряд обстоятельств.

Почему так случилось, каковы истоки такого положения дел? Мне довелось как-то услышать необычную трактовку изречения «Москва — третий Рим»: здесь имеется в виду не государственно-военная мощь, не геополитическое влияние, не гордыня власти, как может показаться с первого взгляда, а масштаб гонений на христиан. Первый Рим — начало христианства в катакомбах Вечного города, омытое кровью бесчисленных мучеников. Второй Рим — гибель столицы Византийской империи Константинополя под натиском диких орд и дальнейший многовековой геноцид православных христиан. Наконец, Третий Рим — красный террор в большевистской России.

Уничтожение Церкви и преследование верующих было одной из главных внутренних задач мощного советского государства. Классовый геноцид был развернут во всем возможным усердием, большевики многими десятилетиями разрушали православную жизнь как таковую.

Можно привести лишь пару цифр: до революции в нашей стране было 56 тысяч православных приходов, а к началу Великой Отечественной войны их осталось не более трехсот (!). И данные по «кадровому вопросу»: в 1917–1939 годах в результате красного террора и репрессий из 146 тысяч священнослужителей и монашествующих погибли более 120 тысяч человек (Более подробная информация по данному вопросу: Митрофанов Георгий, прот. История Русской Православной Церкви 1900–1927. СПб., 2002. С. 8, 219, 371, 398; Обозный К. П. История Псковской православной миссии 1941–1944 гг. М., 2008. С. 52; Шкаровский М. В. Нацистская Германия и Православная Церковь. (Нацистская политика в отношении Православной Церкви и религиозное возрождение на оккупированной территории СССР). М., 2002; с. 481–482; Яковлев А. Н. Крестосев. М., 2000; с. 194.)

Но вот Советский Союз развалился — распался сам, а не был уничтожен врагами, что симптоматично. Девяностые годы принято называть «временем духовного возрождения». Да, храмы и монастыри открывались едва ли не каждый день, люди обращались к вере и могли постичь давно запрещенную мудрость. Однако всё ли было так благостно в ту странную эпоху? Период либеральной разрухи и грандиозного национального позора могут похвалить лишь узкая прослойка населения, которая каким-то образом смогла обогатиться за счет мутных бизнес-схем, да ельцинская вдова, обозвавшая девяностые годы «святыми» (ей, может быть, простительно).

Грабеж и разбазаривание национальных богатств России, повальное обнищание почти всех, финансовые пирамиды, масштабные криминальные войны, повальная алкоголизация и наркотизация, обилие сект и экстрасенсов, семибанкирщина, перечислять можно еще долго. Плюс ко всему ударное вымирание и миллионы пенсионеров, которые «не вписались в рынок». И всё это под «чутким руководством» не вполне психически здорового президента, который, пишут его приверженцы, даже как будто переживал за Россию, хотя страной фактически управляла его Семья… Чьи интересы она отстаивала? Березовский не даст соврать.

Что же касается Русской Православной Церкви, то ее положение в 1990-е годы всё же нельзя назвать безоблачным, как бы критики ни утверждали обратное. Либеральная антицерковная цензура тех времен действовала очень четко и жестко: было негласно утверждено тотальное очернение Церкви, духовенства и православных верующих вообще. Достаточно вспомнить демократическую прессу тех лет: поток клеветы не ослабевал, подчас материалы приобретали гротескные и даже почти сюрреалистические формы.

Пальму первенства в этом сомнительном соревновании можно вручить одиозному журналисту Сергею Бычкову из газеты «Московский комсомолец» (https://moral-law.ru/files/bychk3.pdf). В ход шли откровенная клевета, намеренная дискредитация и бездоказательная ложь. Достаточно взглянуть на заголовки…

И разве стоит удивляться, что в ноябре 1997 года по телевидению показали богохульный фильм «Последнее искушение Христа». Трансляция состоялась, несмотря на многочисленные митинги, просьбы и увещевания Патриарха.

Кафедры атеизма советских вузов сменились канализационными рупорами либеральных газет. Поменялась форма, содержание осталось прежним. Вот такое «церковное возрождение»!

Игра в одни ворота

Еще один интересный феномен этих соцопросов — то, что они касаются только православных христиан, и больше никого. Идет целенаправленный допрос с пристрастием в отношении одной-единственной религиозной группы. При этом все остальные — атеисты, неверующие, мусульмане — ничего знать не обязаны, они свободны от знаний и вообще от чего бы то ни было! Как заявляют некоторые распутные женщины современности: «Я должна быть счастлива, а больше я никому ничего не должна».

Представим себе такую полубезумную картину. Проходит масштабное социологическое «исследование», и на улице специально обученные волонтеры караулят людей и задают вопросы о религиозной самоидентификации. И как только очередной «задержанный» говорит, что он неверующий или идейный атеист, то ему задают следующие вопросы:

— рассказать о «теории эволюции» (прямо сейчас, без «Яндекса» и «Википедии»);

— описать постулаты философии агностицизма;

— рассказать историю Союза воинствующих безбожников или хотя бы перечислить его организаторов.

Интересно, сколько опрошенных смогут правильно ответить на эти основополагающие атеистические вопросы? Будет ли хотя бы один человек? А потом по газетам и сайтам пойдет волна статеек со скандальными заголовками о глупых атеистах, и вот пристыженные безбожники прячут глаза…

Нечто подобное можно сказать и про ислам. Разве кому-нибудь придет в голову допрашивать мусульман, пойманных на улице, гонять их по основам своей религии. «Молитесь ли вы пять раз в сутки, как положено правоверным мусульманам? Знаете ли вы все пять столпов ислама? Перечислите всех жен пророка и праведных халифов, процитируйте ваш любимый аят Корана в оригинале» (мусульмане обязаны учить арабский язык, утверждают многие шейхи) — вряд ли такие вопросы будут заданы представителям самой мирной религии со стороны светских исследователей. Реакция будет молниеносной и болезненной, сразу же запишут в провокаторы или объявят Великий Джихад[1].

Но такого никогда не будет — пусть атеисты и мусульмане успокоятся, им ничего не грозит, идет старая добрая игра в одни ворота. Никто никому ничем не обязан, кроме православных, которые должны буквально всем. А всё потому, что правила игры нам устанавливает кто-то извне, и мы сами «ведемся» на эти трюки.

У Православия нет задачи закидать всех шапками, дело не в цифрах как таковых, а в том, что люди вынуждены отчитываться неизвестно перед кем об особенностях своей духовной жизни. Честно ли так поступать со стороны безымянных организаторов опроса? Рискнем даже предположить, что само согласие отвечать на подобные вопросы означает принять заведомо подчиненное положение по отношению к чужим людям, далеким от веры. Вспомним рассказ Олеси Николаевой «Исповедь вертухаю», где само название говорит за себя. Странная ситуация, когда светские социологи становятся контролерами святости и решают, действительно ли человек православный верующий или нет.

Для опровержения «правоты большинства» можно ненадолго окунуться в мир искусства. К примеру, взять тысячу обычных людей с улицы и спросить, какую музыку они слушают. Кто окажется в большинстве — «фанаты» Стравинского и Бетховена или, скажем, Егора Крида и Инстасамки.

Ну, или изящная словесность. Десять–пятнадцать лет назад, когда смартфоны были еще не так распространены, я всегда обращал внимание на бумажные книги, которые читали в общественном транспорте. Проводил, так сказать, собственное исследование. Чаще всего читали романы Марининой и Донцовой, которые попадались на глаза несколько раз в день, их можно было издалека узнать по оформлению обложек. И лишь дважды за эти годы мне попался Достоевский. На то она и массовая культура. Если исходить из логики авторов соцопросов, то получается, что Дарья Донцова в несколько тысяч раз лучше Достоевского.

Но вернемся к Церкви. Конечно, идеала как такового не существует, нет никакой благостной утопии, проблем там много. Но их решать должно само сообщество христиан, без вмешательства внешних «друзей» или общественных наблюдателей с атеистической платформой и желанием разрушить ненавистный институт. Это вопрос философский. Нужно ли пускать французов на совет в Филях или опытных западных наблюдателей на предприятия российского ОПК? Что же касается «диалога» с идеологическими противниками, то можно вспомнить ответ Высоцкого на вопрос западных журналистов об отношении к советскому руководству: «У меня есть претензии к властям своей страны, но я их не с вами буду решать и обсуждать».

И, конечно, нужно помнить, что соцопросы — это довольно гибкая вещь, особенно когда надо подогнать желаемое под готовые ответы.

Ноль и нечто большее

Обратимся к первоисточнику. В Евангелии говорится: «Входите тесными вратами, потому что широки врата и пространен путь, ведущие в погибель, и многие идут ими; потому что тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь, и немногие находят их» (Мф. 7:13­–14).

Иисус Христос четко обозначил водораздел внутри человеческого общества. Каждый из нас имеет свободу воли и делает собственный выбор, куда ему идти — к Богу или в обратном направлении. Господь настолько уважает человека и его решение, что даже разрешает (вернее попускает) не верить в Себя, а то и бороться с Собой. Но затем человек несет ответственность за последствия своего выбора.

Широкие врата, которыми входит большинство людей, — это путь греха, когда человек плывет по течению «как все». Большая часть общества так и живет, не особо задумываясь над смыслом собственного существования, в духовном плане отдавая должное разве что гороскопам и красным ниткам на запястье. В парадигме современного мира быть неверующим или атеистом намного удобнее. Человеку некомфортно признавать себя грешником или размышлять о том, что будет воздаяние по его делам, и даже сама мысль о смерти — под жестким самозапретом.

Жизнь верующего человека в современном мире — это жизнь под давлением, она чревата многими ограничениями, рисками и сложностями. Но, как говорил Иисус Христос, «иго Мое благо, и бремя Мое легко». Этот парадокс загадочен для неверующей души, здесь имеется в виду соработничество с Богом. В религии вообще много иррационального, того, что не всегда можно объяснить с точки зрения банальной бытовой логики.

Чем отличается религиозное сознание от нерелигиозного? Если убрать за скобки различия и оттенки верований и религий, можно вывести следующее: религиозный человек верит, что есть нечто выше него, что нужно жить для высшего Начала. Атеист же считает тем самым высшим существом самого себя, «человек — мерило всех вещей, которое звучит гордо».

Верить или не верить — очень серьезный выбор, без преувеличения, самый главный в жизни. Христианскому писателю Клайву Льюису принадлежат следующие слова: «Есть только два вида людей — те, кто говорит Богу: “Да будет воля Твоя”, и те, кому Бог говорит: “Да будет твоя воля”».

Если «атеист проповедует ноль», то вера — это положительная величина, и она в любом случае больше, чем ничто. «Не бойся, малое стадо! ибо Отец ваш благоволил дать вам Царство» (Лк. 12:32).

Александр Колчин родился в 1980 году в Йошкар-Оле. В 2003 году окончил Литературный институт имени А. М. Горького (семинар прозы С. Н. Есина). Работал редактором в газетах «Новые Известия», «Коммерсантъ» и др. Живет в Подмосковье. Публикации: «Православие.ру» https://pravoslavie.ru/151294.html