Ах, как вспыхивает оно, как играет огнями: самородное, чудесное детство!
Какие тут находятся слова – круглые, крупные, будто снегом пахнущие, словно не найденные, а…таинственном образом сами вставшие-попавшие в надлежащие ячейки:
Вот моя деревня:
Вот мой дом родной;
Вот качусь я в санках
По горе крутой;
Вот свернулись санки,
И я на бок — хлоп!
Кубарем качуся
Под гору, в сугроб.
И. Суриков – истинно народный: и живописал солью подлинности то, что живёт, вибрируя и разворачиваясь, в пространстве, соответствует опыту поколений…
Поэтическое время особенное, и, совершая причудливую дугу, мы слышим голос О. Седаковой, повествующий о детстве и детях:
Мы не видим лица. Мы глядим на него, как из двери
мать поглядела – и тут же спокойно уходит:
он играет. Белый луч на полу.
– Он еще поиграет,
я успею доделать, что нужно.
Время не ждет, он играет.
Белый луч равноценен ребёнку: нет! ребёнок дан движением луча, и таинственное мерцание стихотворения связано и с плотью конкретики жизни, и с тончайшими полюсами ощущений, заложенных в каждом мгновенье, но только поэту дано расшифровать эти…магические полюса.
…страшный аспект: жизнь на много процентов состоит из ужаса, но то, как Н. Коржавин повернул поэтический диск, впечатляет, хотя…лучше бы не было подобных впечатлений:
Мужчины мучили детей.
Умно. Намеренно. Умело.
Творили будничное дело,
Трудились — мучили детей.
И это каждый день опять:
Кляня, ругаясь без причины…
А детям было не понять,
Чего хотят от них мужчины.
Освенцим…
Даже произносить тяжело: не стирается в памяти проклятое, чёрное, живёт, животрепещет, и детство будто само отменено, и…
Сухая графика стихотворения Коржавина сильна, как отрицание неправды, не должной быть в мире.
Пронзительная простота Твардовского связана с обилием живых, точно даже шевелящихся деталей, сквозь которые и даётся детская тема:
В пилотке мальчик босоногий
С худым заплечным узелком
Привал устроил на дороге,
Чтоб закусить сухим пайком.
Горбушка хлеба, две картошки —
Всему суровый вес и счет.
И, как большой, с ладони крошки
С великой бережностью — в рот.
И вспоминается «Школьник» - великолепный школьник Некрасова, идущий по классической дороге к безднам знания, которыми овладел упоминаемый в строках великий архангельский мужик.
…прелесть стихов дедушки Корнея проста и величава: она залита лазурью опыта, она поддержана корневой силой великого дарования, она согрета сквозным опытом, в чём-то занимающим у Екклесиаста:
Промчатся над вами
Года за годами,
И станете вы старичками.
Теперь белобрысые вы,
Молодые,
А будете лысые вы
И седые.
И даже у маленькой Татки
Когда-нибудь будут внучатки,
И Татка наденет большие очки
И будет вязать своим внукам перчатки,
Но и – создаётся ощущение, что жить легко, ничего страшного нет, ведь постаревшая Татка будет вязать внукам перчатки.
О, это великое круговращение…
Неизбывное ощущение, что дети должны быть лучше отцов, хотя только отцы способны писать стихи…
Отцы, и…матери.
Стихи разные: трагичные, согретые солнцем радости, бодрые: ведь мальчишек радостный народ вечно будет резать коньками лёд; стихи, составляющие немалый материк в недрах космоса поэзии русской.